13 января 1953 года Телеграфное агентство Советского Союза сообщило об аресте группы врачей-вредителей. Всего двадцать четыре фамилии. Крупнейшие медицинские светила, такие, как один из лучших терапевтов в мире В. Н. Виноградов, как профессор М. С. Вовси, известный лекарь и брат еврейского лидера Соломона Михоэлса (третий брат жил в то время в Израиле, занимался разработкой бактериологического оружия). Не буду утомлять читателя перечнем фамилий, хотя они, конечно, показательны, напомню только, что в сообщении особенно подчеркивалось: все арестованные давно связаны тайными узами с зарубежными спецслужбами, с международным сионизмом. Именно они направляли преступную деятельность по умерщвлению активных работников Советского государства. Последняя фраза — не досужий вымысел, не предположение, а слова профессора Вовси, внесенные в протокол допроса. Профессор признался в том, что «получил директиву об истреблении руководящих кадров СССР» от пресловутого «Джойнта», от еврейской буржуазной националистической организации, созданной американской разведкой и действовавшей под маской благотворительности.
О «группе врачей» много написано, много сказано, с моей точки зрения, однобоко. А кое-что вообще осталось в тени или совсем неизвестно.
Вот и хочется по мере возможности осветить темные углы, хотя кому-то мои высказывания могут показаться спорными. Прежде всего вот что. Возникновение «дела евреев-врачей» связывали и связывают с именем Лидии Тимашук. Она, мол, написала письмо, разоблачила — отсюда все и вспыхнуло, и закрутилось. Орден Ленина ей дали. Ну, вроде бы и похожая версия, но по существу далеко не так, даже по времени.
Письмо действительно было, однако не в 1953 году, а гораздо раньше. Еще в августе 1948 года заведующая электрокардиологическим кабинетом Кремлевской больницы Л. Тимашук сообщила начальнику Главного управления охраны МГБ генералу Н. Власику о том, что профессора В. Василенко, В. Виноградов, П. Егоров и врач Г. Майоров, лечащие А. Жданова, неправильно диагностируют его заболевание. У Жданова инфаркт миокарда, а медики считают, что инфаркта нет. Власик немедленно доложил о письме генерал-полковнику Абакумову и вместе с ним отправился к Сталину. Мер тогда никаких принять не успели, потому что на следующий день Жданов скончался. Однако по письму была учинена проверка: объективная и строго секретная. О ней, как мы говорили, не знал даже Берия. Все замыкалось на министре Абакумове. Чтобы не нести отсебятину в деле столь специфическом, процитирую информацию, которая со временем стала достоянием определенного круга лиц:
«С амбулаторных карт всех высших руководителей партии, государства и вооруженных сил страны, являющихся пациентами московских врачей, были сделаны 12 копий. Каждая карта получила специальный шифр. По специально разработанной схеме анонимные или с вымышленными фамилиями копии амбулаторных карт были разосланы фельдсвязью в различные города страны. Проверка материалов шла в Ленинграде, Омске, Киеве, Владивостоке, Ярославле, Орле, Курске. Копии историй болезни консультировали рядовые врачи городских и районных больниц, не подозревавшие о том, какая опасность грозила бы им в случае обнаружения намеренной ошибки. Проверка шла по правильности диагноза заболеваний, методов лечения и профилактики.
В результате перекрестного изучения всех проверявшихся амбулаторных карт было установлено, что имеет место целенаправленная работа по расшатыванию здоровья и обострению имеющихся заболеваний всех пациентов без исключения. В частности, установлено явное расхождение данных объективного обследования пациентов и поставленных диагнозов, которые не соответствовали характеру или остроте заболеваний. В ходе негласного расследования были установлены факты неправильного назначения лекарственных препаратов для данного больного, что имело очень тяжелое последствие для больного, который одновременно подвергался длительному психологическому воздействию с целью подавления потенциала сопротивляемости организма.
Было установлено, что жертвами лечащего персонала Кремлевской больницы были Куйбышев, Димитров, Жданов, Щербаков. Усиленно расшатывали здоровье руководства армии и флота».
Конечно, не все кремлевские эскулапы находились под подозрением, главным образом те, кто имел родственников за границей, в Израиле или в Америке. Да и степень подозреваемости была различной. Петр Косынкин, например, безоглядно преданный Сталину, даже после ареста врачей настойчиво, громкоголосо, в том числе и при Иосифе Виссарионовиче, заявлял: «На Виноградова-то, на Владимира Никитовича, зря собак вешают. Он доктор правильный. Он за здоровье товарища Сталина душой болел, не надо его в Бутырки-то со всякими разными». А профессора Виноградова, кстати, действительно держали не на Лубянке, а в Бутырской тюрьме.
Ну и второй мой «вклад» в освещение «дела врачей». Почему Сталин ждал так долго? Почему вредителей не арестовали поодиночке? Почему вспомнили вдруг о письме Лидии Тимашук? Суть в том, что Иосиф Виссарионович терпеливо ожидал, когда обстановка назреет настолько, что камень, брошенный с вершины горы, увлечет за собой грохочущую, расширяющуюся лавину, которая сметет все, что у нее на пути. 13 января 1953 года он столкнул этот камень и открыл путь этой лавине. Достаточно прочитать его выступление, опубликованное вместе с сообщением ТАСС. С учетом, конечно, того, что Сталин, в отличие от других, болтливых деятелей, не бросал ни одного слова на ветер. Вникаем:
«Некоторые наши советские органы и их руководители (кто? — Н. Л.) потеряли бдительность, заразились ротозейством. Органы госбезопасности не вскрыли вовремя террористической организации среди врачей… История уже знает примеры, когда под маской врачей действовали подлые убийцы и изменники родины… Презренных наймитов, продавшихся за доллары и стерлинги, советский народ раздавит, как омерзительную гадину. Что касается вдохновителей этих наймитов-убийц, то они могут быть уверены, что возмездие не забудет о них и найдет дорогу к ним, чтобы сказать свое веское слово». (Берия и K°, безусловно, приняли эту угрозу в свой адрес. — Н. Л.)
Лавина сорвалась. Остановить ее было уже невозможно. Первым, нервно и уголовно, отреагировал Израиль, чьи интересы, видимо, были затронуты больше других. 28 января еврейские молодчики подожгли магазин советской книги в Иерусалиме, и с этого же дня начался буквально пропагандистский шквал, направленный против нашей страны. В ход шла любая грязь, любая чудовищная клевета. Этот бум подхватила западная пресса и радио, особенно англо-американские. 9 февраля сионисты взорвали большую бомбу на территории посольства Советского Союза в Тель-Авиве. Тяжелое ранение получила жена нашего посланника К. В. Ершова и еще два человека. В этот же день Сталин дал указание прекратить дипломатические отношения с Израилем. В самом деле: какие могут быть отношения с государством, где причиняют ущерб гражданам нашей великой страны? Нанесение же по Тель-Авиву бомбового удара Иосиф Виссарионович счел пока мерой преждевременной, но возможной. Зарвавшихся надо учить.
Подчеркнуть хочу: не замкнуто, не келейно все это шло. Иосиф Виссарионович, как никогда, стремился к полной открытости. Потребовал, чтобы на середину марта, точнее, на 15 марта, был назначен гласный процесс по делу врачей-предателей. И, что особенно важно, процесс по так называемому «мингрельскому делу».
Нет Сталина. Кое-что связанное с ним теперь известно, опубликовано. А вот «мингрельское дело» — черная дыра для всех, в том числе, в какой-то степени, и для меня. Знаю, что вел его непосредственно министр госбезопасности Виктор Семенович Абакумов, беседуя по этому поводу только со Сталиным. О чем? О стремлении Берии к захвату власти. О разгуле Берии и его опричников, нарушающих законы и нравственные нормы. В том числе и о развращении женщин — фигурировала история с семьей подполковника Щирова. И главное — о связях Берии с английской разведкой, что подтверждалось показаниями сторонников Лаврентия Павловича — заговорщиков, арестованных в Грузии и Прибалтике. Словам тех, кто находится за решеткой, не всегда можно верить. Но суть в том, что на этот раз Сталин требовал абсолютной точности. В большой игре надо отсеивать все сомнительные аргументы, иначе они могут сыграть не «за», а даже «против».
Еще одна подробность, никогда не получавшая огласки, но, по-моему, существенно повлиявшая на ускорение и ужесточение событий. Иосифу Виссарионовичу стало известно, что в тюрьме перехвачена записка Виктора Семеновича Абакумова, адресованная Берии. Дока-надзиратель взять-то послание согласился, но передал его не в руки Лаврентия Павловича а, как положено, сообщил своему непосредственному начальнику и следователю по делу. Обезопасился.
Текст записки особого значения не имел, там было что-то насчет режима, указывались какие-то малопонятные намеки. Важен был сам факт связи Абакумова с Берией, и Сталин использовал этот факт в своих целях. Неожиданно вызвал к себе в кабинет министра госбезопасности Игнатьева, его заместителя Гоглидзе и, что могло показаться странным, — молодого следователя, который непосредственно «работал» по Абакумову. Этого человека лишь недавно перевели в органы из ЦК ВЛКСМ. Старательный, добросовестный, но опыта с гулькин нос. Фамилия у него «заячья» (по аналогии с «лошадиной» фамилией в рассказе Чехова), а посему, не тратя время на точное припоминание, будем называть его Зайцевым.
