Он весь – камень. Мрамор. Сталь. Сверхтвёрдый сплав, и я не знаю, смогу ли его пробить.
– Ты будешь первым, – говорю очень тихо, стараясь, чтобы голос не дрожал. Взгляд не отвожу. Хочу увидеть его реакцию, но то, что чувствую – никакими словами не передать.
Что-то ломается в нём с хрустом. По лицу проходит судорога. Черты искажаются, открывая другого Неймана. Беззащитного, если можно так сказать. Очень настоящего. Вряд ли постороннему удавалось его таким видеть.
– Повтори, пожалуйста, – горячее дыхание касается моих щёк. Я чувствую, как вспыхиваю, а пальцами больше не ощущаю никакой твёрдости. Он весь – обжигающая лава, способная захватить меня и уничтожить, закрутить в воронку, что несёт не смерть, а жизнь.
– У меня никогда не было мужчин, – шепчу ему на ухо.
Стефан сжимает меня в объятиях так, что становится больно. Но это какая-то другая боль – тягучая и сладкая, до дрожи. Пробирает от макушки до пальцев ног. Кожу покалывает, дыхание сбивается.
На миг он выпускает меня из рук. Я теряюсь. Он снова меня оттолкнёт?..
Но Стефан встаёт с кресла и, наклонившись, ласкает взглядом моё лицо. Ведёт большими пальцами от висков по щекам, оглаживает шею, целует в губы – нежно и томительно. Сердце замирает на миг, а затем несётся галопом по кочкам моего сознания. Пульс, кажется, взрывается толчками в каждой точке моего тела.
Он подхватывает меня на руки и уносит из кабинета. Мне хорошо. Голова кружится. Я прикрываю глаза, кладу голову ему на плечо. Восхитительные волны его запаха. Тепло его рук. Покачивания при ходьбе.
Он ставит меня на ноги осторожно и снова заглядывает в лицо, словно ищет ответы на вопросы. Будто спрашивает: не передумала ли я?
Нет. Не передумала. Хочу его ещё больше. И теперь точно никуда не убегу.
Это не моя комната. Спальня Неймана. Он уволок меня к себе, как добычу, но пировать не спешил.
– Всё по-настоящему, Ника? – спрашивает он, и вибрации его голоса будоражат меня, откликаются, завязывают внутри меня узел, который распутать может только он – мужчина, что стоит рядом и вглядывается в моё лицо.
Я киваю, не очень понимая, что он вкладывает в эти слова. Куда уж настоящее-то… Виртуальнее не получится. Это же не секс по телефону и даже не тот день, когда мы удовлетворяли друг друга руками. Мы пойдём дальше. Потому что я так решила. Иначе не разрубить бурю сомнений и подозрений, что бесконечно будут витать в воздухе.
– Только мой? – спрашиваю, вспоминая, как перед ним на коленях стояла другая женщина. Вижу, он понимает.
– Как и обещал. Не имею привычки нарушать данное мной слово. Твой, Ника. А ты моя.
«Больше никаких Инденбергов», – читаю я в его полыхающем сумрачном взгляде. Ревнивый Нейман. Кто бы подумал. Не останови я его сегодня, он бы не сдержался. Не смог. И это меня тешит. Я испытываю первобытную радость самки, за которую самец готов надрать задницу любому, кто косо посмотрит или попытается претендовать на то, что ему не принадлежит.
А потом становится не до слов – Стефан целует меня. Ведёт руками по телу, очерчивая изгибы, о которых я и не подозревала. Прижимает меня к своему возбуждённому телу. А я хочу быть ближе, ещё ближе, запустить в него корни, опутать тонкими корневищами душу и сердце, чтобы не вырвался, не посмел. Иначе зачем это всё?
Я противоречила самой себе, не понимала своих порывов.
Впадала в крайности, когда твердила: просто секс, кожа к коже, мужчина и женщина, доставляющие друг другу удовольствие. И тут же мне хотелось большего, когда это не просто совокупление, а единение, некий мир на двоих, которого у меня никогда не было.
Он исследует меня руками и губами. Жадно вдыхает воздух. Ноздри его трепещут. Платье задирать Стефан не спешит.
Он не касается «запретных» мест, будто оттягивая самое сладкое на потом. И, кажется, наслаждается объятиями и собственными исследованиями.
Я не знаю, что мне делать. Наверное, нужно его раздеть, чтобы стать ближе. Но как только я тянусь к его рубашке, он перехватывает мои руки.
– Я сам. Доверься мне.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Кто бы сказал, что я буду доверяться Нейману, плюнула бы в лицо слишком смелому человеку.
Он поспешно целует мои ладони, пытаясь таким образом загладить собственную резкость.
Я расслабляюсь и позволяю ему лидировать.
У мужчин, наверное, это в крови – преобладать. А уж у Неймана так и подавно эти качества на главном почётном месте.
Поцелуями, неспешными движениями рук, рисованием узоров по моей коже и платью ему удалось довести меня до состояния, когда ничего не соображаешь, превращаешься в один большой кипящий котёл, где булькает, кипит, плавится, варится нечто, а мысли и сомнения сгорают напрочь.
Его руки наконец-то добираются до подола моего платья. Тянут его вверх. Разгорячённой кожи касается воздух. Это приятно, но ещё приятнее его пальцы, что ведут вверх, рождают щекотку и возбуждение. Такое сильное, что хочется выпрыгнуть из платья, вцепиться в Неймана и никуда не отпускать.
Но я ничего не делаю. Пусть он сам, как и хотел. Мне нравится ему подчиняться.
Стефан стянул с меня платье. Оценил бельё – я вижу, как на дне его глаз плещется хищное удовлетворение. Если я его сейчас поглажу, он, наверное, заурчит, как большой кот. Или зарычит, как тигр.
Позже. Я сделаю это позже. Коснусь его. Пусть только разденется. Сам, как и хотел. Почему-то он не хочет, чтобы это сделала я.
Поцелуи. Узоры. Паутина прочнее захватывает меня в плен. Тело горит от прикосновений. Теперь он добрался до моей груди. Наконец-то.
На миг в затуманенном страстью мозгу всплывает ассоциация, что Нейман слишком продуманный. Что всё, что между нами происходит, его не задевает так, как меня. Слишком уж уверенные и отточенные у него движения. И то, как он обращается с моим телом, похоже на виртуозную игру гения: легко, без ошибок, точно взятые ноты, чётко поставленные пальцы. В этом – и мастерство, и талант.
Но то, как он рвёт с себя одежду – обрывая пуговицы на рубашке, стягивая судорожно штаны, тихо радует меня. Он тоже заведён. Ему тоже не терпится. Он хочет меня очень сильно. Просто для него это не просто вставить член, а желание не напугать меня, сделать мой первый раз красивым, незабываемым и менее болезненным.
Стефан укладывает меня на кровать. Нависает сверху. Полностью обнажённый – я могла немного полюбоваться им. И то, что я видела, не остудило, а ещё больше завело.
Сплошные мышцы, широкая грудь, узкие бёдра. Туда, где нетерпеливо подёргивался его член, я старалась стыдливо не смотреть. Но мне и одного взгляда хватило.
Наверное, мне придётся нелегко. Он большой, а я маленькая. Но страха не было. Вообще. Я его потеряла вместе со стыдом. Потому что извивалась под ним и стонала, когда он ласкал языком мою грудь, теребил зубами соски, прокладывал поцелуи по рёбрам, животу и ниже.
Касался пальцами меня там, между ног. Я это уже проходила с ним и выгнулась, давая ему возможность ласкать меня ещё интимнее. Когда он стянул с меня бюстгальтер и трусики, я не поняла – слишком ушла в собственные ощущения.
Но нет. Оказывается, я не утратила стыд, когда Стефан коснулся меня языком там, в самом низу. Дёрнулась. Попыталась свести ноги, но он не дал – надавил мягко, но властно. В нём почему-то это уживалось: какая-то несгибаемая властность, когда его не переломить, и безотчётная нежность, которой невозможно сопротивляться.
И я сдалась. Позволила ему. Развела ноги шире. Язык его кружил, делал толчки, поднимая волны, от которых мне не убежать. Наоборот: хотелось идти навстречу. Я и сама не поняла, когда начала двигать бёдрами ему навстречу. С губ моих срывались стоны.
Перед тем, как сорваться в разноцветную пропасть, я прикрыла глаза. Позволила, чтобы волны захлестнули меня, взорвались внутри, сотрясли тело. Это был какой-то сумасшедший по своей силе оргазм. Я кричала, содрогаясь. Хватала руками его голову. Прижимала к себе.
Я теперь понимала, почему он никогда ни к чему не принуждал женщин. После такого хотелось дать ему гораздо больше, чем просто расставить ноги. За ним хотелось ползти, умоляя. Ему хотелось отдаваться и сполна получать взамен.
