Глава XIV
Любовь к театральным эффектам была у Мори в крови даже в те давние дни, когда он так тщательно спланировал потрясающий сюрприз для Мэри, продемонстрировав ей больницу Гленберн и маленький домик, занять который, увы, им так и не довелось. Став другим человеком, и при других обстоятельствах, но с тем же энтузиазмом он решил сделать из своего прощального вечера с лекцией Уилли целое событие, которое долго будут помнить в Шванзее даже после его отъезда. Приготовления были сложные, и вот теперь заветный день, час и минута настали. Вот они, его друзья, сидят в ожидании аккуратным полукругом в гостиной, где на закрытых створках дверей развернут белый экран. В другом конце комнаты на низком столике установлен взятый в аренду проектор и уже подключен к электрической розетке.
С самого начала, когда прибыла в новой шляпке Леонора Шуц с доктором Альпенштюком, за которыми сразу появились маленькая Галли и Арчи Стенч, подвезший старушку, затем мадам Лудэн с мужем и, наконец, после тревожной паузы, Фрида фон Альтисхофер, вечер проходил хорошо, гости все больше оживлялись благодаря отличному буфету и превосходному шампанскому. Леонора была в веселом настроении и все время звонко хохотала; Стенч, бродя по гостиной с бокалом в руке, без устали повторял: «Роскошно, старина. Говорю тебе, роскошно», в то время как маленькая Галли, держа наготове сумку, все время улыбалась самой себе той таинственной сдержанной улыбкой, которая присуща очень глухим людям. Никто не ожидал хоть какой-то реакции от тихоней Лудэнов, но даже они поддались общему настроению радостного предвкушения. Мори остался доволен — возможно, Арчи проявил излишнюю прыткость и, по своей привычке, не удержался от намеков, но их было недостаточно, как надеялся хозяин, чтобы испортить финальный сюрприз. Раз или два, бросив взгляд на мадам фон Альтисхофер, которая почти не притрагивалась к угощению, он задавался вопросом, догадывается ли она о его решении, а потом необъяснимым образом понял, что она обо всем знает, хотя откуда — он понятия не имел. Тем не менее она держалась дружелюбно, особенно по отношению к Кэти, не проявляла признаков беспокойства — временами он даже перехватывал ее вопросительный взгляд — и вообще никак не выдавала своего разочарования, которое он мог бы от нее ожидать. Ему оставалось только воздать ей хвалу за воспитанность и надеяться из соображений милосердия, что воспоминания об их дружбе останутся ничем не замутненными.
Но что особенно его порадовало — так это успех, заслуженный, пусть и неожиданный, обоих своих гостей, но Кэти особенно, хотя он мог бы пожелать ей чуть меньше нервничать и быть более общительной. Мадам Лудэн и оживленная Леонора превосходно отзывались о ней, а вездесущий Арчи кружил, пошатываясь, и сыпал комплиментами, заставляя дам хихикать. Уилли тоже вскоре оказался центром сочувственного интереса, хотя поначалу из-за своего несоответствия духовному лицу был воспринят довольно странно. Наблюдая за ними обоими, Мори испытывал теплое чувство братства. Он никогда не был счастливее. Словно школьник, дождавшийся начала каникул. Последние три дня прошли в атмосфере радостного ожидания и уютной доверительности: они долго беседовали, обсуждали планы, выстраивали партнерские отношения. Радость от присутствия милой Кэти и от сознания, что она его любит, в обществе Уилли лишь усиливалась. Только рядом с этим человеком он проникся ценностью работы, за которую ему предстояло взяться. Да, поразительно, что за такой короткий срок Уилли сумел так сильно на него повлиять своей неподдельной жизнерадостностью и даже молчанием. Воодушевленный, Мори то и дело твердил себе, как он рад, что связал свою жизнь с человеком предельно простым и в то же время сильным — и при всем при том таким хорошим. Почему-то складываюсь такое впечатление, что Уилли любил все человечество.
И вот теперь пришло время лекции. Мори выступил вперед и, взяв Уилли за руку, повел в центр полукруга. При этом он снова почувствовал глубокую искреннюю симпатию, и даже больше, к этому худому, болезненному человеку в выцветшем костюме хаки. По пути Мори постукивал костяшками пальцев по столешницам, так что гости прекратили разговоры и вежливо повернули головы.
— Дамы и господа, или вернее, мои добрые друзья, преподобный Уилли Дуглас сейчас обратится к вам с речью. После я, возможно, добавлю несколько слов.
Глядя на эту публику, собравшуюся главным образом из любопытства, с тайным желанием развлечься, как на представлении какого-нибудь экзотического исполнителя вроде фокусника, вытаскивающего из шляпы кроликов, Уилли неловко переминался, долговязый, нескладный, сутулый, с болтающимися худыми руками, и дергал шеей чаще, чем обычно. Но его мягкая, задумчивая улыбка облагораживала все странности.
— Не тревожьтесь, — ласково сказал он, — я не собираюсь читать вам проповедь или лекцию, если на то пошло. Вместо этого, мне кажется, вам будет интересно услышать, как с Божьей помощью буквально из ничего в отдаленной дикой местности Центральной Африки была создана маленькая христианская колония. И пожалуйста, смело меня перебивайте, если возникнут вопросы или я буду излагать не совсем ясно.
Перейдя к проектору, он прокашлялся и продолжил в неофициальной разговорной манере:
— Начать с того, как мы туда добрались? Двадцать лет назад сделать это было довольно трудно. Обычно миссионеры разъезжаются из нашего штаба в Мелопо по два или три человека, но в данном случае это было невозможно. Мне выделили только местного помощника из новообращенных, отличного человека, крещенного именем Даниэль, — я вам сейчас покажу его фотографию. Итак, мы отправились в путь, держа курс на Квибу, крайний северо-восток, один из самых диких районов на границе между Анголой и Конго. Так как мы хотели взять с собой несколько голов скота, а дороги там тяжелые и каменистые, было решено использовать в качестве транспорта старую повозку, запряженную быками, вместо грузовика. Это было благословение Божье, что мы так поступили, иначе нам никогда туда не добраться бы. Я совершил несколько коротких поездок вокруг Мелопо, набираясь опыта, изучая диалекты, но таких испытаний на мою долю еще не выпадало. Позвольте мне продемонстрировать вам фотографии, чтобы вы имели какое-то представление о той земле, по которой мы ехали. Африку не ассоциируют с тропиками, болотами, душными джунглями и тому подобным, но там есть свои проблемы. Разумеется, эти снимки, как и многие другие, были сделаны позже.
Он показал на экране серию слайдов: глубокие высохшие русла рек, заваленные камнями, отвесные склоны острых черных скал, поросших желтым кустарником, плотные заросли колючек, при виде которых публика изумленно зароптала.
— Да как же вы продрались сквозь них, старина? — выразил общее мнение Арчи. — Они ведь должны были порвать вас на полоски.
— Мы лишились нескольких лоскутов кожи, — улыбнулся Уилли. — Зато нам удавалось проходить в среднем по пятьдесят ярдов в час. Однако это было не самое худшее. Сразу после того, как мы преодолели этот последний участок, который я вам показал, из-за моей глупости мы лишились компаса и сбились с пути — сошли с северного плато в пустыню Казар. Это была серьезная ошибка — пески, кругом глубокие пески с низкорослым кустарником, безводная пустошь. Терпя жару и слепящие пыльные бури, мы израсходовали всю воду, и нам пришлось бы туго, если бы не встреча с тремя бушменами, которые отвели нас к источнику воды — грязной яме, вырытой прямо в песке.
— Бушмены — это не такие отвратительные маленькие аборигены с лицами, сплошь заросшими волосами? — задала умный вопрос Леонора.
— Они были невелики, всего четырех футов росту, — по-доброму ответил Уилли. — Но конечно, не отвратительные, ибо если бы они гуманно не поделились с нами своими скудными запасами воды, мы с моим компаньоном вряд ли выжили бы. Мы с ним действительно оказались на грани смерти: вскоре мой добрый помощник слег с дизентерией, три наших быка заболели и подохли, а я… в общем, к этому времени мы оба были покрыты болячками от укусов клещей и комаров, поэтому у меня началась малярия. Мало того, у нас сломалась повозка, так что когда мы все-таки прибыли на место, это было настоящее чудо. Квибу — главная деревня этого района, штаб племени народности абату. У меня есть старая фотография, которую я сделал вскоре после прибытия. — Он вывел на экран очередной слайд. — Как видите, это всего лишь разрозненные конические лачуги, слепленные из грязи и крытые пальмовыми листьями, никакой культивации, на заднем плане можно разглядеть несколько голов отощавшего скота — бедные, измученные голодом создания, вечно покрытые мухами, ходят, несчастные, кругами порастрескавшейся почве. Так вот, мы прибыли очень довольные собой, но нас ждал неприятный сюрприз. Вождь племени абату не позволил мне войти в деревню. Вот он, весь раскрашенный по случаю. Думаю, вы согласитесь, что мне не стоило оказывать на него слишком большой нажим.
