Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Вот видишь, Володя, это пример того, как природа отдыхает на детях гениев.
Ты, встаешь с рассветом, пашешь у мольберта с перерывом только на обед, за два месяца успеваешь написать одну, иногда две картины, которые попадают потом на выставки и в музеи. Только одну — две! У Николая Михайловича Ромадина я прочитал: «Помните, помните, талант — это не удовольствие, а тяжелая обязанность, и нести его надо как тяжелые вериги», — так его напутствовал Михаил Васильевич Нестеров.
Глава 27
В 1986 году моя дочь Вика подарила мне внука Виктора, названного так в честь моего дяди Виктора Александровича Дроздовского, военного летчика, погибшего в начале Великой Отечественной войны. Весть о рождении внука застала меня в Паланге, где я отдыхал со своей женой Майей. Паланга очень красивый город с высоким костелом, огромным парком реликтовых сосен, который плавно спускается к прибрежным дюнам, за которыми — пляж и морская даль.
В центре парка расположен музей янтаря. Экскурсовод этого музея, проводя лекцию, рассказывал, что в первой половине XIX века полковник царской армии Миколас Тышкевич построил дворец и заложил парк. Также он много сделал для города Паланга: восстановил морской порт, построил дубовый мост у причала, костел, и этот дворец, в котором и жил вместе со своей семьей. После Великой Отечественной войны пострадавший дворец отреставрировали, и в нем долгие годы был Дом творчества Союза художников. И только после того, как было построено новое здание и художники переехали туда, во дворце открыли музей янтаря. В экспозиции музея выставлены не только изысканные ювелирные украшения, но и уникальные янтарные самородки, поднятые со дна Балтийского моря, внутри которых навечно застыли насекомые: жучки, скорпионы, стрекозы и бабочки.
Покоренный красотой приморского города я много писал акварелью и гуашью. Получился цикл, в который вошли помимо натюрмортов с цветами, также пейзажи с видами Паланги: дюны, море, парк с его знаменитым дворцом янтаря, соснами и знаменитым горбатым мостиком, являющимся одним из символов Паланги.
Все эти работы ушли в фонд всесоюзной художественной лотереи. В те годы эта лотерея пользовалась успехом не меньшим, чем вещевая. Каждому хотелось выиграть на свой недорогой билет произведение большого мастера. Я отдыхал от работы над большими картинами, любуясь солнцем, морем, природой.
Вечерами по улице, ведущей к парку, где стоял наш Дом художника, проходили строем музыканты духового оркестра. Толпа отдыхающих высыпала им навстречу, образуя плотный коридор, встречала их аплодисментами и криками браво. Оркестранты были одеты в униформу, белые рубашки и голубые, расклешенные к низу брюки. На головах — литовские фуражки с кокардой. На вечернем солнце сверкали золотом духовые инструменты. Пять высоких очаровательных девушек шли впереди оркестра, пританцовывая и размахивая разноцветными гофрированными шарами, задавая ритм музыкантам. Одетые в стилизованные матросские костюмы — белый верх и голубые гофрированные мини юбки — девушки были очень красивы. На головах у них были пилотки и огромные белые банты в кокетливо вздернутых косичках. Их лица с ярко накрашенными губами и театральным макияжем привлекали мужское внимание. Барабанщик замыкал группу, поддерживая заданный такт музыкального шоу. Этот оркестр был любим всеми отдыхающими. Заканчивалось выступление уже в парке, в музыкальной беседке, вокруг которой танцевали взрослые и дети.
Каждый день я ходил на море, где продавалось пиво, с ним хорошо шли поджаренные ржаные сухарики, пропитанные чесноком и солью. Это литовское национальное лакомство художники обожали.
На следующий год, летом я открывал свою персональную выставку в средневековом польском городе Гданьске. Выставочный зал располагался в Доме культуры польско-советской дружбы, в старинном здании. Рядом находился знаменитый средневековый костел Святой Марии.
Сделать экспозицию мне помогла пани Ганна, грамотно развесив картины и установив специальное освещение каждой работы. В экспозицию входило пятьдесят картин. По всему периметру зала стояли дубовые остекленные витрины, также имевшие специальную подсветку, в них пана Ганна с большим вкусом разложила репродукции с моих картин, находящихся в музеях, открытки, буклеты, каталоги. Получилось хорошее информационное дополнение к основной экспозиции.
На втором этаже выставочного зала, куда вела резная дубовая лестница, располагался уютный кинозал. После торжественного открытия выставки собравшиеся поднялись туда, чтобы посмотреть мою режиссерскую работу, документальный фильм «Песнь о воде». После просмотра и обсуждения выставки и фильма все спустились в зал, где за это время накрыли стол для фуршета. На вернисаж пришли местные художники, искусствоведы, актеры, журналисты, представители мэрии Гданьска и работники польско-советского Дома дружбы. Атмосфера на вернисаже была непринужденной. Журналисты брали у меня интервью, я отвечал на многочисленные вопросы не только из своей личной жизни, но и о творческой жизни в нашей стране.
В 1987 году в Польшу ожидался визит папы римского Иоанна Павла II, поляка по национальности. Горожане Гданьска с великим почтением выставили цветные фотопортреты великого земляка в окнах своих квартир. Теперь его лик смотрел на свою паству из тысяч окон. Такого количества портретов одного человека в целом городе мне не приходилось видеть даже в период культа личности Сталина в нашей стране. По всему пути к костелу Святой Марии, где папа римский должен был провести богослужение, создали подобие коридора из стальных труб, образовавших ограждение от возможного напора массы верующих, многочисленных паломников и горожан.
Пробыв в Гданьске несколько дней, я вернулся в Москву, а выставка продолжалась до середины сентября уже без меня, после чего всю экспозицию перевезли в Варшаву, куда я должен был прилететь в сентябре.
В варшавском Доме советской науки и культуры на улице Фокзаль, 10, куда переехала моя выставка из Гданьска, должен был состоялся вернисаж. Накануне я осмотрел готовую экспозицию в большом белом зале, и остался доволен — работы были повешены в один ряд и хорошо освещены. Но на некоторых рамах были заметны трещинки и следы реставрации. Я спросил об этом сотрудника Дома дружбы, курирующего выставку. Помявшись, сотрудник неохотно рассказал:
— Владимир Аннакулиевич, я не хотел вас огорчать перед вернисажем, но раз уж вы обратили внимание на некоторые дефекты рам, я вам расскажу, что произошло во время транспортировки картин из Гданьска в Варшаву. Специальный автофургон, перевозивший выставку, попал в аварию, но, к счастью, ваши полотна не пострадали, раскололось только несколько рам. Эти мощные деревянные рамы художественного фонда, приняли удар на себя и тем спасли вашу живопись.
— Люди, надеюсь, не пострадали?
— У меня было несколько незначительных ушибов, а водитель ударился грудью об руль, но все обошлось. По прибытии в Варшаву рамы отреставрировали, и поломок стало почти не видно.
— Да, рамы хорошо отреставрировали, молодцы.
Меня поселили в Доме советской науки и культуры на третьем этаже прямо над выставочным залом, где был мой люксовый номер со всеми удобствами и даже с кухней. На вернисаж собралось очень много народа, художники, искусствоведы, журналисты, актеры, чиновники от культуры и просто приглашенные варшавяне. В публике выделялись молодые дамы и мужчины в костюмах XIX века. Стоявший рядом со мной сотрудник выставочного зала шепнул:
— Не удивляйся такому маскараду. Здесь рядом — драматический театр, очень популярный в Варшаве. Актрисы и актеры большие любители вернисажей и фуршетов. У них, видимо, закончился дневной спектакль и они пришли на вернисаж в театральных костюмах, чтобы не опоздать. Они не стали терять время на переодевание. Сейчас закончит свое выступление секретарь ПОРП по идеологии, и ты увидишь, как вся эта костюмированная актерская братия бросится поздравлять и целовать тебя, поэтому очень-то не пугайся, они тебя не съедят, наши актрисы любят красивых мужчин.
Все так и произошло. После официальной части публика зааплодировала, а актрисы бросились целовать меня, оставив на моем лице яркие пятна от губной помады.
Еще во время официальных выступлений в толпе гостей я увидел знакомую мне высокую, худощавую фигуру польского художника Мачей Мадзилевского. Это была экстравагантная, колоритная фигура, с короткой стрижкой каштановых волос и усами в стиле Сальвадора Дали. Мы вместе были в международной творческой группе в Венгрии, где и познакомились. Мачей подошел, и мы заключили друг друга в объятия, как старые друзья.
После официального фуршета Мадзилевский повез меня к себе домой. Жил он в новом микрорайоне Варшавы, где громоздились такие же стандартные панельные двенадцатиэтажные дома, как и в Москве. Однако, оказалось, что квартира состоит из пяти комнат, расположенных в двух уровнях. Его жена Мариша была дома и очень приветливо меня встретила. Она начала живо говорить на польском языке, который я постепенно начал понимать. За ужином мы хором говорили, каждый на своем языке и прекрасно понимали друг друга. От них я позвонил дежурному в Дом советской науки и культуры, предупредив, что ночевать буду по такому-то адресу, с таким-то номером телефона, у пана Мадзилевского. Таков был порядок в то время.
- Альбер Ламорис - Полина Шур - Кино
- Борис Андреев. Воспоминания, статьи, выступления, афоризмы - Борис Андреев - Кино
- Андрей Тарковский: ускользающее таинство - Николай Федорович Болдырев - Биографии и Мемуары / Кино