В 1939 г. разразилась Вторая мировая война. Деятельность международных организаций снова стала затруднительной. Но после окончания войны в 1945 г. это движение возобновилось с особой силой и в 1948 г. в Амстердаме произошло собрание разрозненных ветвей этого молодежного христианского движения (а многие «молодые люди» к тому времени стали уже вполне почтенными и взрослыми). Тогда и был создан Всемирный Совет Церквей — союз, объединяющий протестантские Церкви Западной Европы, Северной и Южной Америки, Канады, Австралии, а также тех христианских центров, которые были расположены на Дальнем Востоке, в Индии и в Африке. Русская Православная Церковь <261> получила приглашение вступить в этот Всемирный Совет Церквей. В 1948 г. обстановка в мире была неблагоприятной, началась холодная война, цели христианского движения были еще неясно сформулированы, и тогда, на совещании глав и представителей Православных Церквей, которое собралось в Москве по случаю празднования 500–летия автокефалии Русской Церкви, — было вынесено постановление, что Русская Православная Церковь, как и все Православные Церкви, не участвует в ВСЦ. Тем не менее, отдельные Церкви все–таки послали туда своих представителей — хотя бы в качестве наблюдателей. Это была греческая Элладская Церковь, Константинопольский патриархат, Александрийская, Антиохийская и Румынская Церкви. Приняла незначительное участие и Болгарская Церковь. Поэтому, хотя заявление было сделано, Церквам была предоставлена свобода изучения и нахождения методов соприкосновения с этой протестантской организацией. Постепенно выяснялось, что цели этой организации все–таки были высокие и благородные: сотрудничество, содружество во имя мира, защиты прав людей, — в то время как после Второй Мировой войны осталось множество обездоленных. Постепенно Русская Православная Церковь, изучая это движение, нашла для себя возможным принять в нем участие.
С 1957 г. начались сперва очень осторожные встречи и переговоры, а в 1959 г. произошел обмен делегациями. В ноябре–декабре 1961 г. Русская Православная Церковь послала большую делегацию на генеральную ассамблею ВСЦ. Она проходила в Дели, в новой части города — Нью–Дели — так она и вошла в историю.
Тогда Русская Православная Церковь вступила во Всемирный Совет Церквей. Сразу же наши представители получили различные места в структурных подразделениях этой организации, я, в частности был вице–президентом комитета по коммуникации — поскольку занимался издательской работой. Структура ВСЦ выглядит следующим образом. Главным ее органом является Генеральная Ассамблея, которая собирается раз в 4 года. Генеральная Ассамблея <262> выбирает президентов по конфессиям и по регионам. Поэтому в ней бывает 6 президентов. Но эти высокие должности практически не оказывают влияния на повседневную работу. Среди президентов некоторое время были и наши русские иерархи. Основную работу ведет генеральный секретарь [121], который руководит работой ВСЦ в целом. ВСЦ содержит 3 больших отдела: Вера и Церковь, Церковь и общество и Коммуникации. Ежегодно происходит собрание Центрального комитета, в который входят президенты (руководители) этих трех отделов, и дважды в год — Исполнительный комитет, который уже конкретно определяет деятельность каждого из отделов. Так продолжалось в течение 25 лет. Мы активно участвовали в работе всех секций ВСЦ, было принято очень много мудрых и высоких решений. В период холодной войны, на грани больших конфликтов, в период расовых волнений в Соединенных Штатах и межнациональных столкновений в Африке, войн во Вьетнаме и в Корее Всемирный Совет Церквей всегда выносил резолюцию высоких нравственных требований к враждующим сторонам — и добивался определенных успехов. Надо сказать, что для нашей Русской Православной Церкви вхождение в Совет Церквей было определенной гарантией ее выживания в тех условиях, когда государственная политика взяла курс на усиление атеистической пропаганды в Советском Союзе.
С начала пятидесятых годов и вплоть до 1987–89 года шла напряженная так называемая «борьба за мир». Существовала международная организация — Христианская конференция; различные религиозные организации устраивали <263> многочисленные форумы защиту мира. Помнится, к Пражской конференции мы подготовили сувенирное издание — собрание фраз из Евангелия, в которых речь идет о мире.
Эта работа продолжается и сейчас. Совсем недавно Ватикан собирал международное совещание религиозных лидеров, которое они назвали «Неделя молитвы за мир». Но никакой молитвы там не было, это было обыкновенное общественное собрание, присутствовало много студентов, которые во время речи Папы громко разговаривали и шумели, потом размахивали флажками и скандировали: «Папа! Папа! Папа Джованни, Джованни Паоло!» Хотя все это проходило в монастыре, настроение там было, как на стадионе.
На недавней конференции Большого форума взаимодействия религий и культур вынесли два постановления: осудить войну в Ираке и решить проблему Кипра, разделенного на исламскую и христианскую части. Я из зала поднял руку в президиум, вышел на трибуну и сказал: «Простите, господа, а вы забыли Косово. На Кипре исчезло пятьсот памятников древней культуры, а в Косово больше ста». Зал аплодировал, но в резолюцию наверняка ведь не включили!
На протяжении всех этих лет у нас был очень активный богословский диалог. Много конференций, богословы доклады писали, поднимали историю в разных направлениях. Результаты, конечно, были очень незначительны, однако поддерживался принцип взаимного уважения. Сейчас, когда и у нас рухнули моральные устои, и на Западе их не стало больше, — все так же как было, если не хуже, — этот межконфессиональный диалог стал очень сложным. Вплоть до того, что у нас основная масса церковного народа требует разрыва всяких отношений с западным христианством, а мы, находящиеся на ответственных постах церковной жизни, знаем, что баланс необходим, но сохранить его очень трудно, ввиду разнообразных негативных воздействий: и конъюнктуры, и рынка, и прессы, и всей той моральной деградации, в которой мы находимся.
<264> Когда мы появились на Западе, нас дергали за бороды, чтобы проверить, не привязанные ли они — это не анекдот, это факт! Помню, на пресс–конференции мы сидели рядом с англиканским епископом из Индии. У них, естественно, сохранились старые обычаи и носили они черную рясу на красной подкладке. Вдруг — вопрос из зала — ко мне: «Покажите нам свою красную подкладку» — То есть — комсомольскую. Я ответил: «К сожалению, не могу — а вот у соседа есть!»
Вспоминаю другой случай. На одном из экуменических собраний пэр Англии лорд Ранси, архиепископ Кентерберийский, — глава Англиканской епископальной Церкви, по поводу нашей делегации (а мы все были с длинными бородами, я тогда был совершенно черный) выразился: «Какой бы вышел замечательный экуменический матрас, если бы собрать все эти бороды православных». Тогда митрополит Никодим сделал очень любезное выражение лица и сказал: «Да, у нас есть различия, но представьте: если бы собрать бритые подбородки протестантов и католиков, какая бы вышла великолепная гладкая экуменическая платформа!»
В этой обстановке ряд наших епископов — в меру своего таланта — открывал Россию христианскую, православную крайне враждебно настроенному по отношению к нам западному миру. И там были страшно удивлены. Тогда на Западе заговорили о феномене Русской Православной Церкви. А Зарубежная Церковь выступила против нас. Я помню, мне за три с половиной минуты надо было опровергнуть выступление архиепископа Иоанна (Шаховского), который был против нашего вступления во Всемирный Совет Церквей. Зарубежная Церковь понимала, что если мы откроем миру свое лицо, то люди поверят нам и увидят, что Русская Церковь выжила, несмотря на совершенно бесчеловечные условия. Ни писать, ни говорить свободно мы не могли. Более тридцати лет я издавал Журнал Московской патриархии. Мы не могли упомянуть имя преподобного Серафима Саровского, не могли поместить в журнале фотографии детей в церкви и вообще писать о детях. Мы снимали нашу русскую церковную школу в Париже и помещали в журнале <265> патриархии как репортаж из Парижа — это проходило. Потом начались всевозможные выставки за границей, и часто бывало так, что говорить было нельзя, но показывать — надо. Поэтому в Издательском отделе была великолепная служба фотографии. Мы показывали на фотографии лица — и умудренные опытом, и молодые, и детские. И Запад понял, что Русская Церковь жива, что это очень серьезный партнер, у которого можно учиться. У нас, конечно, были свои сторонники за границей — о. Сергий Булгаков, о. Андрей Блум (будущий митрополит Антоний) — которые выступили в нашу защиту. Но ведь они встали на нашу сторону не сразу. Я помню митрополита Антония еще молодым круглолицым батюшкой, только приехавшим в Москву — в прошлом он был врач, участник французского сопротивления. Он только юношей пришел в Церковь. Но у нас–то была непрерывная традиция! Поэтому первые наши шаги в области экуменизма были очень важным для западного мира открытием действительной, реальной картины жизни Русской Православной Церкви.
