28 мая 1890 г. он распределил весь запас изготовленных взрывных устройств по квартирам революционеров и по совету своих кураторов из Петербурга оповестил об этом французскую полицию. Утром 29 мая были арестованы 27 членов русской политической террористической организации. Впоследствии они предстали перед судом в Париже. Их защищал адвокат Александр Мильеран — будущий министр финансов Франции. Во время судового процесса он заявил, что его подзащитные стали жертвами гнусной провокации Абрама Ландезена — руководителя и идеолога организации. Защитник потребовал от суда немедленного ареста провокатора, но лишь 18 июня следователь подписал соответствующий ордер.
А тем временем агент в комфортабельной каюте первого класса следовал в Одессу. Между тем Сенским уголовным судом Парижа русские террористы были приговорены к трем годам тюремного заключения. Ландезен заочно осужден на пять лет тюрьмы.
Цареубийственная операция 1890 г. помогла провокатору не только отличиться, ной с подачи полиции приобрести известность в высших сферах Петербурга. Его «патриотический» поступок убедил царя, что, вскрыв коварные замыслы террористов, Ландезен спас ему жизнь. Провокатор выгодно женился на богатой бельгийке из Льежа, семье которой представился дипломатом с широкими полномочиями. Царь осыпал его всевозможными милостями и наградами, а при его крещении из иудейской в православную веру разрешил переменить фамилию. Он стал Аркадием Михайловичем Гартингом, коллежским советником, которому служба в качестве секретного агента была засчитана за государственную.
В 1902 г. в целях надзора за нелегально отправляющимися в Россию революционерами и переправкой в страну политической контрабанды в Берлине с согласия германского правительства учреждается самостоятельная агентура, службу которой возглавил фон Гартинг.
В июле 1904 г., облеченный особым доверием и чрезвычайными полномочиями, фон Гартинг с паспортом на имя Арнольд и полномочиями на бесконтрольное использование огромных кредитов для охраны эскадры прибывает в Копенгаген (Дания была выбрана основной базой для проведения операции ввиду преобладания в стране антияпонских настроений и ее территориальной близости к России). Арнольд развернул дело с исключительной широтой и желанием видеть всюду покушения и заговоры. В своем отчете об организации охраны пути следования 2-й Тихоокеанской эскадры в датских и шведско-норвежских водах, а также на северном побережье Германии он писал: «По прибытии 2 июля 1904 г. в Копенгаген немедленно приступил к изучению географического и этнографического положения стран, в коих надлежало мне вести предлагаемую агентурную организацию, обратив при этом внимание на существующее настроение к России местного населения, в особенности руководящих сфер. По сопоставлении особенностей подлежащих моему надзору местностей выяснилось, что наиболее центральным пунктом для руководства организации является Копенгаген. Имея постоянною и неотступною заботой не совершить каких-либо неосторожных действий, могущих вызвать нарушение нейтральности Дании, Швеции, Норвегии и Германии, а равно имея в виду, что в наибольшем общении с прибрежным населением находятся не полицейские власти, а элементы, занимающиеся морской торговлей, я приложил все старания заручиться их доверием и убедить принять участие в охране нашего флота, несмотря на то обстоятельство, что посланники в Копенгагене и Стокгольме не допускали мысли, что при существующем настроении общественного мнения в Дании, Швеции и Норвегии вряд ли удастся найти людей, готовых оказать содействие в моем деле».
Японская разведка тоже не дремала. Упомянутый выше японский капитан-лейтенант, путешествующий по Европе, находясь в Скагене, самом северном пункте Дании, получил почтой пакет с информацией из Берлина, которую успели передать через посольство агенты, арестованные в Петербурге в сентябре 1904 г. Она служила отправной точкой для планирования агентурных мероприятий по разведке русской эскадры на маршруте ее перехода.
После того как флот Рождественского прошел Скаген, датчане задержали «туриста», который отправлял в японское посольство в Берлине закодированные письма. Власти, заподозрив японца в шпионаже, арестовали его. Однако это существенно не повлияло на ход разведывательной операции: офицер успел создать эффективную сеть информаторов и организовать ее работу. Вдоль всего побережья Европы и Азии, во всех пунктах, куда корабли русского Балтийского флота заходили для пополнения запасов горючего и продовольствия, японцы имели своих шпионов. Эти люди немедленно сообщали в Токио о прибытии и убытии русских кораблей.
В то же время информация от Арнольда часто была сомнительной и противоречивой. Она будоражила воображение командиров боевых кораблей, дезориентировала их, мешала правильно оценить оперативную обстановку.
Сотрудник Главного морского штаба генерал В.А. Штенгер впоследствии вспоминал:
«При первом знакомстве с Гартингом он произвел на меня крайне отрицательное впечатление. Я определенно заявил сослуживцам, что этот чиновник в вицмундире не внушает доверия. Однако многие моего взгляда не разделяли. Апломб у Гартинга был очень большой, говорил он очень много и развивал всякие планы, как он поведет охрану. Вскоре он явился с готовым проектом, согласно которому организовал целую сеть постов по побережью Скагена, обслуживаемых местными жителями, за хорошие деньги, конечно, а сам находился во главе целой местной рыбачьей флотилии, которая должна была крейсировать на пути следования эскадры и сообщать ему о всем замеченном. Для поддержания своих планов он не упускал случая представлять нам все более страшные агентурные сведения, якобы им полученные. Денег он изводил уйму, уезжая в Швецию и организуя там охрану, как он нам объяснял; было ли это, однако, в действительности — сказать затрудняюсь.
Гартинг сообщал нам, что «тогда-то видел двух японских морских офицеров с чемоданом, в котором была мина; видел старый миноносец, видимо купленный и приспособленный японцами»; наконец появились новейшие японские миноносцы, и так далее — одно страшнее другого.
И хотя закрадывалось большое сомнение в справедливости его сведений, надо отдать ему должное: он умел хорошо придать всему оттенок правдоподобия, и так как проверить его не было никаких средств, то и приходилось поневоле все же с его сообщениями считаться. Нас, штабных, было очень мало, и выделять кого-либо на эту проверку в Швецию и Данию было невозможно; свободных офицеров вообще не было. да и, кроме того, такое специальное дело требовало особых людей. Приходилось мириться с положением и пользоваться крайне дорогими услугами присланного нам специалиста».
Содержание более ста человек агентуры Гартинга обходился России ежемесячно в 20 тысяч золотых рублей. Его «секретные» рыбацкие флотилии, вызывавшие саркастические реплики сотрудников Главного морского штаба, также регулярно оплачивались государством и стоили около 30 тысяч рублей в месяц. Целесообразность таких расходов нынешними специалистами морской агентурной разведки ставится под сомнение. Скорее всего, существовала система широкомасштабного разворовывания средств, и не только Гартингом, хотя он и был ключевой фигурой в их списании. Не исключено также, что полицейское ведомство львиную часть «чужих» денег использовало в своих узкокорыстных интересах, ведь с его тайного агента никто ранее поставленные ему задачи не снимал.
Охранка полностью доверяла своему руководителю операции. Престиж Гартинга в Министерстве внутренних дел был настолько велик, что представители высшей русской императорской дипломатии не рисковали вмешиваться в некоторые, по их мнению, сомнительные операции секретного агента или тем более заниматься перепроверкой его агентурной информации. Однако в связи с тем, что масштабы выплат превышали всякие разумные рамки, Департамент полиции вынужден был все же ограничить бурную коммерческую деятельность своего представителя по организации за границей в этот период собственной торговой фирмы по купле и перепродаже в Россию крупной партии военных кораблей «по выгодно дешевым ценам».
Отдельные донесения резидента по своему содержанию были дезинформацией и создавали на эскадре вице-адмирала З.П. Рождественского повышенную нервозность команд, доводя моряков до галлюцинаций, в виде видений воздушных шаров над кораблями или всплывающих средь бела дня подводных лодок. Командованию постоянно шли донесения о многочисленных минах, поставленных по ходу эскадры. Флагманский корабельный инженер Е.С. Политовский в начале похода писал домой: «Сегодня ночь опасная. Пойдем проливом. Опасаются нарваться на японские мины. Может быть, мин и не будет, но, принимая во внимание, что японские офицеры давно уже приехали в Швецию и, говорят, поклялись уничтожить нашу эскадру, надо опасаться.»
