— Я понимаю, он — ваш сын, и вы верите в его лучшие стороны. Я же не могу сейчас о них думать. Возможно, однажды я смогу переступить через это, но прямо сейчас… Одна только мысль о нем заставляет меня снова начать плакать. Его слова настолько сильно ранили меня, будто он точно знал, куда и как нужно бить.
— Хорошо. Но мы с Анной всегда готовы помочь тебе. Она сейчас там, на улице, в твоей машине. Бек купил ее тебе, и все документы оформлены на тебя.
— Она не нужна мне. Я не могу позволить себе такую машину. Даже ее обслуживание.
— Мы позаботимся об этом для тебя.
— Нет, не надо.
— Что ж, если дела между вами двумя не изменятся, ты сможешь продать ее и купить то, что тебе нравится. Мы поможем с этим, Шеридан. Мы с Анной считаем тебя частью нашей семьи. Не важно, что случится, так будет всегда.
Грустная, легкая улыбка появляется на моем лице.
— Спасибо. Я ценю то, что вы пытаетесь сделать. Действительно.
Он снова обнимает меня, и прямо сейчас мне хочется, чтобы мой отец оказался жив. Эти мысли сразу перетекают в другие, а потом начинаются рыдания. Боже, это когда-нибудь кончится?
Когда мои рыдания переходят во всхлипывания, он поднимается и говорит, что принесет брелок от ключей. Когда он возвращается, Анна вместе с ним, а ее лицо красное и опухшее. Она тут же обнимает меня, и мы обе снова плачем.
— Ох, Шеридан, как бы я хотела иметь возможность дать ему крепкого пинка под зад.
У меня вырывается тихий смешок, и я добавляю:
— Мне тоже.
Она отступает назад, держа меня за плечи.
— Пожалуйста, пожалуйста, позвони нам, если тебе что-то понадобится. Мы любим тебя, дорогая.
В ответ я лишь киваю.
Когда они оба уходят, Мишель проскальзывает обратно в комнату.
— Ты в порядке?
— Уже не знаю.
— Я знаю лишь одну вещь. Его родители полностью на твоей стороне. И они знают своего сына. Они правы. Он бредит, Шер.
— Ладно. Но если жизнь с ним представляет собой подобные бредни, я не уверена, что готова так жить. Что будет, когда Инглиш будет подростком и он застукает ее за сексом с каким-то парнем? Он же убьет ее или еще что-нибудь.
Мишель смеется.
— Я не шучу.
— Знаю, но это похоже на одно из тех коммерческих шоу. Надеюсь, он не сделает что-то такое радикальное. Да и если ты будешь там, не позволишь этому случиться.
— Но я не могу вынести подобные бредовые атаки с его стороны. Ладно, я больше не хочу об этом говорить. У меня мозг начинает вскипать.
— Как насчет кино?
— Только дома, потому что у меня настолько опухло лицо, что я не выйду на улицу.
— Клево, ты выбираешь.
На моем лице появляется дьявольская улыбка, и она кричит:
— О нет, только не «Миньоны!»
Когда начинается фильм, я очень быстро засыпаю. Вся эта ситуация с Беком выжала из меня все соки, и я просыпаюсь только в воскресенье утром, лежа на диване и укрытая одеялом. Одно я знаю точно. Жизнь продолжается. Так было и после смерти мамы, и после смерти папы. И я уверена, что так будет и после всего случившегося. Я не позволю этому полностью разрушить меня. У меня будет вечеринка-сожаление, потом я натяну штанишки большой девочки и отправлюсь в этот дерьмовый мир. Еще один пункт в список дерьмовых уроков для Шеридан.
Глава 12
Шеридан
Видеть Инглиш в школе катастрофически мучительно. Когда она заходит в класс, то налетает на меня, практически сваливая с ног.
— Я скучаю по тебе, мамочка.
О, черт. Не думала о том, как буду справляться с этим. Точнее, думала, но полагала, что сильнее этого.
— Нет так сильно, как я по тебе, принцесса.
Я втягиваю носом аромат кожи девочки, и ни за что не хочу отпускать ее. Сладкий запах клубники проникает в нос, из-за чего на глазах появляются слезы. Мне хочется придушить Бека за его идиотизм.
— Дай-ка посмотреть на тебя. — Я отхожу назад и улыбаюсь. — Мне нравится твой наряд, и мне кажется, ты выросла. Ты сегодня была за рулем?
— Мама, будь реалисткой. Банана привезла меня. Я провела у них ночь, а Бунниор опять съел мои тапочки.
— Неужели?
— Ага, а потом его стошнило ими в лежак. Это так противно.
Она зажимает рот, и я хихикаю.
— Что ж, может, это преподаст ему урок, что тапочки невкусные.
— Надеюсь на это. А когда ты вернешься домой? Твоя подруга уже чувствует себя лучше?
— Эм, пока нет. — Так вот, что они ей сказали. А я-то думала. — Она все еще нездорова. Но, может быть, скоро поправится.
Оставшаяся неделя пролетает точно также: Инглиш приходит ко мне каждый день и спрашивает про Мишель. Каждый день ее лицо выглядит огорченным, будто она начинает что-то подозревать.
В пятницу Сьюзан отсаживает меня в сторонку за обедом и хочеь узнать, что происходит.
— Ты всю неделю выглядишь опустошённой. И не отрицай этого, Шеридан.
— Да, дела сейчас идут не очень гладко.
— Хочешь поговорить об этом?
— Не совсем.
— Ладно, если изменишь свое решение, моя дверь всегда открыта, — говорит она.
Поблагодарив ее, я понимаю, что мне пора вести себя иначе. Неделя скорби подошла к концу.
Тем вечером, добравшись до дома, я предлагаю Мишель:
— Не хочешь немного развеяться?
— У меня никаких планов не было.
— Как насчет того, чтобы выпить вина, приготовить ужин и немного повеселиться?
— Отлично! Жизнь настолько дерьмово коротка, чтобы грустить, — говорит Мишель.
— Да, но как мне выкинуть его из головы?
— Твое поведение, мой друг. И еще вино. — Она берет в руки бокал и чокается с моим. — А теперь послушай меня. Это очередной пинок тебе от жизни. Спиши это на горячий секс с чокнутым папочкой и иди дальше. Каждые отношения учат нас чему-то новому. Теперь ты знаешь, что тебе не нужен мужчина, который не умеет думать своими мозгами. Тебе стоит делать все первой. Об этом даже в Библии говорится. Если мужчина женится на женщине, он берет за все ответственность, за детей в том числе. Меня восхищает его отношение к дочери, я аплодирую ему за это, — но то, куда он тебя отправил, это не просто второй ряд, это чертов амфитеатр.
— Я люблю Инглиш, в этом вся проблема.
Она взмахивает своим бокалом белого вина.
— Нет, нет и еще раз нет. Ты не будешь заново об этом думать. Это не проблема и никогда ею не была. Проблема в том, что, когда он попросил тебя об этом, забыл подумать о чувствах — твоих и его — и как они повлияют на ход событий. Он не может просто так обвинять тебя. Если он проявил должную неосмотрительность в отношении тебя, начав копаться в твоем прошлом, он должен был знать о той истории с твоим отцом. Ты не пыталась что-то утаить от него. Ты просто не разговаривала на эту тему. Поэтому ты можешь любить Инглиш сколько захочешь, но Бек на сто процентов облажался и должен винить лишь самого себя.
— Мне нравится ход твоих мыслей, но это не решает моей проблемы с Инглиш. Я хочу видеться с ней за пределами класса.
— Так иди и увидься с ней. Пойди к его двери и скажи, что хочешь провести с ней день. Ну, или что-то типа того. Ты реально думаешь, что он откажет тебе?
— Вероятнее всего, нет.
— Сделай это, девочка. И я хочу сидеть в твоей машине и увидеть твое лицо, когда ты сделаешь это.
Мы громко смеемся, пытаясь внедрить меня в жизнь Инглиш. Но я спрашиваю:
— Ты не думаешь, что я могу навредить этим Инглиш?
— Шеридан, ты любишь этого ребенка, будто она твоя. Я вижу лишь хорошее в этом. Во имя Пита, она называет тебя мамочкой!
— Это правда. Я просто не хочу причинить ей боль. Это последнее, что я хочу сделать.
Мишель обнимает меня.
— Шеридан, ты не сможешь обидеть даже блоху, даже если она будет кусать тебя за задницу всю ночь.
На следующий день, собрав всю волю в кулак, я еду к Беку. Когда он открывает мне дверь, в его взгляде нет никакого отвращения, пока он стоит и смотрит на меня с порога.
— Привет, Инглиш дома? — интересуюсь я беззаботно несмотря на то, что все мои внутренности трясутся, как листок на ветру.
