Все так и произошло. После официальной части публика зааплодировала, а актрисы бросились целовать меня, оставив на моем лице яркие пятна от губной помады.

Еще во время официальных выступлений в толпе гостей я увидел знакомую мне высокую, худощавую фигуру польского художника Мачей Мадзилевского. Это была экстравагантная, колоритная фигура, с короткой стрижкой каштановых волос и усами в стиле Сальвадора Дали. Мы вместе были в международной творческой группе в Венгрии, где и познакомились. Мачей подошел, и мы заключили друг друга в объятия, как старые друзья.

После официального фуршета Мадзилевский повез меня к себе домой. Жил он в новом микрорайоне Варшавы, где громоздились такие же стандартные панельные двенадцатиэтажные дома, как и в Москве. Однако, оказалось, что квартира состоит из пяти комнат, расположенных в двух уровнях. Его жена Мариша была дома и очень приветливо меня встретила. Она начала живо говорить на польском языке, который я постепенно начал понимать. За ужином мы хором говорили, каждый на своем языке и прекрасно понимали друг друга. От них я позвонил дежурному в Дом советской науки и культуры, предупредив, что ночевать буду по такому-то адресу, с таким-то номером телефона, у пана Мадзилевского. Таков был порядок в то время.

Вечер прошел весело, пришла молоденькая соседка Анечка, жена офицера Войска Польского, проходившего стажировку в одной из московских военных академий. Анечка неплохо говорила по-русски. Пили польскую водку, закусывали жареным судаком по-польски и бифштексом. Обсуждали открытие моей выставки, смеялись над темпераментными актрисами, оставившими следы губной помады на моем лице, вспоминали с Мачей наше пребывание в венгерском городе Хайдубёсермень.

Мариша расспрашивала меня о том, как мы проводили там время с ее мужем. Хороши ли венгерские девушки, и кто красивее польки или мадьярки. Я спасал нашу репутацию, говоря, что самые красивые девушки — польские, но что мы много работали, и нам было не до амуров. Мариша смеялась, говоря, что в это трудно поверить, так как она хорошо знает своего мужа.

Вспомнили мы финского художника пейзажиста Тапия, который прибыл в международную группу художников на своей машине. У Тапия была не только очень дорогая машина, но и самая современная фотоаппаратура, которой он снимал венгерские пейзажи. Он подарил нам альбомы со своими работами, это были, в основном, виды Финляндии во все времена года. Тапия не скрывал, что свои живописные полотна создает, используя фотографии, которые он снимает в своих поездках по миру. Зимой в Финляндии, в своей роскошной мастерской, он переосмысливает фотографии, компонует их, отбрасывая все ненужное, создает совершенно новые мотивы, вкладывая в них душу и чувство художника. Делает это с большим изяществом и многие западноевропейские музеи имеют в своих коллекциях его картины.

На стенах квартиры Мадзилевских висело несколько живописных полотен хозяина дома. Это были, в основном, молодые обнаженные девушки. На одних картинах они были с головами экзотических птиц, на других с кошачьими головами. Были и просто красивые миловидные девушки, которые гуляли, развлекались, играли в мяч, отдыхали на траве, лежали, и все они были изображены на фоне летнего девственного европейского леса. Также у него на стене висело несколько плакатов. Надо сказать, что в те годы у нас в России польский плакат был эталоном вкуса и некоторые наши плакатисты подражали им. Мачей Мадзилевский был одним из ведущих плакатистов, неоднократно отмечался международными и национальными премиями в этом остром виде искусства. Я был в растерянности, с одной стороны Мадзилевский был профессиональным плакатистом, а с другой — живописцем средней руки. Рассматривая картины на стенах, я сказал:

— Мачей, мне очень нравятся твои плакаты, они выполнены на высоком художественном уровне, а твои живописные картинки с девушками — мне не совсем понятны. Зачем ты это делаешь? На выставках, надеюсь, ты их не показываешь.

Мачей весело рассмеялся, и похлопал меня по плечу:

— Володя, это же для заработка, не более того, — он показал рукой на три картинки в черных одинаковых лаковых рамах, одного размера, — я подготовил их к приезду покупателя из ФРГ. Он приезжает ко мне два раза в год, я подготавливаю к его приезду три или четыре холста, в одинаковых стандартных рамах. Покупатель забирает их себе в Германию. Я, как постоянный поставщик живописной продукции, обязан считаться с клиентом и делать картинки на его вкус. Для меня это главный источник существования. Я спокоен, зная, что два раза в год получу от него хорошие деньги в валюте, обеспечу семью, и смогу заниматься любимым плакатом, выставляться, участвовать в конкурсах, и если повезет, даже получать награды за свое искусство. Другого пути нет. Если хочешь хорошо жить, умей вертеться, так ведь, кажется, говорят у вас в России.

Мачей несколько дней возил меня по мастерским варшавских художников, знакомил с ними, они показывали свои работы. Со многими мы обменялись адресами и, как водится, я приглашал посетить их мою мастерскую, когда им доведется быть в России.

Я благодарен Мачай Мадзелевскому за то, что он дал мне возможность увидеть мир польских художников поближе, узнать, как они живут, как зарабатывают, какие у них мастерские, какие направления в польском искусстве. Я побывал у живописцев, графиков и даже был в мастерской керамистки и пришел к выводу, что находился в более выгодных условиях, чем польские художники. Мне не нужно было писать на потребу заказчика, как моему другу Мадзилевскому. Я мог работать в Домах творчества совершенно бесплатно, общаться с коллегами, выставляться в престижных выставочных залах, мои работы покупались в музеи страны.

Перед моим отъездом из Варшавы Мариша и Анечка повезли меня по магазинам, желая сделать мне подарок. Мне пришлось перемерить с десяток джинсовых костюмов, но ни одни не сходились у меня на талии. Наконец, Мариша купила мне немецкую пижаму самого большого размера и заставила ее померить, когда мы вернулись домой. Я втянул в себя живот и почти не дышал, чтобы не отлетели пуговицы. Мариша расстроилась, но я успокоил ее, сказав, что этот подарок будем дорог мне, как память об их замечательной семье.

Глава 28

В ноябре 1987 года Союз художников заключил со мной договор на создание картины о выводе советских войск из Афганистана. Получив направление в Дом творчества «Дзинтари» я выехал туда, где и встретил новый 1988 год.

Рядом с моей мастерской работал известный плакатист и график Владимир Добровольский. Участник Великой Отечественной войны, широко известный броскими плакатами, опубликованными в газете «Правда» о первом советском спутнике в космосе и первом в мире космонавте Юрии Алексеевиче Гагарине. Несмотря на разницу в возрасте мы сдружились, и новый год встречали втроем, ко мне приехала Тамара. Она плохо себя чувствовала, поэтому отмечали праздник не в столовой, со всеми, а в мастерской. Добровольский подробно рассказывал о победном 1945 годе в поверженном Берлине, и о том, как после разгрома фашистской Германии большую бригаду фронтовых художников, журналистов, кинооператоров отправили на Дальний Восток, где они освещали боевые операции наших войск по освобождению Маньчжурии от японских войск, известные как Маньчжурская операция. Владимир Добровольский рассказывая, что-то рисовал в своем альбоме фломастером, изредка пристально поглядывая на меня прищуренным взглядом. Когда из радиоприемника «Спидола» раздался бой кремлевских курантов Спасской башни, мы сдвинули стаканы с шампанским, встречая новый 1988 год.

Владимир развернул альбом, и мы увидели рисунок, где был изображен дружеский шарж на меня. В нем художник вплел вязью надпись в шевелюру волос — Владимир Артыков, а на шее, вместо воротничка была еще одна надпись — Юрмала 1987-88 и инициалы ВД, переходящие в стрелу, пронзающую сердечко, с острием, упирающимся в текст: «Сердечно! В. Добровольский». Тамара зааплодировала и поцеловала автора:

— Как точно Вы, Владимир, передали характерные черты тезки, — сказала она.

— Раз вам понравилось, дарю. Вернемся в Москву, приглашаю в свою мастерскую, и там, если Вы, Тамара, позволите, сделаю и на вас дружеский шарж. Вся моя семья обожает фильмы с вашим участием. Я вам покажу огромную коллекцию дарственных карикатур с автографами Кукрыниксов, Бориса Ефимова, Константина Ротова, Юлия Ганфа, Ивана Семенова. Мастерская находится в бывшей ночлежке для бездомных, куда, как говорит молва,Максим Горький приводил Станиславского посмотреть жизнь обитателей ночлежки, о которой он рассказывал в своей пьесе «На дне», для того, чтобы Константин Сергеевич мог окунуться в подлинную атмосферу того времени, которую он так блестяще воссоздал в спектакле МХАТа.

Позже, уже в Москве, я пришел к Владимиру Добровольскому. Его мастерская находилась в добротном одноэтажном доме из красного кирпича с большими окнами и высоким четырехметровым потолком, а сама мастерская имела не менее семидесяти пяти квадратных метров. Экспозиция коллекции, о которой он рассказывал, действительно поражала, она была развешена от пола до потолка в аккуратных застекленных рамочках, это были карикатуры, плакаты, рисунки известных мастеров этого жанра с автографами. Пораженный не столько коллекцией, сколь просторным уютным залом, я удивленно воскликнул:

1 ... 51 52 53 54 55 56 57 58 59 ... 111

На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Обнаженная модель - Владимир Артыков бесплатно.

Похожие на Обнаженная модель - Владимир Артыков книги

Альбер Ламорис - Полина Шур - Кино
Борис Андреев. Воспоминания, статьи, выступления, афоризмы - Борис Андреев - Кино
Андрей Тарковский: ускользающее таинство - Николай Федорович Болдырев - Биографии и Мемуары / Кино

Оставить комментарий