Поход тем не менее оказался успешным. В сражении при Эрестферской мызе был разбит шведский генерал Шлиппенбах. Был взят Юрьев (Тарту)[408]. Казаки получили большую добычу. Шереметев, командовавший походом, очень внимательно следил, чтобы казаки остались довольны и «охочи»[409]. Но далеко не все командиры российской армии придерживались такой политики. Снова начались ссоры и раздоры с русскими офицерами. Полковники жаловались Мазепе на оскорбления, несправедливости. К тому же за время похода они понесли убытки в хозяйстве, которое некому было в их отсутствие вести. Многие казаки были побиты и потоплены, когда получали в псковских селах сено, и виновные не были наказаны. Перед возвращением в Украину у них отобрали пушки, не объяснив никак причину этого. Особенно остро казаки реагировали на то, что у них отбирали добычу. Испокон веков война служила средством обогащения для реестровых, и теперь они были очень недовольны службой на фронтах Северной войны, а значит, недовольны гетманом. Мазепа так и писал Петру: «Эти возвратившиеся войсковые люди поднимают на ропот остававшихся в Малороссии, все в один говор ропщут на меня, будто я за их права и вольности не стою…»[410]
Заканчивался только второй год войны, а массовые выступления казаков приобретали весьма угрожающий характер. Войска были оставлены зимовать в Лифляндии. Только Гадячский полк с Михаилом Буруховичем и Лубенский с Дмитрием Ецховетом были отпущены домой. Компанейцы и сердюки, как самые боеспособные, остались в Печорской крепости[411].
В январе 1702 года последние полки Апостола вернулись в Украину, но многие рядовые казаки, не дождавшись этого, бежали и примкнули к шведам. Размах этого доселе невиданного явления был таков, что Петр издал специальную «увещевательную» грамоту, в которой убеждал беглецов вернуться, обещая милость и щедрое жалованье. Если же они не послушаются и не отстанут от шведов, царь угрожал смертной казнью и проклятием[412].
Мир с Турцией и тяжелые, не приносившие прибыли, в отличие от Азовских походов, кампании Северной войны — все это привело к новому обострению отношений Мазепы с Запорожьем. Еще в 1701 году, направляясь в поход под Псков, запорожцы шли так медленно и лениво, что по дороге ограбили жителей Украины и России вплоть до Смоленска, так и не добравшись до фронта боевых действий. Летом того же года группа запорожцев напала на греческих купцов, направлявшихся из Царьграда в Батурин. Султан потребовал от Мазепы, чтобы немедленно были возвращены товары. Для Москвы это было крайне неприятно — не хватало добавить к шведской еще и турецкую войну. Петр направил к кошевому атаману Петру Сорочинскому толмача Посольского приказа для расследования обстоятельств этого происшествия[413].
Головин написал Мазепе, прося его совета, что делать с запорожцами. Иван Степанович прямых ответов давать не хотел. «Имеешь, ваша вельможность, высокий разум… так можешь свободно без моего совета то рассудить, какого запорожцы наказания годны», — отвечал он адмиралу. И значительно более искренне добавлял: «Я бы им давно притер носы и унял их от сумасбродного своевольства… если б не боялся привести их в последнее отчаяние и отогнать от милости монаршеской»[414]. Головин сердился, что гетман отделывался комплиментами, но тот упорно не хотел брать на себя ответственность за решение, «чтоб не подать на себя большого подозрения, будто я действую из приватной моей к запорожцам какой-нибудь злости…». Как мы знаем, личный повод к нелюбви к запорожцам у Мазепы действительно был.
В Москве решили действовать самостоятельно и в начале 1702 года задержали запорожских посланцев во главе с Герасимом Крысой, которые приехали получать ежегодное жалованье. В Запорожье направили указ вернуть награбленное добро, иначе задержанных казнят, а выплата жалованья из казны будет прекращена. В ответ начался бунт, запорожцы обратились за помощью к хану. Многие стали переходить на сторону шведов. Те, которые летом были направлены на фронты Северной войны, по указу Б. П. Шереметева были срочно отосланы в Ладогу на строительство канала[415].
К Мазепе приехал Курбатов для обсуждения дальнейших действий. Гетман советовал срочно прислать подкрепление в строящуюся вблизи Запорожья крепость Каменный Затон — на случай соединения с ханом, но считал невозможным разорить Сечь. Во-первых, чтобы достать запорожцев, придется на них идти большими силами — белгородских отрядов для этого не хватит. Во-вторых, запорожцы получат помощь от хана. А в-третьих, они могут выйти из Сечи и удалиться на низовье Днепра или к Черному морю, откуда будут совершать еще худшие разорения с благословения турок[416].
В Запорожье тем временем новым кошевым атаманом избрали Костю Гордеенко, обвинив предыдущего, Сорочинского, в том, что тот неразумно вовлек их в дело с купцами. В ноябре 1702 года Апраксин уведомлял Петра, что, по сведениям белгородского воеводы, хан с запорожцами идет в Украину[417].
Внешние события, однако, не благоприятствовали замыслу запорожцев. В Турции великий визирь Алишан Гусейн, стремившийся разорвать мир с Россией, был задушен, а на его место взошел Мегемет-паша. Новый визирь придерживался гораздо более сдержанной политики. Он сразу же приложил все усилия, чтобы утвердить мирный договор с европейскими державами и прислал в Москву тайное послание, в котором заверил, что всеми средствами (имелись в виду деньги и «хитрости») усмирит татар[418].
В свою очередь, для восстановления мирных отношений с силистрийским пашой весной 1703 года Мазепа компенсировал ему понесенные убытки из жалованья запорожцев, добавив еще и собственные средства[419]. Тогда же, в марте, в Запорожье был направлен стольник Ф. И. Протасьев для приведения запорожцев к присяге на верность царю. Присягать, однако, сечевики наотрез отказались, заявив, что и прежде целовали царю крест, а с тех пор ему не изменяли. С ханом вели переговоры исключительно для того, чтобы узнать, о чем он договаривается с Москвой и гетманом, так как их не ставят об этом в известность. И вообще, как условие для любой присяги выдвигали разрушение Каменного Затона. Мазепа был взбешен и писал Головину: «Вижу, дондеже того проклятого пса, кошевого Кости Гордеенка, не станет, по тех мест не надеяться к твердой и всецелой от запорожцев верности. Не знаю, какой другой изобрести способ, дабы не токмо того безбожного тот уряд, но и дни его прекратите»[420].
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
