И эта речь вождя была долгой. В перерывах играли музыканты, а сам повелитель кружился в танце. Слуги поили его пивом, вытирали с него пот. Народ восторженно кричал:
— Слава великому вождю, гром твоих барабанов сотрясает весь мир! Черный бык! Твои жены рожают двойни и тройни! Повелитель саванны, кучи навоза от твоих стад поднимаются выше гор!
— Почему он все время пляшет? — тихо спросил Дмитрий. — Сидел бы в кресле и говорил, как это делают все другие государи.
— Он должен показать своим подданным, что еще крепок и полон сил, — прошептал в ответ Хасан. — Эти люди верят, что от здоровья вождя зависят счастье и благосостояние всего племени. Сейчас они его боготворят, но верят, что если он будет больным и немощным, то навлечет беду на все племя. Тогда советники решают, что ему пришло время занять свое место среди предков. Старого вождя без лишнего шума душат, а потом выбирают нового и сильного.
Наконец Назимба-Мбангу закончил свою речь и объявил, что окончательный разбор жалобы состоится на следующий день, а сейчас настало время показать свое искусство непобедимым воинам племени. Барабанщики ударили так, что задрожала земля, и на площадь вступили копейщики. Они разделились на два отряда и устроили учебный бой, метали друг в друга копья и боевые палицы, ловко закрывались от ударов щитами. Особый восторг у зрителей вызвало новое оружие — щит, сделанный из огромной бычьей шкуры. Укрывшись за ним, пять воинов смело бросились в атаку и, как тараном, пробили ряды своих противников.
Праздник с общими плясками и пением продолжался и после наступления темноты. Но Дмитрий не принимал в них участия, сказал, что будет молиться. Зажег фитилек масляной лампы и в ее дрожащем свете вновь принялся за изучение хаусанской грамматики. Слуги, еще в первый день приставленные советником к гостям, успокоились, поняли, что никаким колдовством чужеземец не занимается.
Дни проходили за днями, грозовые ливни сменялись ровными дождями. К вечеру над горизонтом собирались тучи с полосами дождя. Словно стада бородатых козлов брели они над дальними холмами. После лихорадки Дмитрий быстро восстанавливал силы, до изнеможения делал упражнения, чтобы вернуть себе прежнюю форму, приседал и прыгал, отрабатывал удары. От любопытных взглядов укрыться было невозможно, поэтому делал перерыв и громко читал молитвы или пел казачьи строевые песни. Чтобы выглядеть настоящим паломником, отпустил себе приличную бороду.
Тем временем Хасан все чаще напоминал вождю о желании продолжить свой путь, но в ответ слышал лишь рассуждения о плохой погоде, диких зверях, охотниках за рабами и оборотнях джу-джу, которые бродят по саванне. Еще вождь жаловался на жен, выманивших у него все ранее полученные подарки, говорил, что самая резвая из них, двенадцатилетняя шалунья, уже успела разбить заветное зеркальце. Приходилось копаться в изрядно похудевших дорожных сумах и подносить новые подарки. Однако каждый раз находились все новые причины для того, чтобы отложить отъезд гостей. Наконец Хасан не выдержал. Как-то вечером он встретил главного жреца.
О чем у него шел разговор с этим долговязым стариком, обвешанным амулетами и хвостами диких кошек, не узнал никто. Только при очередной встрече вождь наконец-то вынес решение — день отъезда паломников будет определен с помощью публичного гадания в храме, у алтаря предков.
Эту важную церемонию устроили на краю селения, где под особым навесом стояли вырезанные из черного дерева идолы. У жертвенного камня лежали дары местных жителей и дымился неугасимый огонь. Рядом на низких подпорках лежал гладкий банановый ствол, полностью очищенный от листьев. Вдоль него по всей длине были прислонены на различном расстоянии друг от друга короткие палочки. Жрец приказал собравшимся держаться от святыни на почтительном расстоянии, затем бросал в огонь какие-то составы и в клубах дыма долго произносил заклинания. Наконец обратился к душам предков и попросил их сообщить, через сколько дней гости смогут продолжить свой путь. После этого распростерся у алтаря и замер.
Все собравшиеся стояли молча, от едкого дыма слезились глаза, кружилась голова. Внезапно жрец вскочил и с радостным криком объявил, что узнал волю предков. Сейчас все сами увидят указание свыше, станут свидетелями чуда. С этими словами он подхватил небольшой барабан и, отбивая такт, пустился в быстрый пляс вокруг бананового ствола. От его топота легкие палочки так и посыпались на землю. Только две из них остались прочно стоять, удивительным образом не соскальзывая с гладкого ствола.
Глядя на эту церемонию Дмитрий так ничего и не понял, но Хасан не выдержал, вздохнул с явным облегчением.
Очень довольный вождь торжественно объявил.
— Воля предков услышана. Через два дня наши гости смогут продолжить свой путь. Я прикажу снабдить их припасами, дам проводников.
29
Ровно через два дня Дмитрий и Хасан продолжили путь. Вождь сдержал слово, дал новых проводников и десятка два носильщиков, груженных корзинами с просом и сушеной рыбой. Этого должно было хватить до первых селений, лежащих на великом пути от озера Чад к Мекке. Самих паломников вождь облегчил до крайности, оставил в их распоряжении всего лишь сумку со священными книгами и одного осла.
Шли довольно быстро, делая лишь краткие остановки в полдень. Дожди еще продолжались, но начинались они под вечер, когда путники успевали устроить шалаши и развести огонь. Местность постепенно повышалась, все реже становились лесные заросли и все выше над разбросанными группами деревьев и обширными полянами поднимались холмы и темно-бурые скалистые утесы. Часто приходилось продираться через густые заросли, окаймлявшие берега многочисленных ручьев и озер. Распугивали антилоп, зебр и стаи птиц, но стороной обходили стада крупных животных, слонов и буйволов. С опаской шли мимо деревьев, в тени которых дремали львы. Только львицы порой проявляли любопытство, но убедившись, что путников много и среди них нет отстающих, они равнодушно отворачивались.
Путешествие проходило спокойно до тех пор, пока однажды не раздался крик проводника — «дикие пчелы!». Потревоженный гудящий рой поднялся над зарослями, и люди бросились врассыпную. Кто-то уже бился на земле в судорогах, другие только вопили от боли и отмахивались от крупных мохнатых насекомых.
— Бежим! — крикнул Хасан. — Они нас зажалят до смерти! Подгоняя осла посохами, свернули с тропы, поспешно выбрались на обдуваемый ветром бугор. Отдышались, и Хасан принялся рассказывать о свирепом характере диких пчел, которые не терпят чужих вблизи своих гнезд и жалят так больно, что многие люди после этого долго болеют и даже могут умереть.
