Она протягивает мне кружку свежесваренного кофе, и я с радостью беру напиток. Вдыхаю бодрящий аромат, а Дженника продолжает:
— Я серьезно, Дайра. Ты, конечно, думаешь, что способна меня отговорить, но меня не переубедишь. Когда Паломе станет лучше, мы с тобой уедем отсюда. Тебе придется сказать «прощай» этой лошади, парню-красавчику и всем остальным. Ты согласна?
Молча потягиваю кофе, любуюсь небом и отказываясь вступать в разговор.
— Что ты нашла в этом месте? Чем оно привлекает тебя? Здесь есть что-то, чего я не замечаю? Лично я вижу только беспорядочную кучу старого хлама.
Поворачиваюсь к Дженнике. Она одета в огромный свитер, который висит на ее плечах, ненавязчиво создавая впечатление беззащитности и хрупкости.
— Может, здесь и свалка, — отвечаю я, крепче сжимаю кружку и обозреваю окрестности.
Все вокруг пропитано любовью и заботой Паломы. Она создала свой собственный оазис, затерявшийся в пустыне, но Дженнике не дано этого понять. Пока она видит лишь лошадь, густые зеленые заросли, каемку соли на внутренней стороне изгороди и толстые глинобитные стены. Никакой магии и волшебства. Но попытка — не пытка: почему бы не объяснить Дженнике кое-что важное?
— Именно тут я ощутила некую принадлежность к своим корням. Я как будто впервые попала домой, — начинаю я.
Она мотает головой, вероятно, желая защитить себя и тот выбор, который сделала шестнадцать лет назад, но я не отступаюсь. Пусть она выслушает меня до конца.
— Ты пыталась защитить меня от горечи и всепоглощающей боли, которая приходит, когда теряешь что-то ценное — людей или те места, которые много для тебя значили. Знаешь, Дженника, такая жизнь не для меня. Если ты чувствуешь боль, лишаясь чего-то, ты способна любить. И сейчас я научилась получать от этого искреннюю радость.
Набираю в грудь побольше воздуха и смотрю на нее в упор. Только что сказанное — абсолютная противоположность моим прежним убеждениям. Но я понимаю, что была правдива на все сто.
— Дженника, у тебя — благие намерения, и ты хочешь оградить меня от своих же страхов и тревог. Наверное, ты даже преуспела и смогла защитить меня от груза сожалений. Но мне нравится ощущать себя частью чего-то. Мне приятно быть членом семьи, общества и школы, черт ее побери! Не важно, что это временно, а здесь некрасиво и не убрано. Именно тут живет моя бабушка — женщина, которая дала мне приют и цель в жизни. И первый раз я…
— Цель? — восклицает Дженника. — Объясни поподробней? Ты собираешься заниматься ее садом? Выучиться на травницу? Я возлагала на тебя большие надежды, Дайра.
Она возмущена и кипит от негодования. Я зашла слишком далеко. Мне следовало вовремя остановиться, а я не выдержала.
— Забудь, — бурчу я, глажу Кэчину и направляюсь обратно к дому. Старательно избегая взгляда Дженники, добавляю: — Отвези меня, пожалуйста, в школу. Первый урок начинается в восемь.
Глава 41
Я прохожу через створки железных ворот и начинаю искать Кейда. Впрочем, перед перерывом на ланч я сталкиваюсь в коридоре с Сочиль и выясняю все досконально.
— Ну, как насчет Дня Мертвых? — спрашивает она, прибегая к своей уникальной проницательности.
— Только не говори, что из меня до сих пор выглядывает новичок, — ворчу я и наблюдаю, как она захлопывает дверцу шкафчика и ощупывает тростью пол, простукивая пространство впереди.
— На данный момент из тебя прут лишь нервозность и паранойя. Что случилось?
Озираюсь по сторонам и вздыхаю. Хорошо бы рассказать ей о болезни Паломы, но мне не хочется расстраивать Сочиль.
— А где Кейд, Лита и ее Свирепая Команда? Хотелось бы обнаружить их раньше, чем они меня, — говорю я.
— Не беспокойся, — улыбается она. — Кейда в школе нет. А что касается остальных, думаю, что они слишком благоговеют, чтобы приближаться к тебе. Но я не услышала ответ на свой вопрос. Дайра, ты идешь?
— Иду куда?
Сочиль одета в симпатичный синий свитер и джинсы, и я снова поражаюсь, насколько она хороша собой. Конечно, мне не удастся отвертеться от приглашения, хотя у меня на уме свои планы.
— Ты, вероятно, уже обратила внимание, что Хеллоуин мы не празднуем, отмечая вместо него День Мертвых. Весь город собирается на праздник, поэтому единственный способ не попасть на него — уехать подальше. В некоторых местах он длится целую неделю, но здесь, в Очаровании, мы дожидаемся второго ноября. Именно тогда горожане наряжаются в костюмы, едят, пьют и веселятся. Многие проводят ночь на кладбище, связываясь с духами умерших родственников, однако в основном народ оттягивается в «Кроличьей норе». Рихтеры организуют в клубе бесплатные вечеринки с музыкой. Ты, разумеется, в курсе, что «Нора» невероятно популярна.
— Звучит весело, — отвечаю я.
Возможно, «весело» и не самое подходящее определение, хотя, учитывая обстоятельства, оно наиболее точное. Подозреваю, что в нынешнем году празднество выльется в настоящий «карнавал», особенно если Эль Койот не выбьется из графика.
— Разве можно пропустить такое? — вырывается у меня.
— Отлично, — кивает Сочиль. — «Эпитафия» тоже будет выступать, и тебе выпадет новый шанс послушать ребят, раз уж прошлой ночью ты куда-то запропастилась. А что стряслось? Как ты доехала до дома?
Подыскиваю оправдание, сожалея, что обмануть ее практически нереально. Но попробовать-то можно?
— Я не очень хорошо себя почувствовала и…
Сочиль встряхивает головой и шагает в сторону Северного коридора, где обычно перекусывает Дэйс. Но после скандала, который нам обоим закатила Дженника, мне немного стыдно смотреть ему в глаза. Я слегка отступаю назад и неожиданно понимаю, что Дэйса здесь нет. Коридор пуст. И хотя я не желаю с ним встречаться, мне становится еще хуже. Сочиль оглядывается на меня и морщит лоб, а я неуверенно топчусь на месте.
— Что с тобой? — спрашивает она. — Врать бесполезно. Я чувствую любую ложь.
Она становится передо мной — крошечный прирожденный следователь, которого никто не обведет вокруг пальца. Я, в свою очередь, делано смеюсь.
— Сочиль, к счастью, ты чересчур проницательна, — произношу я. — Но я сама еще не готова откровенничать, и тебе нужно с этим смириться.
Ее личико разглаживается. Снова застучав тростью по полу, Сочиль говорит:
— Вполне справедливо.
Мы идем в столовую, где Сочиль демонстрирует мне гораздо больше доверия и уважения, чем я заслуживаю. У самого дальнего столика она присаживается на лавку и кивает парню, сидящему слева:
— Дайра, это Дэйс. Дэйс, это Дайра. — Она обезоруживающе улыбается. — А может, вы уже знакомы?
