Ее глаза остекленели от желания.
— В Дале, когда я тебя видела, то всегда гадала, прячется ли страсть за твоей внешностью ледяного принца. По слухам, никакой женщине не было дано растопить этот лед, но я знала, что они ошибаются.
Женщины в Дале говорили о нем?!
Но какое значение это имело теперь? Он снова попытался ее поцеловать, и на этот раз она ответила ему поцелуем — полным и глубоким. Они гладили друг друга, затем она приподнялась и опустилась, заполнив себя им.
Они предавались любви, закопавшись в подушках, неторопливо и долго.
Потом они тихо лежали рядом, и их дыхание постепенно успокаивалось.
Некоторое время спустя Халь приподнялась на локте. Он улыбнулся ей, и она провела кончиком пальца по его губам. Потом потянулась за халатом.
Он попытался остановить ее:
— Куда ты?
— Дела Цитадели.
Его сонное блаженство угасло. В Книгах Двенадцати Цитаделей, которые он читал, любовь описывалась, как прекрасное вино, которое смакуют долго-долго. Поэты пришли бы в ужас при мысли, что Директор могла покинуть своего акаси в первую брачную ночь. Разумеется, все это были фольклорные истории, но тем не менее ему не верилось, что поведение Халь не нарушает обычаев. Он притянул ее к себе.
— Но ведь не настолько они важны, чтобы ты разбиралась с ними именно теперь.
Сначала она словно окостенела в его объятиях. Но через секунду-другую расслабилась.
— Пожалуй.
— Халь, что-нибудь не так?
Некоторое время она молчала, а потом ответила:
— Ты изумительный любовник. Но… — она прикоснулась к золотому щитку у него на запястье. — Как правило, акаси в первую брачную ночь не обладают твоим… умением.
О, Господи! Она расстроилась потому, что он не был девственником!
— Но ты же знала, что я не коубеец.
Ее лицо потемнело от разочарования.
— Да, но твое поведение в Дале было безупречным.
Джеремия почувствовал искушение сказать ей то, что она хотела услышать. Однако скрыть правду значило бы безмолвно признать свою вину. Да, он вел жизнь аскета, но та единственная женщина, которая его любила, значила для него слишком много, и он не хотел унизить ложью свое прошлое.
— В Дале я был гостем, — сказал он, — и уважал обычаи хозяев. Но моя жизнь подчинялась иной культуре. Я этого не стыжусь.
— В этой твоей культуре… ты был… — она говорила с трудом. — Ты… распоряжался собой?
Он вспомнил о том, сколько раз он со своим приятелем Уэйлендом, программистом, сетовали на скудость любви в их жизни. И сказал сухо:
— Нет. Вовсе нет.
— Ты так искусен в любви! — Ее улыбка стала чуть-чуть шаловливой. — Наверное, это природный талант.
Или одиночество, подумал он. Однако уловил вопрос, крывшийся в ее комплименте. И точно — она не удержалась.
— Тебя на Земле ждет женщина? — Она вся напряглась.
— Нет.
Столько времени прошло, но воспоминания все равно отзывались болью. Миранда порвала с ним за много месяцев до того, как он отправился на Коубей. У нее не было ни малейшего желания жить с ним во всяких экзотических местах, куда его влекло, к тому же он не вписывался в круг влиятельных людей, среди которых она желала вращаться. Больше всего его язвила мысль, что, по ее мнению, он не был достаточно хорош для их общества! Что бы она подумала теперь, узнав о его женитьбе на одной из самых влиятельных женщин другой планеты?
Халь снова вглядывалась в его лицо.
— Эта женщина, которая украла твое целомудрие, она разбила тебе сердце?
Он пожалел, что не смог скрыть своих чувств.
— Что-то вроде.
— Ну так заключим договор, — сказала она мягко.
— Договор?
— Я попытаюсь смириться с твоим прошлым.
— А взамен?
— Ты попытаешься смириться с тем, что ты мой калани.
— Не могу, — он тяжело вздохнул.
— Попытайся, Джеремия. Я ведь желаю тебе счастья.
— Попробую, — сказал он.
Он не мог оставить попытки вернуться домой. Но пока он здесь, надо как-то приспосабливаться. Все-таки лучше, чем весь день пялиться в окно и морить себя голодом.
Эту ночь он провел среди шелковых подушек в объятиях своей жены — планетарного лидера, похитительницы и загадки.
* * *
Общая зала в Калании была просторной и светлой — солнечные лучи лились в нее через многочисленные стрельчатые окна. Мебель и пол были из древесины снежной ели. Цвет стен от густо-золотого внизу плавно переходил во все более светлые тона и обретал белоснежную белизну у потолка, синего, как небо над Коубей, гораздо более синего, чем земное.
Несколько человек за столом занимались Игрой. Кев провел Джеремию мимо них в альков. Там не было скамей, но пушистый ковер с успехом заменял самый удобный диван. Когда Джеремия сел среди разбросанных подушек, его ступни утонули в ворсе.
Кев расположился напротив и снял с пояса сумку с костями.
— Начнем с простейшей партии.
— Хорошо.
Джеремия не слишком понимал Кева. Казалось, тому не нравилось общество новичка, тем не менее он предложил познакомить Джеремию с остальными калани. А теперь усадил его за Игру.
«Ну что же, — подумал Джеремия, — сыграем».
Пока он не разобрался в подводных течениях этой Калании, разумнее всего было прислушиваться к Кеву.
Он отвязал собственную сумку и высыпал многоцветный набор шариков, кубов, брусочков, конусов, пластинок, многогранников, дисков и всяких других «фигур». Старинные фишки были либо стеклянными, либо деревянными, раскрашенными. Однако кости Калании, которыми снабдила его Халь, были только из благородных металлов и драгоценных камней — полный набор, а сверх того новые очень необычные формы, каких он никогда не видел Снаружи. Однако старые кости он сохранил. Он научился дорожить ими.
— На что играем? — спросил гость. Насколько он мог судить, денег здесь не было.
— Мы не играем на что-то, — холодно ответил Кев. — Это уловка, изобретенная снаружниками, чтобы подогревать интерес к Игре.
В альков вошел мальчик лет четырнадцати и сел на ковер рядом с Кевом.
Он спросил Джеремию с изящными интонациями вьясского высокорожденного:
— Почему ты хочешь что-то поставить?
Кев обернулся к нему:
— Неприлично вмешиваться в процесс обучения, Хевтар. — А когда мальчик смутился, став похожим на норовистого жеребенка, Кев улыбнулся. — Не желаешь ли присоединиться?
— Был бы рад, — смущение мальчика мгновенно исчезло.
— Мой сын, — Кев посмотрел на Джеремию.
Джеремия кивнул мальчику. Хевтар походил на отца темными волосами и правильными чертами лица, но глаза у него были серыми, а не черными. Видимо, он унаследовал и талант Кева к Игре. Джеремия никак не предполагал, что отец и сын могут оказаться вместе в одной Калании.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
