– У меня двое детей, – нахмурилась она. – Считайте, что сон я уже забыла, мсье!
* * *
Замок именовался Бедрон. Издали он очень напоминал фанерную декорацию из очередного фильма про благородных рыцарей – квадратный, серый и очень аккуратный. Стены, башни, ворота – все на месте, но какие-то излишне правильные, под линейку, словно замок построен только вчера. Древность носит печать Времени, здесь про эту важную деталь забыли.
Туристов сюда не привозят, в путеводителях Бедрон не упомянут. Обычная частная собственность, загородный дом при зубчатом заборе.
В маленьком отеле оказалось всего два номера – и оба свободны. Проводив взглядом желтый «ситроен», я попросил хозяина разбудить меня в полдень. Раньше в замке, если судить по поездке к Ильзе Веспер, все равно не проснутся.
Дорога оказалась под стать замку, асфальтовая и очень новая – старину тут явно не ценили. И гостей не ждали. Мост через самый настоящий ров имелся, но вот высокие ворота оказались закрыты наглухо. Слева имелась калитка, но тоже запертая. Ни звонка, ни дверного молотка, ни колокольчика.
Стучать я не стал, равно как взывать к тем, кто за воротами. Вода во рву была неподвижна и темна, словно свинец. Я без всякого успеха пытался проникнуть взглядом в черную глубину и терпеливо ждал. Наконец, калитка заскрипела. Я обернулся.
– Мы ничего не покупаем, мсье.
У Ильзы Веспер меня встретили громилы в штатском, здесь же из сумрака выступил самый настоящий лакей в ливрее и парике. Я вновь подумал об историческом фильме. Лакей, конечно, из времен иных, не рыцарских, но для Голливуда сойдет.
– Передайте графине де Безье, что ее хочет видеть американец по фамилии Корд. Джонас Корд.
Лакей безмолвно отступил во тьму, калитка вновь заскрипела. Я шагнул ближе к краю и вновь принялся смотреть вниз. Возможно, графиня – просто немолодая и очень больная женщина, которой нет дела ни до моей миссии, ни до Структуры, ни до смертных врагов своего рода. В бумагах Домье сказано, что Агнесса де Безье очень редко бывает в Париже, не появляется на приемах, репортеров избегает. Однако асфальт на подъезде к замку совсем новый, а над одной из башен я заметил решетчатую антенну. А еще Адди, барон Симон Анри Леритье де Шезель, чего-то очень боится. Три года назад еще рисковал ходить по Парижу без охраны, теперь же ездит сразу в трех одинаковых автомобилях с опущенными шторками. На приемах бывает редко, появляется там ненадолго, ничего не ест и не пьет.
– Проходите, мсье Корд!
На этот раз калитка почему-то не скрипела.
* * *
В надвратной башне царил сумрак, а за ним был ясный день. В вымощенном булыжником дворе стояли три авто и мотоцикл, причем не какой-нибудь, а военный «Gnome-Rhоne», курьерский. Рассмотреть мне его не дали, за двором оказалась еще калитка, и мы зашли в сад. Что там цвело и благоухало, я так и не понял, однако проникся. Не хуже, чем в Бронксе, где мне однажды пришлось встречаться с боливийским консулом. Я передал ему три тысячи долларов и умудрился запомнить слово «павлония». Это оказалась не женщина, а растение, похожее на лиану.
За садом спрятался двухэтажный дом в белой побелке. Вид он имел свежий, но я внезапно понял, что это и есть настоящая древность, а не современная декорация. Слишком толстые стены, слишком странные окна, больше похожие на бойницы. И воздух, который я глотнул, переступив порог. Не сырость, не ветхость, но все равно, такое не подделать. А вот герб над входом все портил – полосатый, словно дорожная разметка. Ни льва, ни единорога, ни Луны и Солнцем. Цвета, правда, приметные – белый и красный, а сверху – синий.
Франция!
– Обождите здесь, мсье.
Дверь ничем не отличалась от прочих. Коридор оказался пуст, если не считать портретов, взирающих на меня со стен. Рыцарей я, правда, не заметил, изображения годились мне, в крайнем случае, в дедушки и бабушки. Правда, в штате Монтана одевались в те годы несколько иначе.
– Заходите!
Перед дверью я чуть помедлил – за ней стояла тьма, густая, кромешная, плотная. Ильза Веспер приняла гостя в оранжерее, здесь же меня поджидал склеп. Таксистка напрасно сомневалась.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
И я шагнул во тьму.
* * *
– Что привело вас сюда, мсье Корд?
Тьма дрогнула, в самой ее глубине засветился желтый огонек. Кажется, свеча, причем настоящая, из воска. Я рискнул сделать еще шаг и уткнулся во что-то твердое.
– Кресло, – прокомментировала тьма. – Садитесь и изложите свое дело. Если сумеете уложиться в одну фразу, буду вам очень благодарна.
Загорелась вторая свеча, и я облегченно вздохнул. Все-таки не склеп! Небольшая комната с наглухо закрытыми ставнями, столик, два кресла. Одно, что поближе, для меня, во втором обнаружилась дама в светлом платье. Свечи горели неподалеку, и я сумел рассмотреть ее лицо. Немногим старше таксистки и ничуть не страшнее, но та была живая, а эта.
Я невольно вздрогнул. Она, что в маске? Таких лиц даже у покойников не бывает, разве что их как следует набелить.
– Не смущайтесь, – маска еле заметно улыбнулась. – Я больна, мсье Корд, кожа совершенно не выносит солнечного света. Мое время – ночь, но я все-таки не Кармилла из книги Шеридана и ночью предпочитаю спать. Итак?
Итак. «Светлостей» и «сиятельств» я всегда путал, поэтому решил обойтись без титулования.
– Барон Леритье де Шезель решил объявить войну Соединенным Штатам Америки.
Маска даже не дрогнула.
– Откуда вам это известно, мсье?
– От Норби.
Она задумалась, затем решительно кивнула.
– Что ж, в одну фразу вы уложились.
3
Свет под потолком вспыхнул внезапно, ярко-белый, выедающий глаза. И тут же открылась дверь.
– Пойдем!
На этот раз мешок не надевали, и он, проморгавшись, сумел увидеть белый пустой коридор, двери, утопленные в стене и такие же яркие светильники под светлыми колпаками. Сопровождающих двое, оба в летных комбинезонах, но без оружия.
– Приведешь себя в порядок. Бритва нужна?
Антек в первый миг растерялся, а затем провел ладонью по лицу. За эти недели он ни разу не брился. Щетины нет, но легкий пушок на щеках и на верхней губе почему-то заставил поморщиться.
– Нужна. Но. Я сам не умею.
– Сумеешь.
За одной из дверей оказался умывальник, а бритву вручил сопровождающий. То есть, даже не бритву, а нечто отдаленно напоминающее мыльницу.
– Там кнопка. Сильно к коже не прижимай, пятнами пойдешь.
Антек надавил на кнопку. Мыльница зажужжала.
– Одеколона нет, возьмешь крем, он на полке.
Плохо ли, хорошо, но справился. Его оглядели с головы до ног.
– Комбинезон снимай, не понадобится больше.
Антек решил не спорить, и, отдав свой маскировочный, получил взамен другой, тоже серый, но тонкий и легкий. Под конец ему вручили расческу.
– Разговаривать тихо и вежливо. Обращаться: «Ваше высочество» или «Серенита». Язык разговора – немецкий. Что неясно?
Бывший гимназист лишь дернул плечами. Язык немецкий, а «серенита» – уже латынь. Высочество определенно женского рода.
В конце коридора – еще одна дверь. Подвели, открыли и легко подтолкнули в спину.
– Если что, ты под прицелом. Иди!
* * *
Он снова увидел небо. Иллюминатор оказался таким же, как на погибшем корабле, огромный, во всю стену. А вот небо иное, не темное, а самое обыкновенное, залитое лучами майского солнца. И облака, легкие, очень похожие на птичьи перья.
Женщина в синем комбинезоне шагнула навстречу.
– Вы – Антек. Здравствуйте! Я Вероника Оршич.
Бывший гимназист невольно вздохнул. Серенита была прекрасна – как солнечное весеннее небо. И глаза – небу в цвет. Хорошо, что он успел побриться!
– Ваша знакомая жива, но, к сожалению, в очень тяжелом состоянии. Ее ввели в искусственную кому. Хорошие врачи на Земле есть, но оборудование и лекарства – как во времена Парацельса.
