Тем временем приходили новости из-за рубежа. Наша старая, но по-прежнему любимая, как бабушка, живущая далеко в деревне, родина, давала периодически о себе знать. На этот раз она опять проиграла очередную быструю и победоносную войну, естественно сделав вид и протрубив на весь мир через телевизор, что она свои задачи в этом регионе выполнила и теперь: «наши ребята могут спокойно вернуться домой к рождеству».
— Просто патронов на всех вас, сволочей, жалко! – я прямо отсюда вижу как Дядя, подпрыгивая на своем диване, комментирует это геополитическое сообщение.
А без войны, как известно, люди тоскуют, и начинают со скуки занижать рейтинг действующего президента, в надежде на нового, которому уже точно удастся их развеселить. Затем голова в волшебном ящике возвестила, что на грядущих выборах, на которых по состоянию здоровья нынешний президент не сможет принять участие – хотя мне кажется, что с таким рейтингом, как у него, президенты вообще не живут, кроме двух красавцев скакунов их старых и элитных конюшен, на старт выйдет темная лошадка для всех завсегдатаев политического ипподрома. Конечно же этим конем оказался никто иной, как наш непотопляемый Джеббс и когда его впервые вывели чуть ли не под уздцы и он начал так резво бить копытом еще на первых интервью, я понял, что он украл у меня вторую мою идею – посадить Джима в кресло американского президента, и это второй подлейший случай воровства Джеббса, после того чудного, немного выгоревшего на солнце брезента. Выходит, это не мы, а он тренировался тут на школьном стадиончике, на котором мы, еле-еле его заплюхав, до сих пор радостно хлопаем в ладоши и бегаем к мамочкам за конфетами и поцелуями. А дядька Джеббс, особо не расстроившись, двинул прямиком в высшую лигу, даже не просушив кроссовки! Моя рука инстиктивно потянулась к телефону, чтобы сказать кое-кому в трубочку, тихим вкрадчивым голосом: «Довожу до Вашего сведения, что независимый кандидат г-н Джеббс, имеет двойное гражданство. В подтверждение моих слов…». Но я отдернул свою руку, а скабрезная мысль шмыгнула в грязную коробку с одноименным названием. «Надо играть честно» — сказал однажды Джим, и я, как и тогда, так и сейчас, послушался его. Да Джим и сам собственно, как оказалось вовсе не рвется в президенты, а жизнь у нас тут, вроде бы как налаживается, поэтому я отдернул и вторую руку, которая уже успела начать набирать номер. Я превратился в болельщика этого чемпионата. Встретив как-то в коридоре, вернувшегося после очередного трипа Джима, я бросил ему, походя:
— Слышал, наш Джеббс баллотируется в президенты Соединенных Штатов?
— Он скоро к нам вернется, — немного подумав, ответил Джим, будто бы заглянув Нострадамусу за плечо в его мутную кружку.
— Ага! На одномиллионной купюре… — и мы разошлись дальше, каждый по своим делам.
А тем временем лидирующие североамериканские партии упражнялись в выборе наиболее политкорректного и максимально широкоэлекторатного персонажа, которого будут двигать вперед. Мне это напомнило выбор кто какой фигуркой будет играть в «Монополию»… «Чур, я машинкой, тогда я паровозиком!» Партия «А» выставила на лайнап парня с латиноамериканским папой, прекрасными карими глазами и такой же улыбкой. Он рассказывал, как в детстве батрачил на ферме и демонстрировал в прямом эфире мозоли, которые с той поры до сих пор не сошли. Голоса всех посудомойщиков, таким образом, были подобраны практически с пола. Партия «Б» выставила на беговую дорожку впервые в истории заездов женщину, одним махом получив сразу пятьдесят процентов голосов всех избирателей, это при том, что она еще не начала готовить свое фирменное печенье во время теледебатов и какой бы она ни оказалась хозяйкой, голос одного мужика они как-то да надеялись заработать. Такие вкратце были ставки обоих лидирующих группировок, но тут в игру вмешался Джеббс. Против них он выставил свое дворянское происхождение, папу полярника и шпионское прошлое. Благородную родословную показывали только один раз мельком и то в его руках, но зато много о ней говорили. Чуть позже возник и папа, в меховом капюшоне и заиндевевшим лицом, он стоял среди дюжины таких же снеговичков. Папу показывали чаще, но иногда Джеббс промазывал на пару человек вправо или влево. Также много обсуждалось его участие в секретных операциях во Вьетнаме, но в каких именно раскрывать не позволялось, потому что: «… пока еще живы, те, кто хотел бы, чтобы я замолчал об этом навсегда…» произносил он перед следовавшей затем глубокомысленной и в то же время опасной паузой, во время которой многие начинали оглядываться. Наиболее трезвые критичные умы прикидывали, что, судя по возрасту Джеббса, в то время он мог лишь сдавать мочу для уринотерапии раненых, и то ее пришлось бы выкручивать из его пеленок. На что Джеббс спокойно отвечал, что ему было сделано несколько операций по изменению внешности, потому что: «пока еще живы те, кто…» в ходе которых он согласился на экспериментальный курс омоложения, который и дал соответствующий результат. В какой именно клинике это происходило, он скажет в следующий раз и как мне показалось, даже подмигнул своим будущим рекламодателям. На кокетливый вопрос, не изменял ли он при этом пол, Джеббс не менее кокетливо улыбнулся и промолчал. И вот эта загадочная улыбка приплюсовала ему одним махом несколько миллионов транссексуалов и трансвеститов, а еще с десяток миллионов геев и лесбиянок замерли в недолгом раздумье. Что-то явно зашаталось в избирательной и политической системе Америки и обе до этого противоборствующие партии решили объединиться до второго тура в стремлении уничтожить нового общего врага, ну а потом как обычно – орел или решка, ну или как на детском утреннике, когда двое бегают вокруг стула и кто быстрей сядет, когда закончится музыка. Для начала прилежно сравнили рассказы Джеббса о своих приключениях в Африке с рассказами Хемингуэя, получилась масса совпадений, правда у последнего получилась как всегда немного блекленько. На провокационный вопрос продавшегося по сходной, как для выборов цене, ведущего, о том, на какие средства ведется избирательная компания, Джеббс так привычно для меня вскинул глаза вверх, что я вжался в кресло, сидя от него даже на другом краю Земли.
— Я занимаюсь алмазным бизнесом, — впервые наверно за всю свою политическую карьеру Джеббс сказал хоть полправды.
— О, как интересно, — запел поэт микрофона, кавычек и шестизначных гонораров.
Джеббс уже научился победно улыбаться, но он еще не понимал до конца, кому он собрался перейти дорогу. Не думаю также, что ему так уж нужно было это кресло. Не думаю, что он прямо так все спланировал – он был человек порыва, человек идеи, он заражался ею и заражал остальных, шел к ней, а чаще бежал, и всегда из спортивного интереса. Деньги были для него не целью сами по себе, так и должность президента манила его не своим содержанием, а трудностью достижения. Джеббс был спортсмен, игрок. Но те с кем он решил потягаться были не игроки и не спортсмены, они были охотники и хищники одновременно и вокруг Джеббса начала затягиваться петля. Большому бизнесу, различным фондам и организациям, на поддержку которых рассчитывал Джеббс и его пока еще не очень высокий рейтинг, было приказано в довольно ультимативной форме, ее не оказывать. За его королевским номером в гостинице следили и когда выследили, как туда входила одна бывшая нью-йорская проститутка скандинавского происхождения, то тут же выбили двери и запустили вовнутрь журналистов, папарацци и полицию. Проституткой естественно оказалась Эльза. Пришлось Джеббсу со спущенными штанами долго объяснять собравшейся публике, что это его… невеста. На следующий день было достаточно срочно объявлено об их скорой свадьбе. В тот день все викинги в Валгалле напились с особой тщательностью. Отработанная с годами спецслужбами подсечка на этот раз не сработала и рейтинг Джеббса практически не пошатнулся. Зато очень серьезно начал расшатываться рынок необработанных алмазов. Джеббс и до этого своими большими сливами камней, раскачивал лодку стабильности ювелирного рынка, ну а в разгар президентской гонки, он начал такими партиями скидывать алмазы по бросовым ценам, что та начала черпать своими бортами воду из океана хаоса и цены на алмазы стремительно пошли вниз. Кто-то там что-то еще пытался удержать и контролировать, но не долго – дня два. Затем Джеббс увидел, что беднеет практически на глазах и решил одним махом избавиться от становящихся неликвидными активов и начал сдавать все сразу. Стеклышек к тому времени уменьшилось в вагоне максимум на лопатный штык, так что Джебб сбывал практически годовой объем добычи за один день. Рынок естественно такого издевательства не выдержал и рухнул в полчаса. Торги закрыли, начали расследование, паника началась сама собой, пошли слухи, что все алмазы теперь фальшивые и добывают их теперь где-то экскаваторами как соль. Из котировок товарных бирж убрали алмазную номинацию, в ювелирных мастерских, бриллианты стали стоить дешевле оправ, добычу и обработку прекратили. Многие застрелились, но большинству пострадавших хотелось просто повесить виновного, предварительно выцарапав ему глаза. Его быстро нашли, и на этот раз не ошиблись. ЮАР потребовало его выдачи. Затем Ботсвана, Ангола, Россия и даже соседняя Канада просила прислать ей хоть несколько кусочков Джеббса. Американская общественность, наигравшись диковинкой, отвернулась от человека, пошатнувшего экономические устои. Фемида быстренько завела дело, и кто надо шепнул доверительно Джеббсу, что до ареста осталось не долго, и он, успев лишь упаковать в чемодан свои знаменитые к тому времени уже триста галстуков, в срочном порядке отбыл в Европу. Его естественно тут же вызвали в Штатах на допрос, а его и нет – скандал, тут же заявление в международный розыск. И как по нотам разыгранного Джеббса, не успевшего даже еще приземлиться на Лазурном Берегу, опять показывали по всем каналам, но уже не как кандидата, а как «разыскивается Интерполом…». Джеббс о чем-то подобном догадывался, поэтому первое такси с Эльзой и Маком пустил вперед, в замок, а сам с чемоданом обещал приехать чуть позже. Через два часа он позвонил в замок и попросил мистера или миссис Джеббс к телефону, ему ответили, что мистер Джеббс слушает. Первый мистер Джеббс тут же повесил трубку, сжег в туалете свой американский паспорт, достал другой, одной маленькой, бедной, но очень гордой африканской страны и купил билет в один конец. Уже через двенадцать часов он появился на пороге моего кабинета без усов и шляпы, бледный, без улыбки, но с чемоданом и заявленными еще раньше тремястами галстуками.
