женщинами опасением потерять спутника-мужчину, настоящего или желанного. Ведь нас научили и тому, что найти себе мужчину – единственное мерило успеха, но что их почти никогда не удержать.
Одна Черная женщина сидит и молча осуждает другую: как она выглядит, как ведет себя, какое впечатление производит на других. Предвзятость первой женщины обращена против нее самой. Она измеряет невозможное. Она измеряет ту себя, которой не вполне хочет быть. Она не готова принимать ни противоречия, ни красоту. Она хочет, чтобы другая ушла. Она хочет, чтобы другая стала кем-то еще, кем угодно, только не другой Черной женщиной. Ей хватает трудностей с тем, чтобы быть собой. «Почему ты не научишься летать по прямой? – говорит она другой женщине. – Разве ты не понимаешь, что твой плохой результат говорит обо всех нас? Если бы я могла летать, я бы уж, конечно, справилась получше. Почему ты не можешь собраться и показать класс? У белых девчонок получается. Может, попросить кого-то из них показать тебе, как надо?» Другая женщина не может говорить. Она слишком занята, потому что пытается не упасть и не разбиться. Она не хочет плакать, но ее слезы затвердеют и превратятся в мелкие острые камешки, которые брызнут из ее глаз и попадут прямо в сердце первой женщины, а та скоро залечит раны и будет считать их источником своей боли.
V
Есть мифы о самосохранении, которые удерживают нас на расстоянии друг от дружки и порождают грубость и жестокость там, где нам больше всего нужны мягкость и понимание.
1. Миф о том, что деликатность или вежливость требуют, чтобы мы не замечали друг дружку напрямую, а только украдкой бросали оценивающие взгляды. Во что бы то ни стало мы должны избегать образа нашего страха. Если сказать: «У тебя красивые губы», – в этом можно услышать: «Смотри, какие огромные губищи». Мы держимся на благоразумном расстоянии друг от дружки еще и потому, что на расстоянии я меньше похожа на тебя, а ты – на меня.
Когда между людьми нет совсем никакой связи, гнев – это способ сблизиться, соприкоснуться. Но когда есть большая сопричастность, противоречивая, угрожающая или непризнанная, тогда гнев – это орудие разделения, отдаления друг от дружки.
2. Миф о том, что нам незачем рассматривать взаимное обесценивание и отвержение, поскольку иногда мы поднимаемся на защиту друг дружки от чужих. Объединение против чужих сильно отличается от заботы друг о дружке. Часто дело в том, что подобное нуждается в подобном. Это не значит, что мы должны ценить это подобие или нашу потребность в нем, даже когда оно – единственная тонкая грань между смертью и жизнью.
Ведь если я приму близко к сердцу мнение белого мира, который видит во мне Черную-женщину-то-есть-отбросы, то в глубине души я всегда буду в самом деле считать себя никчемной. Но очень тяжело смотреть в лицо впитанной ненависти. Легче считать тебя никчемной, ведь ты такая же, как я. Так что когда ты поддерживаешь меня потому, что ты такая же, как я, это просто подтверждает, что ты, как и я, ничтожна. Это безнадежное положение, когда ничтожество поддерживает ничтожество, и кому-то придется за это заплатить, но уж точно не мне! Когда я смогу признать свою ценность, я смогу признать и твою.
3. Миф о том, что совершенство возможно, что его справедливо ожидать и от себя, и друг от дружки, а единственное условие для принятия – быть человеком. (Заметьте, насколько полезными это делает нас для внешних институций!) Если ты похожа на меня, значит ты должна быть намного лучше меня, чтобы считаться хотя бы терпимой. Но ты не можешь, потому что, как бы хороша ты ни была, ты всё равно Черная женщина, как и я. (Кем она себя возомнила?) Поэтому любое действие или мысль, которые я могу принять или хотя бы рассмотреть от кого угодно, совершенно невыносимы, если исходят от тебя – моего зеркального отражения. Если ты не воплощаешь ИХ образ совершенства – а этого ты никогда не добьешься, потому что ты Черная женщина – тогда ты бросаешь тень на меня. Друг для дружки мы никогда не будем приемлемы. Все твои изъяны становятся увеличенными отражениями моих собственных пугающих недостатков. Я должна наброситься на тебя первой, прежде чем наши враги спутают нас друг с дружкой. Но они всё равно нас спутают.
О мать моя, зачем мы были вооружены на битву дымными мечами и копьями из пыли? «Да кто ты вообще такая?» Та, с кем я больше всего боюсь (не) встретиться.
VI
Язык, на котором нас учили отвергать себя и свои чувства как подозрительные, – тот же язык, на котором мы теперь отвергаем и подозреваем друг дружку. Слишком хорошенькая – слишком некрасивая. Слишком Черная – слишком белая. Неправильная. Я и так это знаю. Кто это сказал? Ты слишком странная, чтобы я тебя слушала. Ты говоришь на ИХ языке. Ты не говоришь на ИХ языке. Кто ты вообще такая? Думаешь, ты лучше других? Убирайся с глаз моих.
Мы отказываемся переступить через искусственные расстояния между нами и изучать наши истинные различия ради творческого обмена. Мы не можем общаться, потому что я слишком отличаюсь. Другими словами, мне необходимо подчеркнуть, что я – не ты. И дорога к гневу вымощена нашим невыраженным страхом взаимного осуждения. В америке нам никогда не давали свободно узнавать друг дружку как Черных женщин – мы встречаемся друг с дружкой в коконах из мифов, стереотипов, внешних ожиданий и чужих определений. «Вы – моя эталонная группа, но я никогда с вами не работала». Как вы меня оцениваете? Считаете ли такой же Черной, как и себя? Чернее вас? Недостаточно Черной? Как бы то ни было, в чем-нибудь я окажусь неполноценной…
Мы Черные женщины, нас определили как «вечно-неполноценных». Я должна преодолеть это, став лучше тебя. Если я буду достаточно от себя требовать, то может быть, я смогу стать чем-то другим, чем то, что они говорят о нас, чем-то не таким, как ты. Если я стану достаточно другой, то может быть, я больше не буду «негритянской сукой». Если я сделаю тебя достаточно непохожей на меня, тогда я не буду настолько нуждаться в тебе. Я стану сильной, лучшей, добьюсь успеха во всем, буду лучше всех, потому что никем другим я быть не смею. Это мой единственный шанс стать достаточно хорошей, чтобы стать человеком.
Если я остаюсь собой, ты не можешь принять меня. А
