Ты не думай, эти стихи вовсе не мне посвящены. А то я тебя знаю, ты обо мне слишком высокого мнения. Полагаю, что они никому не посвящены, но он посылал их в редакцию, и литконсультант похвалил строку «Гнулись травы под теплым дождем». Но в ту ночь дождь был холодный. Мы провожали Сержа в армию на даче, за городом, осенью. Знаешь, такая бунинская атмосфера: «И ветер, и дождик, и мгла». Это было задолго до указа. Я, например, второй раз в жизни выпила водки в тот вечер. И, естественно, не ночевала дома. Мы всё повторяли: «Серж-сержант, Серж-сержант», а он хорохорился или, как тогда говорили, выпендривался, хотя я-то понимала: он чувствует себя неудачником, как-никак не поступил в институт. И вот как-то так случилось, что мы с ним остались наедине, в мансарде, чуть ли не на чердаке. Помню, дуло из всех щелей. По правде сказать, я просто продрогла. А он, доченька, наш-то Серж-сержант, подсел ко мне, уткнулся в плечо, и, представляешь себе, мамочка, расплакался. Да, да, расплакался, как маленький. И я поняла: ему, маменькиному сынку, страшно попасть к черту на кулички, в какую-то там казарму, в строй, куда там еще пошлют. Он и пить-то не умеет, и не застигала его в дороге гроза, и какая уж там неуклюжая робость. И вообще там, на чердаке, я поняла: мужчины — неудавшиеся женщины, их утешать надо, и тогда они твердеют, ожесточаются страстью, как сказал классик. Этого я никак не ожидала: что-то твердое, упругое, пружинистое, и больно, знаешь, больно… Ты-то теперь сама знаешь, сестричка. Это и есть секунда, когда нас застигают врасплох. Клин клином вышибают, и кончено. Вот тебе и девичья честь! Он тут же уснул, Он мне ничего не обещал, и я ему ничего не обещала. Не хочется вспоминать, как мне удалось платье простирнуть, так что никто не заметил. А тебе удалось? Мама, не слушай, не надо, это тебя не касается. То есть как не касается? А кого же это касается, если не мамы? Вот почему, доченька, ты так и не родилась, между прочим. Мама поплакала и начала действовать. Энергично действовать. У ней, оказывается, имелся знакомый врач, мастак по таким делам, вот бы никогда не подумала. С тех пор и я научилась ценить и поддерживать такие знакомства. Слишком хорошо научилась. Знаешь, вообще я способная. А такие дела лучше обделывать неофициально. На юридическом языке это называется «подпольный аборт». Какая-то аналогия с половым самиздатом. Впрочем, тут цель обратная: издание, например, ты, моя Секундочка, нелегально изымается, а не распространяется, как в самиздате. Что-то я зарапортовалась. Дети, кажется, всегда самиздат. А избавляться от них лучше негласно даже в условиях гласности. Мой тебе совет: оформляй отпуск за свой счел; если тебе удастся. Конечно, это дороже стоит, но для таких старомодных потаскушек, как я, это идеальный вариант. А Сержа-сержанта я не так давно встретила в метро. Вид у него преуспевающий. Обзавелся брюшком, лысеть начал. Благополучно отслужил, поступил в институт, чуть ли не в Плехановский (отбывших армию берут с тройками) и теперь хозяйственник. Такое впечатление, что развелся с одной женой и берет другую. Представь себе, все-таки узнал меня. И то хорошо. Разумеется, о том, как мы клин клином вышибали, ни слова. Знаешь, по всей вероятности, он действительно забыл об этом. Все-таки порядочно времени прошло. Опять же, был выпивши, да еще с непривычки. В принципе, я не особенно заинтересовала его. По моим наблюдениям, юноши, сочиняющие чувствительные стишки, быстро взрослеют и в зрелом возрасте не сентиментальны. Да и что я такое доя него? Quantity negligeable. Очень милая французская идиома. Величина, которой можно пренебречь. Меня бы и в штатном расписании так обозначали, будь наши кадровики пообразованнее. А вообще я сократичка, мечтающая о платонической любви. До сих пор, знаешь ли, Секундочка моя, тебе одной могу в этом признаться. У нас ведь с тобой платоновский диалог, а где Платон, там Сократ, а если не Сократ, так сократичка, то есть я. Quantity negligeable. Патологическая сократичка. Не то чтобы отброс общества, пока еще нет, я не бичёвка хотя бы потому, что никого не связываю. Но я сократичка, и меня вечно будут сокращать, так что мне следовало бы заблаговременно запастись цикутой. Кое-какие таблетки у меня есть, откровенно говоря. Подействуют ли они, когда это потребуется? Будем надеяться. А пока давай закурим, товарищ, по одной. Вспомню я пехоту и штрафную роту, и тебя за то, что ты дал мне закурить, (Закуривает папиросу, неумело затягивается.) Да, закурить мне давали, что было, то было, вернее, давали прикурить. Так я в первый раз и замуж вышла. Он меня курить приучал и, вообще, был образчик мужественности. Не чета Сержу-сержанту. В институте был старше меня курсом. Из рабочей семьи. Раньше сказали бы, потомственный пролетарий. Ну, на заводе он, кажется, действительно работал. Так и в институт поступил. Завод, да еще армия, хороший старт. И собой был недурен, что называется, косая сажень в плечах, блондин, но не поворачивается язык сказать «белокурый», «белобрысый», точнее. Все время повторял, что на заводе два года оттрубил. Оттрубить и отрубить, опять плохой каламбур, да если еще рубить сплеча. То be or not to be… Быть или не быть. Только Гамлета тут не хватало. И опять же, Секундочка моя, были подмосковные вечера. Кстати, который час? (Включает транзистор, слышится сигнал «Маяка».) Так точно: «Не слышны в саду даже шорохи». А пора бы мне услышать знакомый шорох шин на шоссе. Пора не пора, я иду со двора смотреть, как цветет папоротник. Папоротник, папоротник… Папа, папа, зачем ты мне позволил привести его в дом? Я же кисейная барышня, то есть киса, квартирное животное. А нас послали в колхоз, их курс тоже послали в колхоз, вот тебе и снова подмосковные вечера, и снова осенние, хотя, правда, сухие и прохладные. В тот вечер он ухитрился найти сено, которому полагалось давно быть убранным, и стал учить меня курить. Я все боялась, что сено загорится, а остального я уже не боялась. И знаешь, он даже зауважал меня за это. По его понятиям, кисейная барышня, профессорская дочка, кисейная, как есть, должна была раскиснуть, а я только чуточку смутилась, и он зауважал меня, но и вознамерился взять реванш. И ему это удалось. Разве ты, моя Секундочка, не реванш? Очередная моя Секундочка, единственная моя! Мама, ты помнишь, как он понравился тебе? Я поняла, что папу ты все-таки всегда считала книжным червем, а червь — он для души, не для чрева. А моей душе всегда так хотелось заморить червячка. Кстати, ты знаешь, какая разница между душенькой и душечкой? Душенька — Психея, ей подавай Амура, а душечка чем богата, тем и рада, она довольствуется амурами. Кисейная киса: мур, мур, мур… Так вот, скажи мне, моя Секундочка, у тебя такая же мурй? Моему пришлось бы ехать на Амур, если бы не амуры со мной. Он хотел остаться в столице, ему нужна была прописка, жилплощадь, и он действовал решительно. Все бы ничего, если бы не Нора звонила сегодня. Ах, это Нора, проныра. Настоящая Hopd для норовистого пожилого барсука. Нора с норовом! Послушай, за что, собственно, ты ее осуждаешь? Который час? (Смотрит на часы.) М-да… Разве ты сама не звонила ему, бывало, точно так же? Знала ведь, что он женат. Но ты угадала: ему по штату полагается молодая интересная жена. Он только что отличился на международном конгрессе, один его патент приобрела Швейцария, но все-таки ему идет шестой десяток. Он отлично сохранился, не теряет формы и, вообще, не теряется, но пенсионный возраст не за горами, и молодая жена — это заявление о том, что на пенсию еще не пора. Вот и звонила я ему, как теперь Нора. Почуяла поживу Еще бы! Нора моложе меня и, наверное, умеет много такого, о чем я и не подозреваю. Пожилые джентльмены ценят спецобслуживание. Впрочем, мой-то еще хоть куда, он справляется собственными силами, но все-таки спецобслуживание есть спецобслуживание. Когда он приезжал к тебе, ты ведь не думала, милочка, как чувствует себя его старая жена. Почему старая? Он, кстати, с ней еще не развелся. У них как-никак, двое детей, правда, взрослые, алиментов платить не надо. Интересно, она чувствовала себя, как я теперь, или хуже? Может быть, он у нее? Обсуждает вопрос о разводе, это и есть мое дело, которым он обещал заняться. У нее или у Норы? Юность — это возмездие, по Ибсену. Нет, юность — это нора, куда норовит спрятаться старость. Так вот моя мама вздумала спрятаться в дочкино семейное гнездышко, которого никто не собирался вить. Мамочка, ведь это был твой медовый месяц, а не мой, правда? Ты была серьезно-курьезно влюблена в своего зятя, признайся. Еще бы не курьезно! Ты строила ему куры и готовила кур. А я попала, как кур в ощип. Ты же была тогда, как говорят, сравнительно молода, мой нынешний чуточку старше, а папочка был гораздо старше тебя. Я единственный поздний ребенок в профессорской семье. Украдкой мама плакала от радости за нас. Ты, мамочка, в моем лице наверстывала свою увядшую молодость. Помнишь, ты даже прическу изменила и, на мой взгляд, стала несколько злоупотреблять макияжем. Я понимаю, это было совершенно невинно, к тому же он не обращал на это внимания. Явно не способен был оценить твоих ухищрений. Вероятно, полагал, что у профессоров так и полагается. Впрочем, у него хватило смекалки оценить свой новый статус. Конечно, профессорская квартира — это не общежитие, откуда он перебрался к нам. И в свою роль он вошел быстро. Так сказать, самородок. Тугодум-отличник. Кажется, он продолжает играть эту роль и теперь, хотя механизм чуточку буксует. Входят в моду интеллектуалы-прагматики. А он по-прежнему режет правду-матку, и не без успеха: за него деревенская литература. Печальный детектив. Что печально, то печально. Его кондовая мужественность навеки обворожила маму, у меня-то с ним начались трения уже до свадьбы. До свадьбы заживет… Который час? Время еще детское… (Достает таблетки, выдавливает несколько таблеток на стол.) Хватит? Пожалуй, добавим еще… Для верности… Ты заснешь надолго, Моцарт! Гений и злодейство… Мама, у меня твои гены, мы обе с тобой интеллигентные, а такие гены и счастье — две вещи несовместные. Так вот: наши с ним трения тренировали меня; я уже тогда была сократичка, а он получал повышенную стипендию. Науки давались ему трудно, это были даже не науки, это была учеба; он был усидчив, тяжел на подъем, а я птичка-сократичка, чик-чирик! — всё схватывала налету. Я без особого труда сдавала зачеты и экзамены, он брал их с бою. И теперь я сократичка, а он технократ. Стрекоза и муравей. Коза-стрекоза. Мне все казалось интересным: и песни бардов, и новые спектакли, и новые фильмы, и выставки; одно время он покорно таскался за мной, чтобы набраться культуры, но потом смекнул, что всей этой культуре грош цена, и опять засел за учебники. Мама преклонялась перед его почвенностью. Она вздыхала: «Вот настоящий мужик!» Ах, комплексы, комплексы! У него был свой комплекс неполноценности, у мамы свой, каждый комплекс растет, как снежный ком, и своих комплексов мы не замечаем. Мой комплекс был самый комический. Мало мне было радости от его мужичества. Знаешь, Секундочка: в постели я никак не могла оценить его мужественной тяжести, а он брал свое, брал реванш над телом интеллигентки, которой слишком легко все дается. Сдуру я поделилась с подругой своими проблемами такого рода. «Фригидная фря», — сказала мне она. Я убеждена: ты, мама, выразилась бы точно так же, если бы лучше владела сленгом. В общем, ты имела в виду то же самое, когда говорила мне: «Привереда!» К сожалению, он имел успех у всех женщин… кроме меня. Конечно, я бы дорого заплатила за то, чтобы поговорить откровенно с его нынешней женой. Но я и так дорого заплатила… А уж если говорить откровенно, с меня хватит тебя, моя Секундочка! Да и его жена разве не ты? Разве есть в мире женщина, кроме секунды, ты мой маленький секундант в моей дуэли с жизнью? Дуэль? Мы с тобой дуэт, мы спелись, ты моя дуэнья, Секунда. Мамочка, зачем ты подтирала за ним пол? Сначала он переобувался, когда приходил в профессорскую квартиру, потом перестал переобуваться, потом перестал вытирать ноги. А ты безропотно и даже с наслаждением самоотверженности подтирала его грязные следы. Я тоже его грязный след, а меня ты не вытерла, но ты так и не простила меня, ты-то осталась ему верна, ты до гробовой доски продолжала винить меня в том, что произошло, признайся. Помнишь? Года не прошло, как в один прекрасный вечер в нашу прекрасную квартиру он просто привел другую и просто сказал мне: «Вот моя жена. Мы пока поживем в этой комнате». Собственно, даже разрыва не было. Мы просто самоуплотнились, удовольствовались двумя комнатами вместо трех. А он… Он был верен себе, и ты была верна ему. Ты восхищалась его загадочным хамством и общалась на кухне с нашей новоявленной соседкой, его женой. Я тоже общалась с ней, не могла не общаться, она была моей подругой. А я была пройденным этапом в его самоутверждении. Он успел понять по твоему поведению: папа профессор все равно поддержит его, даже перестав быть его тестем. Тем более поддержит. По соображениям высшей объективности. По требованиям интеллигентской морали. Аморально продвигать своего зятя, и аморально не продвигать бывшего зятя. Вот вы с папой и продвигали таинственного самородка. Он защитил диссертацию раньше меня. Правда, ученый из него не получился, но зато он организатор производства, ученая степень в таком деле тоже не мешает по нынешним временам. Согласись, мама: я примирилась со своей участью, я никому не устраивала сцен. На этот раз даже мама ничего не знала. Я уже научилась обходиться без мамы в таких случаях. А ты, моя Секундочка, опять не родилась, хотя… хотя… хотя мне так тебя хотелось уже тогда. Не веришь? Что ж, у тебя есть все основания не верить мне. Тем не менее — это правда. Правда хорошо, а счастье лучше, правда? (Смотрит на часы.) Как быстро ты проходишь, Секундочка! Но, в конце концов, ты-то остаешься, всегда остается хоть секунда, и то хорошо, дорогой мой секундант. Сколько раз я избавлялась от тебя, но ты всегда при мне, к несчастью. Ты к несчастью, моя Секунда, несчастье мое… Почему я не сказала ему о тебе? Не знаю… Не сказала, и всё. Ему ведь было не до нас с тобой. А так я все-таки отомстила: отняла тебя у него… и у себя. Он же тебя не достоин, пойми, доченька! А я достойна? Нет, я не стбю даже секунды. Наконец, мы разменяли нашу квартиру и оказались втроем в двухкомнатной. Я чувствовала себя виноватой перед родителями и решила взяться за ум, сократичка несчастная. Меня обуяло рвение к учебе. Именно к учебе, а не к науке, сказывалось его влияние. Я вознамерилась показать ему, что я не хуже. Целые вечера просиживала в библиотеке. Конечно, кроме химии, почитывала еще кое-что. Иначе я была бы не я. И к библиотеке я приспособилась, так сказать, нашла себя. Представляешь себе, где? В курительной комнате. Ты-то знаешь, я не ахти какая курильщица, он только в колхозе меня приучал, а потом ему было наплевать на меня. Я не столько курила в курительной, моя милая, сколько прислушивалась к тамошним разговорам. Разговоры были интересные. О том, о сём. Об экологии большей частью, но и об инопланетянах, об экстрасенсах, иногда даже о правах человека (вполголоса, конечно). Ну и о сексе тоже говорили (чуточку погромче). Постепенно я освоилась в курительной. И ко мне там привыкли, перестали стесняться. И вот я увидела, кто там властитель дум. В каждой курительной есть свой властитель дум. Там это был он, бесспорно. Из себя невзрачный. Прямо скажем, прямая противоположность моему прежнему. Говорил редко да метко, а я и уши развесила. Вот уж кто курил, так это он. Как самовар, дымил. В одном романе я читала, как привлекает юную девицу мужской запах табака. Чего другого, а это было. До сих пор стоит мне вдохнуть табачный дым, и он мне мерещится. Весь прокуренный был. Кажется, пиджачишко поношенный обсыпан пеплом, и волосы в пепле. Так у него выглядела седина. Ему было далеко за тридцать и недалеко до сорока. Молодиться он не пытался, наоборот, подчеркивал свой возраст. Маститый мастер мистерий… Как от него все-таки табаком пахло! Я и моего теперешнего полюбила за этот запах. Жаль, что он курить бросает, право! Может, уже бросил… И меня бросил… (Смотрит па часы.) Я же окурок в губной помаде.

1 ... 49 50 51 52 53 54 55 56 57 ... 60

На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Будущий год - Владимир Микушевич бесплатно.

Похожие на Будущий год - Владимир Микушевич книги

Французское завещание - Андрей Макин - Современная проза
Купите книгу — она смешная - Олег Сенцов - Современная проза
Почему ты меня не хочешь? - Индия Найт - Современная проза
Повести: Открытый урок, Рог изобилия - Валерий Алексеев - Современная проза
Навстречу мечте - Люси Кларк - Современная проза
После третьего звонка - Ирина Лобановская - Современная проза
Мы встретились в Раю… - Евгений Козловский - Современная проза
Лист Мёбиуса - Энн Ветемаа - Современная проза
И был вечер, и было утро. Капля за каплей. Летят мои кони - Борис Васильев - Современная проза
Вы просили нескромной судьбы? или Русский фатум - Светлана Борминская - Современная проза

Оставить комментарий