— Смотри, Итальянец, не упусти своего союзничка! Он и хромой может драпануть.
Остальные грузовики, соблюдавшие в колонне порядочные интервалы, успели притормозить, развернулись и укатили обратно к Чудову. А сколько их всего было? Много ли ехало в них солдат? Но зачем гадать, если у нас есть «язык»!
Допрашивают комроты и политрук, я перевожу. Допрос протекает трудно. Разговор ведь не простой, стандартные вопросы — фамилия, звание, из какой части? — в данный момент нас мало интересуют. А тут еще немец — он оказался ефрейтором — попался неудачный. Насквозь простуженный, поминутно кашляет и сморкается, от страха лопочет невнятной скороговоркой и заикается.
Все же главное, что нам незамедлительно надо знать, выспросили. В батальоне объявили «алярм» — боевую тревогу. Две роты по сто двадцать солдат посадили на восемь машин. Куда ехали? «Нас Ольхофски Кутора». С какой целью ехали? На помощь ольховскому гарнизону. Там русские опять начали «гросс ангрифф» — большое наступление. Едут ли к Ольховским Хуторам другие подразделения, кроме этих двух рот? Этого ефрейтор не знает…
Пока мы допрашивали пленного, высланные вправо и влево пятерки лыжников разведали обстановку. Две проскочившие машины на предельной скорости помчались дальше, к Ольховским Хуторам. Четыре отсеченные отъехали метров на триста — четыреста назад и остановились. Немецкая пехота развертывается цепочкой перпендикулярно к дороге. Что она предпримет дальше? Попытается окружить нас своими силами? Или будет ждать подкрепления из Чудова?
Так или иначе, ситуация складывается явно не в нашу пользу. У немцев уже сейчас более чем двойной перевес. Правда, у нас большое преимущество — лыжи. Но мы сможем воспользоваться ими только в том случае, если получим приказ на отход.
Итак, свое преимущество скоро можем потерять… Задаем пленному дополнительные вопросы. По его словам, в их батальоне «шилёйферов», то есть лыжников, нет. Но вообще в чудовском гарнизоне специальные лыжные подразделения имеются.
Надо полагать, немцы уже вызвали из Чудова лыжников. И когда те прибудут, блокируют нас. И это может произойти вот-вот: от нашей позиции до Чудова около пятнадцати километров. А связь с КП дивизии, как назло, опять разладилась…
Пока что занимаем круговую оборону. Лейтенант Науменко, прислушиваясь к советам Гилева и проводников, по-моему, действует толково. Более половины отряда расположил цепью на северной окраине нашего лесочка. Во все стороны направил подвижные дозоры по три — пять человек.
Для рытья настоящих окопов и индивидуальных ячеек у нас нет ни времени, ни инструментов. Малых саперных лопат взяли немного, да и не одолеешь ими мерзлую землю. По периметру позиций протаптываем новые тропки. Таскаем из куч спиленные деревья и устраиваем из них подобие баррикад.
От северного дозора пришла плохая весть: цепь немцев обогнула наш лесок с северо-востока и медленно продвигается вперед. Пехотинцы по грудь в снегу. Науменко приказывает дозорным и пулеметчикам сблизиться с немцами и стрелять короткими прицельными очередями. Пока что у нас еще одно преимущество: мы в максхалатах, а немцы в своих мышиных шинелях — очень приметные на снегу мишени.
Науменко мчится к рации. Видимо, отозвался наконец «Крым». Так и есть!
— Говорил с подполковником Никитиным, — сообщает нам результаты переговоров лейтенант. — Приказано немедленно сниматься и возвращаться домой. Держаться как можно восточнее: не исключено, что от Сенной Керести и Ольховских немцы пойдут наперерез…
Когда мы это услышали, сразу поняли: из задуманного наступления или ничего не получилось, или опять успех очень скромный. Если бы немцы были в тяжелом положении, то Никитин подобных распоряжений не делал бы.
— И еще, — добавил Науменко. — Приказано во что бы то ни стало доставить живым пленного.
После короткого оперативного совещания командир отряда принимает такое решение. Чтобы ускользнуть скрытно, выходим из леса не там, где вошли, а в юго-восточном направлении. Перейдя Кересть, повернем на северо-восток и выйдем на свою лыжню. По ней и двинем, если не помешают непредвиденные обстоятельства. По проторенной лыжне идти намного легче и быстрее. Усиливаем северный дозор. Он под командой комвзвода-3 Большакова останется в качестве заслона. Пусть большаковцы почаще стреляют и ведут себя поактивнее. Минут через двадцать после ухода отряда арьергард отрывается от немцев и догоняет нас ускоренным маршем. Но если скоро прибудут немецкие лыжники, то отход можно начать и раньше.
Перед уходом обливаем бензином и зажигаем машины. Раньше этого не делали, опасаясь, как бы столбы дыма не послужили ориентирами для вражеских бомбардировщиков. Горючее обнаружили в машинах. Одну канистру даже захватили в волокушу — для земляночных коптилок.
Больше всего хлопот доставляет нам «драгоценный груз» — раненый ефрейтор. Выделяю несколько сменных пар из наиболее могутных лыжников. У нас заготовлены сшитые из старых плащ-палаток лямки — вроде тех, которыми в старину пользовались бурлаки. Для начала в самую тяжелую волокушу впряглись Авенир и Муса.
От страха, холода и боли пленного бьет мелкая трясучка. Он не знает — то ли ему сидеть, то ли лежать. Авенир и Муса бросают в его сторону взгляды, которые ласковыми никак не назовешь. Вдобавок, чтобы отвести душу, кроют немца на классическом «трехэтажном наречии».
Но эмоции эмоциями, а пленного надо доставить в Ольховку в целости и сохранности. Приказываю ему вытянуться во весь рост, один ватник подкладываю под голову, другим прикрываю сверху. С полдюжины их мы привезли на волокушах на тот случай, если будут раненые. Но имели в виду своих лыжников.
О всех перипетиях возвращения в ОЛБ рассказывать не стану. В общем, нам здорово везло. Сразу немцы не заметили нашего отхода, а когда спохватились, мы были уже для них недосягаемы. Благополучно ускользнула и нагнала отряд группа Большакова.
И все же немецкие лыжники настигли отряд и завязали с нами перестрелку. К счастью, их оказалось немного, пожалуй, человек тридцать. Так что существенно помешать нашему движению они не смогли.
Правда, у нас появилось несколько раненых. Одного, с перебитой ногой, положили на свободную волокушу, остальные смогли идти на лыжах.
На голову бедолаги-немца опять посыпались проклятия. Тебя, мол, окаяннного, везем, а наши раненые своим ходом двигают. Но и на этот раз ругались «бурлаки» без настоящей злости. Каждый понимал, что иного выхода нет и пленный не виноват. А «язык» — действительно драгоценный груз. Чтобы добыть его, иногда платят жизнями многих разведчиков.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
