– В другой момент я бы с тобой поговорил! – сквозь зубы процедил в сторону Профессора Кирилл, чьи бедра были слегка прикрыты лишь полотенцем.
– Такого развлечения я уже бог знает сколько не получал! – вдруг расхохотался Профессор. Держась за пылающую от Марининого рукоприкладства щеку, он, напевая, удалился в свой номер и провел там остаток ночи в прекрасном настроении.
«Надо будет жене рассказать», – решил он, завтракая на своем привычном месте в малой столовой в полном одиночестве.
Столовая была хороша еще и тем, что из комнаты вела большая дверь на огромную террасу. Утром, когда было еще не жарко, завтракать можно было на воздухе. Днем и вечером удобнее было прятаться в тени, там работал кондиционер. Сегодня Профессор с удовольствием завтракал на террасе. Творожники, масло и жареная камбала были приготовлены по его вкусу. Как оказалось, повар страдал кожным заболеванием. Поэтому завтрак Профессора всегда был приготовлен как подобает.
Море сияло привычной голубой лазурью, пальмы шелестели на легком утреннем бризе. Профессор рассеянно смотрел вниз и вдруг от неожиданного видения поперхнулся костью. По лестнице вниз со спортивной сумкой в руке спокойно, уверенно сходила Медуза. Следом за ней с чемоданом, стараясь держать прямо спину, шел Кирилл.
«Неужели у нее так много вещей? – улыбнулся Профессор. – Нет, чемодан у Кирилла явно семейный. Жена выставила его за дверь. Это зря…»
Не один он наблюдал в этот час за Кириллом. Затаив дыхание и держась за живот, плохо видящими от слез глазами из окна своего номера смотрела Марина.
«И ради чего я терпела столько лет всю эту муку? – с отчаянием думала она. – Для того чтобы, как только я крикнула «Уходи!», он с радостью стал собирать свои вещи?»
Три девчонки наблюдали за исходом из холла. Новости распространяются быстро, а уж такой скандал незамеченным остаться не мог.
– Сволочь она, я всегда говорила! – заметила старшая.
– Ну, подумай, у нее совсем, наверное, нет личной жизни, а тут такой шанс! – возразила молоденькая.
– Все мужики —…! – подвела итог средняя, и девчонки пошли на пляж. Но настроение у всех было плохое. В голову лезли мысли об осени, о делах, об отсутствии нужных вещей, о покупках, работе, холодной и шумной Москве.
6
И Москва наступила. Она ворвалась своим шумом одновременно с заглушенными двигателями самолета, и отпуск в ту же минуту стал казаться далеким и нереальным прошлым. Сарафаны и босоножки полетели на полки шкафов до другого лета, нужно было отдавать долги, зарабатывать деньги, работать, учиться, в общем, вернулась привычная жизнь.
Марина разменяла квартиру и купила кота. Она ждала Кирилла примерно полгода. Но он исчез. Жить с человеком вместе почти двадцать лет, а потом порвать в одночасье оказалось, на удивление, не так уж трудно.
«Значит, к лучшему. Так оказалось надо…»
Вместе с мыслями о Кирилле потихоньку исчезали из квартиры его вещи. Он заходил, когда Марины не было дома. Марина просто отмечала эти тайные появления, но не стремилась его увидеть, как не стремилась вернуть. Дочурка жила вместе с Вовой, и когда оказалось, что она одновременно родила, оформила в институте академический отпуск и вышла замуж, Марина почувствовала острую необходимость совершить размен и пожить в одиночестве. Киста все так же мучила ее. Но теперь было легче. Ей не нужно было ни перед кем притворяться. В дни, когда было особенно плохо, она приходила с работы, сыпала коту в миску корм и плюхалась прямо в постель. Кот съедал консервы, выпивал молоко и залезал греться к Марине под одеяло. Себе она не готовила еду, не красила волосы и перестала покупать косметику. Она была занята собой. Только собой и работой. Работа и болезнь отнимали все ее время. И невозможно было расстаться ни с болезнью, ни с работой. Доктора все молчали.
Кирилл первое время жил с Ингой. Вместе с ними в небольшой двухкомнатной квартире жили ее родители. Они боготворили единственную дочь. Как полубога они приняли и Кирилла. Но, несмотря на всю чуткость, интеллигентность, заботу Ингиных родителей, через несколько месяцев Кирилл как-то незаметно обнаружил, что он в этом маленьком доме отчетливо лишний. Кирилл был неглуп. Он стал наблюдать и многое понял. Жизнь в доме, как и во всей вселенной, в глазах родителей и самой Инги была подчинена только ей. Инга соблюдала режим – в десять весь дом погружался во тьму. Инга предпочитала вегетарианскую еду – запрет был наложен на мясо, колбасу и все остальное, что так любил Кирилл. Все в доме жило, говорило и думало глазами, мыслями и устами Инги.
– Она ведь не совсем здорова, она должна заботиться о себе, – внушала Кириллу ее интеллигентная мать.
– Конечно, пока мы, родители, живы, мы никогда не оставим ее в беде, но потом ей нужен человек, который заменил бы нас, поэтому мы так любим тебя, Кирилл, – вторил отец.
Родители, без сомнения, были правы, но временами Кириллу становилось жутко. Он не скучал по Марине. Вспоминать о ее болезни и своем предательстве было невыносимо. Он скучал по тому дому, в котором с ней жил и где был хозяином. Скучал по дочурке. Он знал о событиях в ее жизни и иногда ей звонил.
Однажды Инга пришла домой более лучезарная, чем обычно.
– Поздравь меня! – сказала она после длительного шептания на кухне с родителями и очаровательно улыбнулась. – Я наконец получила долгожданный грант на свою работу.
– Поздравляю! – сказал Кирилл. – Очень рад за тебя. Это значит, что ты, как ученый, прославишь свою Родину! – попытался он пошутить.
– Это значит, мой дорогой, – еще лучезарнее улыбнулась Инга, – что через месяц я улетаю в Америку. На два года!
«А как же я?» – хотел спросить тут же Кирилл, но сам вопрос показался ему неимоверно глупым.
– Пойми, – угадала его вопрос Инга, – мне выпал замечательный шанс! Я не могу его упустить. Это вы, здоровые люди, можете прозябать отпущенное вам время. Мы, калеки, не имеем возможности разбазаривать эту роскошь!
Он ничего не ответил, но после того как проводил Ингу в аэропорт, к ее родителям не вернулся. Профессор как-то случайно встретил его на улице. Кирилл сделал вид, что его не узнал, но потом, когда Профессор, которому любопытно было, чем все кончилось, затащил его выпить, растаял, обмяк и при прощании дал телефон и адрес квартиры, которую в то время он снимал где-то на Соколе.
Шло время. Марина опять угодила в больницу. Ее увезли прямо с работы. Боли были невыносимые.
– Не могу больше, режьте! На все готова!
Доктор был уже третий. Молодой, с юмором. Но ничего нового не сказал.
– Когда лопнет, разрежем! – пообещал он. – А пока капельницу прокапаем, потерпите!
Капельница принесла облегчение. Марина заснула. А когда проснулась, возле постели увидела Сергея, охранника из своей фирмы, толстого мужика из бывших военных, с багровым лицом, одышкой, гипертонией. Он выгружал на тумбочку апельсины, яблоки, баночку кофе и большой букет хризантем. Действовал он по-хозяйски умело, уверенно и ничуть не стесняясь. Невольно Марине пришло на ум, как воровато, будто его застали за чем-то непристойным, совал Марине сумку с едой во время своих визитов в больницу Кирилл. Виновато целовал ее в щеку и быстренько уходил. Марина с удивлением рассматривала Сергея.
– Что, начальство послало?
– Угу, – хмыкнул бывший военный. – А у меня сюда дорожка проторена. Жена тоже здесь, бывало, лежала.
– А теперь она где?
– Нет ее, Марина Павловна. Умерла.
– Здесь? – ахнула от ужаса Марина.
– Да бог с вами, четыре года прошло. Лейкоз у нее нашли.
Марина затаенно вздохнула. Она постаралась, чтобы этот вздох облегчения не очень был заметен из-под одеяла. Но Сергей внимательно посмотрел на нее.
– Болезни, как наши дети, Марина. Они всегда с нами. – Охранник смотрел куда-то в окно. – Мы любим их, привыкаем к ним, живем с ними вместе и от них умираем. Перед болезнями все равны. В болезни нет правых и виноватых. Вот у меня был инфаркт в прошлом году и гипертония. А когда-то я был здоровым парнем, перворазрядником по многоборью. Но наступила другая жизнь, и пришли болезни. Сердце болит. А не сердце, так голова. Без таблеток из дому не выхожу. Ну и что, ты думаешь, я сломался? Ничуть! Будь, что будет! Сколько ни проживу, все мое! На даче работаю! Поправляйся, Марина! Все наши тебе шлют большой привет!
Он ушел, а Марина долго еще думала над его словами. Как неудобно вышло, почему она не знала о том, что случилось с его женой? Он ведь работал у них немало. Все, наверное, знали.
Вечером появилась дочурка. Она теперь всюду носилась со своим ненаглядным голубоглазым и крутолобым Виталиком. Тот так привык быть всегда в ее кенгуриной сумке, будто в ней и родился. Говорила дочурка теперь только о молочных смесях, прививках, лекарствах и тому подобных вещах. Марина не могла ее узнать. Она прибавила в талии двадцать сантиметров и остригла свои прекрасные русалочьи волосы, потому что после родов они лезли пучками. О другой, красивой и непохожей, жизни дочурка больше не заикалась.
