Анна Сергеевна остановилась у парты Клавы Киселевой, показывая сделанные ею ошибки, а Тоня Зайцева тем временем уже уткнулась головой в парту и залилась слезами, еще больше размазывая кляксы в своей тетрадке.
— Возьми себя в руки, девочка, — участливо, но в то же время и строго сказала Анна Сергеевна. — Слезами дело не поправишь.
Катя тоже обернулась к Тоне:
— Не надо, Тоня, не плачь! Мы тебе поможем. Слышишь?
Клава Киселева не плакала. Она только вся покраснела и молча уставилась в тетрадку.
Анна Сергеевна вернулась наконец к своему столу.
— Ну вот, девочки, — сказала она. — Вы теперь видите, какие у вас ошибки, и поймете, на что вам нужно обратить особое внимание. Это не так уж трудно. Вот посмотрите на Аню Лебедеву. Еще совсем недавно она писала на тройки. Случалось, что и на двойки. А сегодня? Сегодня у нее четверка.
Катя и Аня радостно переглянулись. Уже второй раз сегодня Анна Сергеевна называет Анину фамилию. Молодчина Аня, не подвела! Если так пойдет дело, то скоро Аня начнет получать пятерки. Вот будет рада Людмила Федоровна, когда узнает! И дома у Ани, наверно, все будут хвалить ее и Катю.
Но радость обеих девочек продолжалась недолго. Неожиданно подняла руку Клава Киселева.
— Что же в этом удивительного, — сказала она, встав с места, — если Лебедева написала на четыре? Ей же диктовала Снегирева. Если бы мне диктовала Зайцева, а я — Зайцевой, то у нас обеих были бы пятерки.
Кто-то засмеялся, а Катя от неожиданности так и замерла. Ей вспомнилось, как в начале учебного года Клава точно так же заявила: «За нее рисовала мама…»
Аня густо покраснела и, подняв руку, вся потянулась вверх.
— Я писала сама! — с возмущением сказала она. — Я так просила Катю повторить слово «подъезжали», так смотрела на нее, а она даже отворачивалась!
В классе засмеялись. А Клава Киселева торжествующе поглядывала на простодушную и чуть не до слез взволнованную Аню.
— Ага! — подхватила она злорадно. — Значит, просила повторить?
Но Анна Сергеевна прервала их спор:
— Довольно об этом. Садитесь, девочки. Я знаю, что Снегирева всегда рада помочь подруге, но контрольную писать за нее ни в коем случае не станет. А ты, Киселева, прежде чем бросать такие обвинения, в другой раз хорошенько подумай. Стыдно!
Анна Сергеевна помолчала.
— А сейчас давайте работать. Откройте «Родную речь».
Девочки положили тетрадки к себе в парты и достали оттуда книжки.
И работа в классе скоро опять пошла полным ходом.
В этот же день Клава получила еще одну двойку — по истории.
Возвращаясь к себе на место и проходя мимо Кати, она тихонько бросила через плечо:
— Что, небось рада?
Катя с удивлением посмотрела ей вслед. Чему же тут радоваться? Она была очень огорчена и еще больше озабочена.
Как только началась большая перемена, Катя побежала к вожатой Оле. Она хотела посоветоваться, что же теперь делать с Клавой и Тоней.
Ане, конечно, захотелось идти вместе с Катей.
— Скажи, Аня, — спросила Катя, шагая с подругой по коридору, — ты правда занималась в тот день, когда болела?
— Правда, — тихо ответила Аня.
— Одна?
— Нет, не совсем… — И Аня как-то неловко усмехнулась. — Моя мама позвонила тете Лизе — она доктор — и сказала, что у меня немножко… голова болит и что я даже пропустила контрольную по русскому письменному. Нy, тетя пришла, выстукала меня, посмотрела мне горло и говорит: «Я сейчас тебе хорошее лекарство пропишу. Принеси чернильницу и бумагу». Я принесла. Думаю, сейчас будет лекарство выписывать, а тетя говорит: «Давай учебник». А я и тут не догадалась. Даю ей арифметику. Думаю, она книжку просит, чтоб под листок подложить — глаже писать, знаешь? А она говорит: «Нет, не этот учебник. Давай грамматику, «Родную речь». Что у нас там еще есть?» Ну, я все принесла — и «Русский язык», и ту тетрадку, где у нас все правила записаны. А тетя говорит: «Ну, теперь садись за стол». И знаешь, Катя? Заставила меня все правила повторить, а потом целых два часа диктовала.
— Хорошее лекарство, — сказала Катя смеясь. — Горькое или сладкое?
— Соленое, — ответила Аня и поморщилась. — Знаешь, я даже поплакала немножко…
— Ну, тогда понятно — слезы ведь соленые, — сказала Катя.
Девочки поднялись на третий этаж, где помещался восьмой «Г». Олю они нашли скоро.
Она медленно прогуливалась по коридору под руку со своей подругой и одноклассницей, Женей Березовской, черненькой, смуглой девочкой. Они заглядывали вдвоем в один учебник, Оля что-то повторяла вполголоса, а Женя ее слушала.
Катя не решалась подойти к старшеклассницам, боясь им помешать. К тому же Березовская была председателем совета дружины, и Катя чувствовала к ней особенное уважение. На рукаве у Березовской алели целых три нашивки.
Оля сама заметила Катю и Аню:
— Вы что — ко мне?
— Олечка, — начала Катя, — сегодня у нас две двойки… то есть три! То есть не у нас, а две у Киселевой и одна у Зайцевой.
— Да, многовато, — покачала головой Оля и посмотрела на свою молчаливую и серьезную подругу. — Что ж, придется вызвать их на совет отряда. Как ты думаешь, Женя?
— Да, конечно, — подтвердила Женя. — Они у вас пионерки?
— Нет еще, — ответила Оля. — А разве непионерок нельзя вызывать на совет?
— Почему нельзя? Можно, — сказала Женя. — А много у вас девочек не в отряде?
— Всего две, — ответила Оля. — Как раз эти самые — Киселева и Зайцева.
— Ну так скорее готовьте их в пионеры, — сказала Женя. — Ведь во всех отрядах скоро будет прием. А на сборе дружины они дадут торжественное обещание.
— А когда будет сбор дружины? — спросила с беспокойством Катя. — Очень скоро?
— Да, теперь уж скоро — в конце декабря.
— Ой, Олечка, — сказала Катя, — что же нам делать? Клава и Тоня не успеют исправить свои двойки.
— Ну вот что, — решительно сказала Оля, — если они хотят, чтобы их приняли в пионеры, пусть подтянутся. Я спрошу у Анны Сергеевны, удобно ли ей, чтобы мы назначили совет на сегодня. А ты, Катя, скажи Тоне и Клаве, чтобы они обязательно пришли… Подожди меня, Женя, я сейчас вернусь.
Анну Сергеевну Оля застала уже у самых дверей класса.
— Нет, Оля, сегодня я очень занята, — сказала учительница, — и прийти к вам на совет не смогу никак. Впрочем, не стоит из-за этого откладывать. Вы прекрасно справитесь и без меня.
— Хорошо, Анна Сергеевна, постараемся, — сказала Оля. — Значит, обеих вызвать — и Киселеву и Зайцеву?
— Пока вызовите Киселеву. С Зайцевой надо будет поговорить особо. К ней нужно пойти на дом и посмотреть, как она учит уроки. Зайцева — не лентяйка. Я у нее уже была и убедилась в этом. Ей просто нужно помочь. Она хочет учиться, но не может, не умеет.
— А Киселева?
— Киселева — наоборот. Может учиться, но не хочет.
В тот же вечер в пионерской комнате собрался совет отряда.
Совет отряда
По одну сторону длинного стола разместились члены совета: Катя, Стелла, Зоя Алиева, Нина Зеленова и вожатая Оля. По другую сторону уселись приглашенные на совет звеньевые — Настя Егорова, Лена Ипполитова и Валя Ёлкина.
Клава Киселева, сердито поглядывая на девочек, села поодаль, на свободный стул у стены.
— Клава, подойди к столу, — сказала ей Оля серьезно.
Клава нехотя поднялась и подошла поближе.
В комнате стало как-то по-деловому тихо.
— Слушай, Клава, — начала Катя. — Так нельзя учиться, как ты учишься.
Клава исподлобья, хмуро посмотрела на Катю.
— А вам какое дело? — сказала она. — Как хочу, так и учусь.
Тут заговорили все вместе:
— Как это — «какое дело»? А такое дело, что из-за твоих двоек…
Оля постучала карандашом по столу:
— Тише! Не все сразу. Говори ты, Катя.
— Послушай, Клава, — начала опять Катя, — ты ведь хочешь, чтобы тебя приняли в пионеры?
Клава искоса посмотрела на Катю.
— Все равно не примут, — ответила она хмуро. — Я учусь плохо…
— А разве ты не хочешь учиться лучше? — спросила Стелла.
— Хочу, — как-то нерешительно сказала Клава, — а вот почему-то не получается.
Девочки насторожились:
— Почему же не получается?
Клава пожала плечами:
— А кто его знает…
Оля посмотрела на Катю. Она почувствовала, что если сейчас начать упрекать Клаву, стыдить ее и ругать, то никакого толку от разговора не будет. Надо было придумать более осторожный подход к этой упрямой и грубоватой девочке.
— Скажи, Клава, — начала Оля, — как ты дома распределяешь свое время? Какой у тебя режим дня?
Клава молчала.
— Ну, когда ты ложишься спать? — спросила Зоя Алиева, блестя своими черными глазами.
— Спать? В двенадцать или в час.
