— Передавай привет.
— Обязательно. И вот что… — он задумчиво покусывал щеку изнутри, отчего лицо перекосила забавная гримаса. — Не особо мне нравится во все это лезть, но я теперь не только Надькин должник на всю жизнь, но и твой тоже. Поэтому попробую помочь еще раз. Если снова ничего не выйдет, ну тогда, блин… Короче, в среду у нее день рождения.
— Знаю, — кивнул я.
— Мы договорились, что я после работы заскочу. То есть она гарантированно будет дома и вряд ли по такому случаю выставит тебя под зад коленом. При мне. Только давай не со мной вместе, а попозже. В половине восьмого примерно подъезжай.
Вторник куда-то выпал. То есть я чем-то занимался, с кем-то разговаривал, а в памяти осел полный ноль. Зато вечером заехал в загс и получил свидетельство о разводе. Оставалось поставить в паспорт штамп.
Странно. Я держал в руках этот листочек и не испытывал ровным счетом ничего. Пожалуй, только сожаление, что все вышло именно так. Но чувства перегорели полностью. И давно. Как там было у Маршала? «Белый пепел кружит над землей…»
Вытащив телефон, я отправил Полине сообщение.
«Спасибо».
Понимай как знаешь. Как хочешь. За годы вместе. За детей. Или за то, что все наконец закончилось.
Почти каждый вечер мы разговаривали по скайпу с Аркадием. И сегодня, слово за слово, я вдруг рассказал ему обо всем. Начал с того, что развод позади, а закончил Надей.
— Знаешь… — тяжело вздохнул он. — Мы с твоей матерью часто ссорились, и я всегда шел мириться первым. Прав, виноват — неважно. А в последний раз виновата в ссоре была она, и я решил: хватит. Говорят же: отпусти ситуацию, твое вернется к тебе, а не твое тебе и не нужно. Ждал, что придет, но не дождался. И махнул рукой: нет так нет. Если б знал, что она беременна… вся жизнь сложилась бы иначе. Да нет, если бы просто придавил свое самолюбие… А вместо этого говорил себе: сколько можно унижаться, хватит. Так что… решать тебе.
Я-то для себя все решил. Давно. А вот она?..
Утром я сидел над пачкой бумаг на подпись, грыз ручку и думал совсем о другом.
Позвонить? Написать? Или просто так приехать вечером, без объявления войны?
Не у Славки ведь спрашивать совета. Видно же, что он принимает во всем этом балагане участие не потому, что так сильно хочется. Хоть монетку бросай.
Ну и брошу. Орел — позвоню.
Бросил. Решка…
Говорят, если хочется бросить монетку еще раз, значит, выбор уже сделан, решение принято.
Ладно, пойдем на компромисс.
«С днем рождения, Надя»…
Пять минут, десять, пятнадцать. Хотя она в сети, Вайбер все знает, доносчик.
«Спасибо, Денис».
И еще через пять минут:
«Приезжай».
И вдогонку:
«Если хочешь».
=63
Я написала: «Приезжай» — и сама испугалась. А потом решила: все, хватит, пусть идет так как идет.
В конце концов, это мой день рождения.
Ответ пришел не сразу.
«Прости, у нас тут траблы. Вечером приеду».
И я выдохнула с облегчением. Он мог тут же сорваться и прилететь, а вечером, после работы, все-таки будут Славка и Варежка. Я приглашала еще одну приятельницу, Олю, но у той заболел ребенок.
Почему с облегчением? Да потому, что знала, чем все кончится. Хотела этого? Глупый вопрос. Конечно. И… не хотела.
Не сейчас… Пожалуйста! Я не готова к чему-то серьезному. А несерьезного — не хочу.
С субботнего вечера я чувствовала себя так, словно начиналась простуда. Озноб и ощущение, что все происходит во сне. Что тело существует отдельно от сознания. Где-то рядом. Запаздывая то на сантиметр, то на секунду.
В воскресенье я элементарно сбежала. Спряталась. Отключила телефон и поехала к Варежке. Поплакалась — полегчало. И даже странно стало: почему я раньше так упорно не хотела этого делать, почему мертво держала все в себе?
— Подожди немного, Дюш, — утешала она. — Все будет хорошо, вот увидишь. Пыль уляжется, все станет ясно.
От нее я отправилась в бассейн, проплыла два километра в бешеном темпе, как, наверно, на соревнованиях не выкладывалась. Приползла домой в одиннадцатом часу с языком на плече.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Надя, а к тебе тут мужчина приходил, — пропела, высунувшись из своей будки, жаба Марковна. — Интересный такой.
Марковну я знала с детства: та жила в нашем доме на десятом этаже. Я в школу ходила, а она уже вышла на пенсию. Скамеечек традиционных у парадной не было, так целыми днями болталась по двору с облезлой болонкой Мотей, высматривая, кто с кем идет. А когда на собрании жильцов решили обзавестись консьержем, охотно пошла на эту должность. Иногда еще и двух других подменяла — инвалида Петю и бабку Шуру. С родителями моими Марковна издавна была на ножах, с них отношение перенесла и на меня. Впрочем, я платила ей тем же.
Я даже знала, как все это было. Наверняка поинтересовалась, в какую квартиру идет, сказала, что меня нет, а потом добавила что-нибудь пакостное, вроде как себе под нос. Но так, чтобы можно было расслышать. Ну а что именно она про меня могла сказать, тут уж сомневаться не приходилось.
Значит, все-таки приезжал. Конечно, — чур меня! — и Андрей мог снова, но маловероятно. Внутри ёкнуло, как селезенка у лошади.
В понедельник на работе я написала Славке в корпоративную почту, чтобы зашел за сумками. Хватит того, что я их в отдел притащила. С утра хоть не было никого. В ответ тишина. Набрала номер.
— Надюш, тут у нас проблемы серьезные, — отозвался он с десятого гудка, и голос подтвердил: да, действительно серьезные. — По таможне и всякое такое. Нас с Денисом сегодня не будет. Если не трудно, закинь Ленке вещи. Жаль, что так в твой последний день вышло, но мы же не прощаемся, правда?
Красота! По таможне? Кто-то накосячил с грузами или с оформлением? Или тормознули что-то левое? Такое уже бывало, тут не уследишь. Нет, если Дениса со Славкой вытащили, это, скорее всего, уголовка. Наркотики или оружие. Черные схемы провоза крупного контрабаса[1] мы не практиковали, уж мне-то это было доподлинно известно. Серые — да, с проплаченными таможенными брокерами на окнах[2]. Их используют все, такова реальность. Их великое множество, этих схем, от почти безобидных до тех, которые на грани криминала. Если б залет был из этой области, первой дернули бы меня. А если б на мелкой партии попался сам водила, спрятавший левак под задницу, запрещенку просто конфисковали бы. Ну, может, выкатили бы штраф на компанию.
Стоп, Надя, тебя это больше не касается! Забыла?
— Надежда Васильевна, это вы Денис Аркадьича и Вячеслав Степаныча вещи принесли? — чирикнула Ленка, когда я притащила в приемную две сумки. — Как они там, не утонули?
Я уставилась на нее с недоумением, но все-таки вспомнила, что соврала в субботу о заливших Славку соседях.
— Все в порядке.
— А вы ведь сегодня последний день, да? — она смотрела на меня со странной смесью злорадства и сожаления. — И отвальную не сделаете?
— Считай, что я в субботу отвалилась.
— Ну ладно. Жаль. Всего вам самого доброго.
Вообще-то это был такой день ребусов. Угадывать, кто желает мне этого самого «всего доброго» искренне, а кто с фигой в кармане. Впрочем, зависать на этом я не стала. И даже заказала для своих змеюк два торта: попить чаю на прощание и загодя отметить наступающий день рождения. Кстати, Алиса на работу в понедельник действительно не пришла: видимо, Денис был более чем убедителен.
Вторник… начался странно. Будний день, десять утра, а я лежу в постели и смотрю в потолок. Вот уж точно не в своей тарелке. Зато после обеда нужно было на два собеседования. Ну и продуктами затариться на завтрашний день.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
В одной компании долго и с подозрением выспрашивали, почему же я ушла с такой вкусной должности. Та, на которую я претендовала, стоила тысяч на тридцать дешевле, да и по прочим показателям проигрывала. Обычно в таких мутных случаях использовалась осторожная формулировка «сложные отношения с руководством», но потенциальный работодатель вполне мог поинтересоваться у бывшего реальными обстоятельствами увольнения. Если у Дениса — полбеды. А вот если у Тамары…
