Постепенно на Западе, в связи с упадком центральной власти, эти три элемента, существовавшие в течение некоторого времени, так сказать, отдельно один от другого, стали соединяться в одном лице; одно и то же лицо, а именно помещик-землевладелец, раздавало бенефиции, принимало коммендации и пользовалось иммунитетом, то есть, другими словами, помещик превратился в государя. Подобная эволюция касалась как светских, так и духовных лиц. Конечно, как было замечено выше, эта эволюция в разных странах протекала различно.
Вопрос о феодализме в Византии — вопрос еще новый и очень мало разработанный. В его изучении необходима и интенсивная работа, и большая осторожность в обобщениях. Но, во всяком случае, «теперь никого уже, или только немногих упрямых стародумов, не приводит в смущение возможность говорить о феодализме и феодальных процессах в Византии, тогда как еще недавно обозначение „византийский феодализм“ представлялось парадоксом или ересью».
Раз Византия есть не что иное, как продолжение Римской империи, то уже априори можно сказать, что явления, аналогичные бенефицию, патронату и иммунитету, должны быть отмечены в условиях ее внутренней жизни. Вопрос лишь в том, в какой степени эти явления развились в дальнейших видоизменившихся условиях жизни восточных провинций империи и какие формы они приняли.
Латинскому слову «бенефиций» на Востоке по значению соответствовало греческое слово «харистикий» (русское пожалованье, жалованье), а бенефициарию, то есть лицу, наделенному землей на условии несения военной службы, соответствовало грамматически греческое слово «харистикарий». Но в византийской литературе, особенно с X века, харистикарный способ раздачи земель применялся обычно к монастырям, которые раздавались в виде пожалованья духовным и светским лицам. Подобную особенность византийского бенефиция-харистикия можно привести в связь с иконоборческой эпохой, когда правительство в своей борьбе против монашества прибегало к секуляризации монастырских земель, которая и дала в руки императора обильный источник для земельных пожалований. Это обстоятельство, по всей вероятности, и было причиной того, что первоначальный смысл харистикия, как пожалования земель вообще, не только монастырских, как бы затерялся, и харистикий стал пониматься специально в смысле пожалования монастырских земель. «Харистикарная система, — пишет хороший знаток внутренней истории Византии П. В. Безобразов, — как известно, заключалась в том, что владелец монастыря, кто бы он ни был (император, епископ или частное лицо), отдавал монастырь в пожизненное владение какому-либо лицу, получавшему после этого название харистикария. Харистикарий получал все доходы монастыря и обязан был содержать братию, поддерживать здания, одним словом — вести все хозяйство. Очевидно, излишек доходов, шел в пользу харистикария». Другой наш известный византинист, Ф. И. Успенский, даже прямо говорят, что «харистикарат, как обычай раздавать монастыри и церковные земли, есть учреждение, развившееся в недрах самой церкви и стоявшее в полном соответствии с существовавшими в гражданском обществе обычаями и взглядами на право распоряжения земельной собственностью». При таких определениях, особенно при последнем, теряется всякая связь с римским прошлым, что, по моему мнению, неправильно. Харистикий есть пережиток римского прекария-бенефиция, получившего своеобразную окраску в силу особенностей внутренней жизни восточной половины империи.
Известно, что еще в эпоху языческой Римской империи существовало военно-поместное землевладение, заключавшееся в том, что земельные участки на границах государства отдавались в наследственную собственность, но под непременным условием, чтобы владельцы таких военных участков несли военную службу, охраняя границу и передавая это обязательство детям. Начало этого обычая чаще всего относят к распоряжениям императора Александра Севера, то есть к первой половине III века, об отдаче отнятых у неприятеля земель пограничным (limitanei) солдатам и их вождям с тем, чтобы они несли на них наследственную военную службу и не отчуждали их частным, то есть не военным лицам. Несмотря на то, что такие авторитеты, как например Фюстель де Куланж, категорически утверждали, что эти пограничные участки (agri limitanei) времен римских императоров ничего общего не имеют с позднейшим бенефицием или фьефом (феодом), тем не менее до сих пор выдающиеся представители исторической науки, не без основания, видят в бенефициях-ленах средневековья корни в порядках раздачи земельных участков в Римской языческой империи. Новелла Феодосия II (первой половины V века), вошедшая в VI веке в кодекс Юстиниана, который объявлялся обязательным для обеих половин империи, Западной и Восточной, подтверждает военную службу пограничных солдат (limitanei milites) как непременное условие владения земельными участками и ссылается при этом на древние постановления (sicut antiquitus statutum est).
Начиная с VII века, под угрозой персидских, арабских, аварских, славянских и болгарских нашествий, часто победоносных, отрывавших от империи целые пограничные провинции, государство приступило к областной (фемной) реформе, которая усилила военные элементы на всем его пространстве и перенесла, так сказать, условия прежних пограничных частей во внутренние области империи. Но постигшие Византию на протяжении VII—IX веков крупные военные неудачи в связи с внутренними смутами иконоборческого периода и частою борьбою за трон, очевидно, расшатали налаженную систему военно-поместного землевладения, чем воспользовались крупно землевладельческие фамилии, так называемые властели, скупавшие, вопреки закону, воинские участки. Поэтому, когда государи Македонской эпохи в X веке выступили со своими знаменитыми новеллами на защиту крестьянских интересов против захватнических стремлений властелей, они одновременно встали и на защиту воинских участков. Новеллы Романа Лакапина, Константина Порфирородного, Романа II и Никифора Фоки стремятся восстановить прочность и нерушимость воинских участков, главным образом, в смысле неотчуждаемости подобных участков людям, непричастным военной службе; другими словами, данные новеллы воспроизводят в основной идее положение известной уже новеллы Феодосия II, вошедшей в Юстинианов кодекс. Отметим, что Ф. И. Успенский, придающий первостепенное значение славянскому влиянию на внутреннюю жизнь Византии, пишет по поводу военных участков: «Если в X веке в организации стратиотских (то есть солдатских) участков заметны следы общинного начала, то, конечно, это указывает не на римское происхождение учреждения, а на славянское, и первые его обнаружения должны быть относимы к эпохе славянских поселений в Малой Азии». Но эта гипотеза не может считаться доказанной. Военно-поместная система сохранилась, по-видимому, и в позднейшие времена, вплоть до падения Византии; по крайней мере, в законодательных памятниках XI, XIII и XIV веков распоряжения императоров X века трактуются, как имеющие еще силу; хотя в реальной жизни это было далеко не так.
В течение продолжительного времени, насколько позволено нам, конечно, сказать, имея в виду несовершенство и неполноту изучения вопроса, в Византии, по-видимому, не существовало какого-либо определенного, всеми принятого общего термина для обозначения царских пожалований, если только таким термином не был харистикий; но изучение последнего именно с этой точки зрения еще не сделано, так что в данном случае мы можем высказать это лишь в виде предположения, хотя, с нашей точки зрения, и весьма правдоподобного. С XI же века в византийских памятниках появляется такой термин, который раньше прилагался в виде второстепенного эпитета к харистикию, а затем стал употребляться специально в смысле царского пожалованья. Таким термином была прония.
Грамматическое происхождение этого слова иногда смущало некоторых ученых, которые неправильно производили его от немецкого слова Frohne (барщина, тягло) и, встретив этот термин в сербских памятниках раньше, чем узнали его из памятников византийских, даже предположили, что сербы заимствовали это слово еще в то время, когда соседствовали с готами. Само собой разумеется, прония есть греческое слово (πρόνοια), ξзначающее «забота, попечение», а в христианском смысле «промысел». Конечно, слово «прония», получив специальное значение царского пожалованья, не утеряло своего первоначального, только что приведенного смысла, так что в византийских документах с определенного времени параллельно встречаются оба употребления этого слова, подобно тому, как и на Западе бенефициальная система не вытеснила слова beneficium в обычном смысле благодеяния.
Лицо, просившее и получавшее монастырь в пожалованье (харистикий) обещало за это иметь о нем заботу, попечение, то есть, по-гречески, «пронию». Поэтому получивший такое пожалованье назывался иногда не только харистикарием, но и проноитом (προνοήτης), ςо есть попечителем. Со временем же самое пожалованное поместье стало называться пронией. Под термином «прония», согласно Ф. И. Успенскому, в Византии «разумеется пожалованье служилым людям населенных земель и других приносящих доход угодий в награду за оказанную услугу и под условием исполнения определенной службы с пожалованья». Причем под этой службой подразумевалась, главным образом, военная служба, обязательная для прониара. Надо также иметь в виду, что прония не является родовой или вотчинной собственностью, так как прониар не имеет права ни продавать, ни завещать, ни дарить пожалованную землю. Другими словами, прония отождествляется с теми военными участками, о которых речь была выше и которые ведут свое начало еще из времени языческой Римской империи. Прония жаловалась императорами или, от их имени, министрами.
