— Привет, Кэм.
— Привет, Стив.
Было видно, что им хочется побыть вдвоем, так что, выждав несколько секунд, я поднялся. На кухне их заливал свет, а я стоял в полутемной гостиной.
— Ладно, зайду в другой раз, — скороговоркой просыпал я. И поторопился скорее убраться вон. Сэл выдала мне самый роскошный «Проваливай!»-взгляд, какой я только видел за всю жизнь.
— Не.
Я уже стоял в дверях, когда мне в спину прилетело это слово. Я обернулся — меня догнал Стив. Он с серьезным лицом сказал:
— Тебе не обязательно уходить, Кэм.
А я только посмотрел на брата, сказал: «Не волнуйся», — повернулся и вышел, сам не особо-то переживая. У меня ведь появились другие места, куда пойти.
Было еще довольно рано, так что я решил добежать до станции и успеть на поезд в Хёрствилл. В вагонном окне я увидел свое отражение: волосы уже отросли и топорщились упрямо и вразнобой. Черно было. Угольно-черно в окне, и впервые мне это почти понравилось. Раскачиваясь вместе с вагоном, я вглядывался в себя.
Улицу Октавии уже обернуло темнотой. Огни в домах были точно свет фонариков. Если крепко зажмуриться и открыть глаза, можно было подумать, что дома бредут в потемках, отыскивая дорогу. Мне казалось, что они могут растаять в любой миг. Пока я топтался у калитки, их иногда пересекали человеческие тени.
Я немного повоображал, как иду до крыльца и стучу в дверь, но я хорошо запомнил слова Руба. Он так и не побывал в ее доме. И даже ни разу не стоял на пороге. Меньше всего на свете мне хотелось бы перегнуть палку. Но мне до зарезу нужно было, чтобы Октавия вышла, тут уж не сомневайтесь. И все же я знал, что, коли придется уйти, так ее и не увидев, я уйду. Если уж я это осилил ради той, которой было на меня плевать, смогу и для Октавии.
И единственную украденную секунду я думал о девчонке из Глиба. Она пробралась в мои мысли, как домушник, и исчезла, ничего не взяв. Как будто в один миг былые унижения упали с моих плеч и остались лежать на земле. Полсекунды я удивлялся, как это я мог столько проторчать у нее под окнами. Я даже посмеялся. Над собой. Девочка из Глиба окончательно рассеялась через несколько минут, когда Октавия отодвинула штору на кухне и вышла ко мне.
Первое, что я заметил, прежде чем какие-нибудь слова спорхнули в воздух, — ракушка. Она висела у Октавии на шее, нанизанная на шнурок.
— Хорошо смотрится. — Я кивнул, протянул руку и взял ракушку в ладонь.
— Смотрится, — согласилась Октавия.
Мы пошли в тот же парк, что и в первый раз, но теперь не сидели на занозистой скамейке. Побродили по мокрой от росы траве и остановились возле старого дерева.
— Вот, — сказал я, подавая Октавии слова, записанные ночью в кровати. — Это тебе.
Она прочла, поцеловала бумагу и потом довольно долго стояла молча, держась за меня. Мы стояли, и я о столь многом хотел ее спросить. Мне хотелось узнать, какие истории живут в ее доме, чем они занимались с Рубом, почему он так и не переступил порога ее дома, есть ли у нее братья и сестры, как у меня. Но я ни о чем не спросил. Тут стояла какая-то стена, и, хотя я понимал, что однажды придется с ней разбираться, начинать это раньше времени не осмелился.
Я сказал, что мне нравится завывающий голос ее гармошки. Такой вот получался верх смелости на тот вечер, и даже эти слова не без труда выбрались у меня из горла. Слова — отличный строительный материал для мостов, но, думаю, многое решает выбор момента для строительства. Надо знать нужное время.
У ее калитки, когда вернулись, я обронил пару слов, почти нечаянно. Как будто голос сам заговорил за меня.
— Может быть, и ты скоро расскажешь мне что-то о себе.
Никакой неуверенности в голосе не было. Ни ноты сомнения.
Октавия смотрела на свой дом, в тусклый свет, растекшийся по окну.
— Хорошо. — Она смотрела просто и искренне. — Да уж, не все же по-моему делать, правильно? Нельзя утонуть в человеке, если он тебя не впустит. — Уж это точно. — Я тебя увижу в воскресенье?
— Конечно.
Потом, почти сразу, я поцеловал ей руку и отвалил.
Вернувшись домой, я дико удивился, застав на крыльце Стива, который поджидал меня.
— Я уж думал, сколько мне тут еще сидеть, — увидав меня, заклокотал он. — Час уже дожидаюсь.
Я подошел.
— И? Зачем ты меня ждешь?
— Пошли, — сказал Стив, поднимаясь на ноги. — Поехали ко мне.
— Я только зайду скажу…
— Я им уже сказал.
Машина Стива стояла чуть дальше по улице, мы сели и по дороге произнесли едва ли несколько слов. Я включил радио, но что играло, не помню.
— Ну, так чего там? — спросил я Стива.
Я смотрел на него, но он не отрываясь следил за дорогой. Я даже подумал: может, он не услышал мой вопрос. Стив на секунду-другую покосился на меня, но молчал. Чего-то ждал.
Мы вышли из машины, и тут Стив сказал:
— Хочу тебя кое с кем познакомить. — Хлопнул дверцей. — Точнее, я хочу ее познакомить с тобой.
Мы поднялись в квартиру. Там было пусто.
— Она еще в душе, — объяснил Стив.
Он заварил кофе и поставил передо мной чашку. Кофе в ней еще вихрился, закручивая и мое отражение. Утаскивая меня на глубину.
Сперва я думал, предстоит обычная процедура расспросов о том, как дела дома, но увидел, что Стив решил от этого воздержаться. Он ведь заходил домой и все узнал сам. Вымучивать беседу было не в его характере.
Я пропустил несколько его игр, поэтому спросил, как турнир. На середине его ответа из ванной вышла, на ходу вытирая волосы, Сэл.
— Привет, — сказала она мне.
Я кивнул, не шибко улыбнувшись.
Тут Стив поднялся, поглядел на меня, потом на нее. В тот момент я понял, что, как я и подозревал, Стив рассказывал ей про нас с Рубом. Я почему-то именно это воображал на скамейке в хёрствиллском парке и как будто слышал тогда плотный голос Стива — как он спокойным тоном практически отрекается от братьев. И вот он переписывал сценарий — или, по крайней мере, пытался внести правку.
— Встань, — сказал он мне.
Я послушался.
Он объявил:
— Сэл… — Сэл посмотрела на меня. Я смотрел на нее, а Стив продолжал. — Это мой брат Кэмерон.
Мы пожали друг другу руки.
У меня — шершавая рука пацана.
У нее — гладкая и чистая, пахнущая душистым мылом. Мылом, какое, по моим представлениям, кладут в гостиничных номерах, куда мне не попасть.
Она взглядом приветствовала меня, и я стал Кэмерон, а не просто нелепый брат Стива.
Чуть погодя Стив повез меня домой, и по дороге мы немного поболтали, но исключительно о пустяках. Посреди этого трепа я перебил Стива. Я спросил, ножевыми словами:
— Ты, когда рассказывал Сэл про нас с Рубом, сказал, что мы нелепые. Ты ей сказал, что тебе за нас стыдно, так?
Я говорил это ровным голосом и без малейшего осуждения, хотя для этого пришлось постараться изо всех сил.
— Нет. — Стив не согласился, останавливая машину у нашего дома.
— Нет? — Я видел по глазам, что Стиву стыдно, и впервые — что стыдно ему за себя.
— Нет, — подтвердил он и посмотрел на меня уже как бы с гневом — будто не мог стерпеть. — Не про вас с Рубом, — пояснил он, и лицо его казалось в тот миг раненым. — Только про тебя.
Боже мой.
«Боже», — подумал я, открыв рот. Как будто Стив — раз! — и выдернул из меня сердечный ритм. Мое сердце лежало у него в руке, и Стив опустил на него взгляд, будто видел мое сердце там же.
Как оно бьется.
Как бросается оземь и вновь подымается.
Я ничего не сказал на ту правду, которую Стив только что выпустил на волю.
Я только отстегнул ремень, забрал сердце и поскорее вылез из машины.
Стив тоже вылез, но опоздал. На пути к крыльцу я слышал за спиной его шаги. Слова падали между его стоп.
— Кэм! — окликнул он. — Кэмерон! — Я уже почти зашел в дом, когда меня догнал его голос: — Прости. Я был… — Он закончил громче: — Кэм, я был неправ!
Я вошел, захлопнул дверь и обернулся посмотреть, что осталось снаружи.
Силуэт Стива тенью лег на окно. Тихий и неподвижный, наклеенный на свет.
— Я был не прав.
Он повторил свои слова, но на этот раз голос был слабее.
Прокорчилась минута.
Я сдался.
Медленно подошел к двери и отворил ее, по ту сторону сетки увидел своего брата.
Я подождал и сказал:
— Не переживай об этом. Не важно.
Мне все еще было больно, и все же, как я и сказал, это было не важно. Меня не в первый раз задели — и не в последний. Стив, наверное, пожалел, что захотел меня порадовать, показав Сэл, что я не ноль, каким он меня раньше считал. Добился он в итоге одного: не только подтвердил, что считал меня когда-то пустым местом, но и сообщил, что я был такой один.
Тут, однако, меня и накрыло.
Осознание встряхнуло меня и распороло. Мысли играли в чехарду, и только одна фраза стояла особняком.
