Корейский добровольческий корпус, то я гораздо чаще бывал в Харбине, выезжал и в Пекин. При этом я пользовался документами на имя «генерал-лейтенанта Лисицына» – это имя китайцы переиначили на свой лад. По моему требованию ЗабВО и Группа Советских войск в Китае и Маньчжурии перевооружались на новейшую технику с таким же приоритетом, что западные (прифронтовые) округа, – так, 6-я гвардейская танковая армия получала танки Т-55, бронетранспортеры БТР-152, инженерные машины, в авиации истребительные полки были более чем наполовину перевооружены на реактивные истребители Миг-15, имелась бомбардировочная дивизия на Ил-28. Так как по прибытии я обнаружил в ЗабВО массовые настроения благодушия и самоуспокоенности – а ведь этот округ должен был по плану стать тылом и источником резервов для Китайского фронта, – то пришлось прибегнуть к резким и непопулярным мерам, повышая дисциплину и боеготовность. Еще больших усилий потребовала реорганизация китайских войск, подтягивание уровня их боеспособности к хотя бы сравнимому с Советской Армией.
Боевая учеба по интенсивности не уступала тому, что было в ГСВГ, – и лимитировалась лишь количеством полигонов, объемом выделяемых боеприпасов и ГСМ, и износом техники (тут очень кстати оказался опыт корейских товарищей, сумевших найти оригинальные приемы сбережения ресурсов, при высокой эффективности тренировочного процесса). Большое внимание уделялось развитию сержантских полковых школ, краткосрочных курсов младших лейтенантов (подобно нашей практике в Великую Отечественную войну), в Харбине было даже создано военное училище, готовившее из наиболее отличившихся младших командиров – офицеров ротного звена. Командные вакансии от батальона и выше, а также штабы приходилось заполнять советскими офицерами. Кроме того, применялось включение отдельных советских частей и подразделений в корейские и маньчжурские соединения, для придания боевой стойкости – подобно римским «триариям» (третья линия в строю легиона, наиболее стойкие старые солдаты – если первые две линии терпели поражение, они отходили за триариев и снова собирались в боевой порядок). Именно такой была, например, 1-я танковая дивизия КНА – как правило, у корейцев и маньчжур не было танковых соединений уровня выше полка – 56-й гвардейский танко-самоходный тяжелый полк принял «шефство» над двумя корейскими полками.
Велась активная партийно-политическая работа. Упор делался на враждебную классовую сущность американской марионетки Чан Кай Ши, ведущего по существу антикитайскую политику. Про Мао же говорилось, что он, конечно, коммунист, но с отклонениями, например, не признает интернационализма, неохотно принимал нашу помощь, хочет все построить сам, свой, национальный социализм – у наших военнослужащих эти слова сразу вызывали настороженность, «нацсоциализм, это как у Гитлера?». Не настолько – но вот он считает, что товарищи корейцы и маньчжуры ниже, чем китайцы. И что часть нашей, советской земли – принадлежит Китаю. Так что возможно, придется и его вразумлять, хотя и не хотелось бы!
Гоминьдановская армия не казалась нам сильным противником, несмотря на численность и материально-техническую помощь от США. Боеспособность чанкайшистских войск была очень сильно снижена из-за полуфеодального характера китайского государства, где каждый генерал вел себя как независимый барон. К этому добавлялись тотальная коррупция, воровство, разложение в собственно китайских тылах, дезертирство, низкая мотивация и боевой дух масс – все как у наших «белых» в конце нашей Гражданской. И крайне низкий уровень образования и технической грамотности, общий для Китая – отчего укомплектовать технические рода войск, как танкистов, артиллеристов, связистов, авиацию, требуемым числом личного состава было практически невозможно. Кроме того, если у нас «благородия» все же умели драться, имея за плечами опыт германской войны, – то офицеры и генералы Чан Кай Ши имели квалификацию в лучшем случае на нижнем уровне Японской Императорской Армии времен Халхин-Гола, а в худшем просто купили чин за деньги.
Группировка китайских войск, расположенная в пограничной с нами территории, насчитывала свыше ста дивизий. Однако, как я уже сказал, среди них не было ни одной танковой, хотя так называемая «гвардия» самого Чан Кай Ши, семь дивизий из состава упомянутой группировки, не считая отдельных подразделений, была моторизована, и даже имела в составе каждой из дивизий по танковому батальону. Дислокация китайских войск в пограничной полосе была хорошо нам известна по разведданным, с учетом фактической прозрачности границы, через которую перемещалось местное население. К нашему удивлению, гоминьдановцы фактически не готовились к обороне, не строили укрепленных рубежей – патрули и колючая проволока обеспечивали лишь охрану границы от несанкционированных переходов гражданских лиц. Главной же ошибкой китайских генералов было, что подавляющая часть войск их пограничной группировки располагалась гарнизонами, в деревнях и лагерях, на удалении не более чем от десяти до тридцати километров до границы, связь была исключительно проводная. То есть до значительной части гоминьдановцев вполне могла достать наша артиллерия с исходного рубежа – а остальные места сосредоточения противника попадали под удар штурмовой авиации (десять советских и шесть корейских полков на Ил-10), а затем подвергались атаке наших танковых частей.
Если с севера, как было сказано, Особый район непосредственно граничил с монгольской территорией, то с востока его от нашей зоны отрезал глубоко вдающийся на север «аппендикс», с городом Тайюбань – главной базой гоминьдановцев на этом участке фронта, проходившего дальше к западу по реке Хуанхэ. Для захвата этого важного пункта был выделен целый корпус – одна советская и две корейские горнострелковые дивизии. К югу лежал Кайфын, важный транспортный узел, через который шло снабжение южного участка фронта чанкайшистов против Особого района – он был целью для нашей сильной танковой группировки, включающей в себя упомянутую 1-ю корейскую танковую дивизию и приданные ей в оперативное подчинение две корейские стрелковые дивизии, посаженные на машины. Планом предусматривалось буквально на вторые сутки переместить часть авиации вперед, на захваченные китайские аэродромы (выделялись батальоны аэродромного обслуживания и охраны, части ПВО, необходимое снабжение и транспорт).
Чтобы не тревожить противника, танковые соединения должны быть выдвинуты на исходные рубежи вблизи линии фронта за сутки до начала наступления – будучи до того развернуты в тылу, на удалении до ста километров. Именно так, по опыту Отечественной войны, проходила подготовка к вводу в прорыв наших танковых армий.
25 августа 1950 г.
Восходит солнце над Сианем. Как все три тысячи лет, что стоит этот город в провинции Шэнси. В долине между гор, на реке Вэй, впадающую в Великую Желтую реку – Хуанхэ.
Председателю Мао тут не нравилось. То ли дело Яньань, почти в четырехстах километрах к северу – как пещерная крепость в горах! Здесь же слишком все открыто и не защищено. Но положение обязывает – что было приемлемым для главы Особого района, то не подойдет для правителя всего Китая! Пусть пока лишь в будущем, – но намерение надо обозначить уже сейчас! Чтоб не считали ровней всяким царькам-милитаристам!
Был ли Мао Цзе-дун коммунистом – или всего лишь восточным деспотом с «красной»
