Никола Юн
Солнце тоже звезда
Посвящается моим маме и папе,
которые открыли мне, что такое мечты и как их осуществить
Закат не становится менее романтичным оттого, что мы знаем о нем чуть больше.
Карл Саган. «Голубая точка. Космическое будущее человечества»
Как я посмею нарушить вековую нерушимость?
Мгновенье на сомненья – и мгновенье решимости на мнимую решимость.
Т. С. Элиот. «Любовная песнь Дж. Альфреда Пруфрока»
Пролог
КАРЛ САГАН КАК-ТО СКАЗАЛ: «Если вы хотите приготовить яблочный пирог с нуля, сначала вы должны создать вселенную». Говоря «с нуля», он подразумевал «из ничего». Он имел в виду то время, когда мира еще не существовало. Если вы хотите приготовить яблочный пирог из ничего, вам придется начать с Большого взрыва и расширяющихся вселенных, нейтронов, ионов, атомов, черных дыр, солнц, лун, Млечного Пути, Земли, океанских приливов, динозавров и их исчезновения, эволюции, утконосов, хомо эректус, кроманьонского человека и так далее – вернуться к самым истокам. Изобрести огонь, воду, плодородную почву и семена, а еще коров и людей, которые будут их доить и взбивать из молока масло. Вам нужно вырастить пшеницу, сахарный тростник и посадить яблони. Пирог не получится вкусным без химии и биологии, а без искусства – красивым. Чтобы рецепт вашего яблочного пирога сохранился на века, вам придется вновь изобрести печатный станок, устроить промышленную революцию и, возможно, написать стихотворение.
Чтобы приготовить простой яблочный пирог, вам придется сотворить весь мир.
Даниэль
Местный парень мирится с судьбой и соглашается стать врачом. Банальная история…
ЭТО ЧАРЛИ ВИНОВАТ, что мое лето (а теперь и осень) превратилось в череду нелепых заголовков. Чарльз Чжэ Вон Бэ, он же Чарли, мой старший брат, перворожденный сын перворожденного сына, шокировал наших родителей (как, впрочем, и их друзей, и всех сплетников, живущих в корейской части Флашинга, в Нью-Йорке) тем, что его временно исключили из Гарварда – «лучшего учебного заведения», как выразилась моя мать, когда пришло письмо о его зачислении. Но теперь Чарли вышвырнули оттуда, и все лето мама хмурится, не в силах смириться с происходящим.
«Почему такие плохие оценки? Они выгнали тебя? Почему тебя выгнали? Почему они не оставили тебя и не сделали так, чтобы ты учился лучше?»
Папа говорит: «Не выгоняют. Временно отчисляют. А это не одно и то же».
Чарли ворчит: «Это временно, всего-то на два семестра».
Наблюдая за тем, как родителей накрывает лавина замешательства, стыда и разочарования, даже я почти сочувствую Чарли. Почти.
Наташа
МАМА ПРИЗЫВАЕТ МЕНЯ отказаться от борьбы, говорит, что старания напрасны. Она расстроена, и ее характерный акцент становится заметнее, а каждое утверждение звучит как вопрос.
– Не думаешь, что пора сдаться, Таша? Не думаешь, что все бесполезно?
Она растягивает последнее слово. Папа молчит, будто онемев от злости или бессилия. Мне трудно понять, от чего именно. Он ходит постоянно нахмуренный, и сложно представить его с каким-то другим выражением лица. Всего несколько месяцев назад я бы расстроилась, увидев отца таким, но теперь мне все равно. Ведь именно по его вине мы оказались в этой заднице.
Питер, мой девятилетний брат, – единственный из нас, кто радуется такому повороту событий. Прямо сейчас он пакует чемодан под песню Боба Марли No Woman, No Cry. «Олдскульная музыка для сборов» – так он ее называет. Несмотря на то что родился Питер здесь, в Америке, он хочет жить на Ямайке. Братец довольно стеснителен, ему сложно завести друзей. Думаю, он воображает, что Ямайка – это какой-то рай на земле, где жизнь наладится.
Мы четверо сидим в гостиной нашей двухкомнатной квартиры. По совместительству она служит нашей с Питером спальней. В ней стоят два небольших диванчика, которые мы раскладываем на ночь, а между ними висит ярко-голубая занавеска. Прямо сейчас она убрана в сторону, так что комната видна целиком. Довольно легко догадаться, кто из нас хочет уехать, а кто – остаться. Моя половина комнаты по-прежнему выглядит обитаемой. Книги стоят на маленькой полочке из IKEA. На столе – любимая фотография, на которой запечатлены мы с моей лучшей подругой Бев. Мы стоим в лаборатории физики, в защитных очках, и смотрим в камеру, надув губки. Это я придумала надеть защитные очки. А надуть губы – она. Я еще не достала ни одной вещи из своего шкафа. Даже не сняла со стены плакат НАСА с картой звездного неба. Он громадный и на самом деле состоит из восьми склеенных вместе плакатов. На нем отмечены все крупные звезды, созвездия и участки Млечного Пути, которые видны в Северном полушарии. Здесь даже есть заметка, в которой рассказывается, как найти Полярную звезду и как ориентироваться по звездам, если вдруг заблудишься. Тубусы, которые я купила для перевозки плакатов, стоят у стены не распакованные.
У Питера дела обстоят куда лучше моих. Его полки и ящики почти все пустые, а большинство вещичек уже уложены в коробки и чемоданы.
Мама, разумеется, права насчет меня – пожалуй, то, что я задумала, действительно не сработает. И все же я беру наушники, учебник по физике и какие-то комиксы. Если мне нужно будет убить время, я, может быть, доделаю домашнее задание и почитаю. Питер смотрит на меня, качая головой.
– Зачем он тебе? – спрашивает брат, показывая на учебник. – Мы уезжаем, Таша. Тебе не придется сдавать домашнюю работу.
Питер не так давно открыл для себя силу сарказма. И теперь пользуется ей при каждом удобном случае. Я ему не отвечаю, просто надеваю наушники и иду на выход.
– Скоро буду, – говорю маме.
Она цокает языком и отворачивается. Я напоминаю себе, что мама расстроилась не из-за меня. «Таша, это не ты огорчаешь меня, понимаешь?» – эти слова она часто повторяет в последнее время.
Я собираюсь в Службу гражданства и иммиграции США, которая находится в деловой части Манхэттена, – возможно, там мне кто-нибудь поможет.
Я и моя семья – нелегальные иммигранты, и сегодня вечером нас депортируют. У меня остался последний шанс убедить кого-нибудь в этой службе – или судьбу – помочь мне остаться в Америке.
Поясню: я не верю в судьбу. Но я в отчаянии.
Даниэль
ВОТ ПОЧЕМУ Я СЧИТАЮ Чарльза Чжэ Вон Бэ, также известного как Чарли, последней сволочью (пункты расположены в произвольном порядке):
1. Перед тем как эпично (и просто бесподобно) провалиться в Гарварде, он отличился во всем. Но ведь невозможно быть гением и в математике, и в английском языке, и в биологии, и в химии, и в истории, и в физкультуре. Просто непорядочно быть круглым отличником! Ну, максимум по трем или четырем предметам. И даже такое соотношение превосходит все мыслимые границы приличия.
2. Он – настоящий мужик. В том смысле, что зачастую ведет себя как козел. Постоянно.
3. Он высокий, с точеным, рельефным подбородком и скулами, которые романисты в своих книжках описывают самыми изысканными эпитетами. Все девчонки – не только те, которые изучают корейскую Библию – утверждают, что у него красивые губы.
4. Я бы смирился с этим арсеналом его достоинств (хотя вообще многовато сокровищ для одного индивида), если бы он был хорошим парнем. Но нет. Чарльз Чжэ Вон Бэ – не хороший. Он самодовольный и, что хуже всего, агрессивный. Он сволочь. Отъявленная.
5. Я ему не нравлюсь. И уже очень давно.
Наташа
Я КЛАДУ СВОЙ ТЕЛЕФОН, наушники и рюкзак в серую корзинку, а потом прохожу через металлоискатель. Женщина-охранник – на бейдже написано «Ирэн» – останавливает мою корзинку перед лентой транспортера, как делает каждый день.
