Сказочный домик продолжал раскрывать свои жуткие секреты.
Но почему именно мы с Бритт? Тогда Хозяин, вернее, Хильда хотела лично запытать именно меня и видео отправить Ларсу, теперь она намерена нас с Бритт сжечь живьем и тоже снять это для Ларса.
Хильда и Ларс… что их связывает? Он всегда морщился, стоило мне заговорить о толстухе, был против наших с ней приятельских отношений. Что Ларс знал, о чем не сказал ни мне, ни Бритт?
Теперь все равно, Хильда почти докурила, она не станет, как Маргит, вести со мной долгие беседы, прекрасно понимает, что это опасно. Наша с Бритт гибель, причем страшная, неизбежна. Отсюда мне не сбежать, а Ларс в Стокгольме, и Боя нет…
Хильда докурила сигарету, осторожно пристроила окурок на краю блюдца и поднялась, берясь за бутылку с остатками бензина. Это для меня, как она сказала…
Я закрыла глаза, чтобы не видеть, как польется горючая жидкость мне на джинсы и ноги.
Прости, Бритт, я дура! Это я втравила тебя в погоню за Хозяином и привела к гибели. В ту минуту я даже радовалась, что подруга без сознания, так легче умирать…
— Не делай этого, Хильда.
Нет, это не сон, фразу произнес Ларс, стоявший с двумя боевыми топориками в руках. Спокойно произнес. Хильда в ответ прошипела:
— Успел…
Но сдаваться она не собиралась, до стола, на котором пистолет, от нее два шага, первый Хильда сделала, второй нет — в нее полетел топорик. Нет, Ларс не пригвоздил Хильду к стене, только сбил с ног, но, падая, женщина задела и блюдце с окурком.
Казалось, время остановилось, я с ужасом смотрела, как от окурка занимается тоненькая струйка бензина, вытекшая из бутылки. Еще чуть, и в один костер превратимся мы все, включая Хильду и Ларса. Большего кошмара не придумаешь.
Но Ларс опередил, звон топорика и мои руки, хотя и скованные наручниками, уже не связаны с крюком на стене. Одновременно раздался дикий вопль Хильды, загоревшейся первой, пытавшейся сбить пламя, и крик Ларса:
— Беги!
Он с силой толкнул меня к двери.
Я успела заметить, что следующим ударом топора Ларс разрубил веревку, державшую в подвешенном состоянии Бритт, подставил плечо, на которое та просто рухнула, и одним прыжком догнал меня у двери.
Мы успели выскочить на крыльцо раньше, чем комната превратилась в факел. Хильда так и осталась лежать. К нам уже бежали Петер и Жан, перехватили у Ларса Бритт, понесли от дома. Ларс подхватил в охапку меня.
— Скорее подальше. Там все в бензине.
Мы бессильно повалились на землю и смотрели, как огромным костром полыхает сказочный домик вместе с Хозяйкой. Все произошло так быстро, что я даже не успела до конца осознать степень опасности. Не появись Ларс в последнюю минуту, мы с Бритт мгновенно превратились в головешки. Более страшную смерть тяжело придумать.
Мои руки скованы наручниками, но я подцепила скотч и оторвала его от лица. Ларс и Петер возились с Бритт, лежавшей на земле на куртке Жана. Ларс обернулся ко мне:
— Как ты?
— Ничего… У нее сломана рука, надо осторожно.
— Я помню.
Ларс освободил от скотча лицо Бритт. Подруга застонала… Жива — это главное.
* * *
Вторая трагедия в сказочном домике словно отбросила наши отношения назад к тем, которые были после первой. Между нами снова стена — прозрачная, но непробиваемая. Ларса нет в Стокгольме, он в Лондоне.
Вот так: спас нас с Бритт и отбыл к своей драгоценной Джейн Уолтер! А к кому же еще? Для меня вся Великобритания и даже Содружество теперь связано исключительно с Джейн Уолтер. А уж Оксфорд тем более.
Особенно горько сознавать, что когда‑то я могла возразить против его первого отъезда, и Ларс не встретил бы эту свою профессора в туфлях на шпильках. Да, когда ему только предложили прочитать цикл лекций в Оксфорде, я сама рыдала:
— Ларс, я буду скучать, но так тобой гордиться!
Сама себе беду накликала. Теперь он улетает туда с завидной регулярностью, а на мои ехидные замечания отмалчивается.
Помучавшись еще, я твердо решила, как только вернется, устроить скандал. В конце концов, пусть выбирает: или я, или она!
Я сидела в палате Бритт, смотрела на свою подругу, которую во избежание болевого шока пока держали под действием снотворных, и придумывала, как такой скандал Ларсу закатить. Понимала, что это глупо, по‑бабски, недостойно современной шведки, как‑то… доисторически, что ли, но ничего не могла с собой поделать.
Ревность ужасное чувство, никому не желаю испытывать его. Разум словно забывает, что он разум, перестает слушать любые логичные доводы, не замечает реалий, зато любое подозрение раскручивает так, что из мухи вырастает не просто слон, а огромный мохнатый мамонтище, этакая устрашающая гора глупостей. И понять, что они все мираж, очень непросто.
Я сидела и размышляла, как справиться с собственной нелепой, недостойной ни меня, ни Ларса ревностью, откровенно портившей лично мне жизнь.
И вдруг…
— Я знал, что ты здесь. Как она?
Ну он исключительно вовремя, додумать про скандал я не успела, да и закатывать его после вопроса о Бритт как‑то нелепо. А еще говорят, что женщины способны раздуть скандал даже молча. Я неправильная, ответила, как полагается, без всякого намека на желание поссориться:
— Врачи говорят, что лучше, но пока будет спать.
— Поехали домой.
— Нет!
Мне казалось, что стоит только оставить Бритт без присмотра, как непременно объявится какой‑то убийца, который вколет ее двадцать кубиков воздуха или отключит аппаратуру.
— Пойдем, пойдем, здесь останется прекрасная сиделка, которой можно доверять, — Ларс кивнул на входившую в палату женщину.
— Мари, — улыбнулась я. Вот кого рада видеть!
— Да, Линн. Не бойся, в обиду твою подругу не дадим.
Убеждая меня, супруга Жана уже раскладывала на прикроватном столике какие‑то вещички, я поняла, что это крем и вопросительно уставилась на Мари. Та улыбнулась:
— Линн, на руках у человека так много точек, отвечающих за его самочувствие, что этим грех не воспользоваться. Сейчас сделаю Бритт массаж кистей, ей полегчает. Потом стопы…
Ее руки уже разминали, поглаживали руки Бритт, втирали крем в пальцы. Честное слово, мне захотелось, чтобы и меня вот так погладили.
Ларс с интересом наблюдал за моей реакцией, слегка улыбнулся и потянул меня прочь:
— Не мешай. Потом Мари сменит другая прекрасная сиделка, а твоя очередь придет завтра с утра. Не проспишь?
— Какая сиделка?
— Приехала твоя бабушка. Только поговорите с ней завтра. Сейчас пойдем отсюда, ты мне нужна.
У меня дрогнуло внутри, голос Ларса был прежним — ласковым и немного насмешливым. И в глазах снова появились веселые огоньки, словно сталь играла на солнце. Как же я люблю его вот таким! Неужели такой Ларс лично для меня в прошлом, со мной он чаще тревожный и настороженный…
