– Ты почему не в Морозове?
– Мы расходуем реактивные снаряды! А он сидит на опушке леса и не чешется! Видно связисты запоздали с прокладкой провода. Они должны были размотать его до начала обстрела. Комбат делал вид, что во всем виноват только я. Он кричал в трубку, что я срываю наступление. А я терпеливо слушал и не перебивал его. Не стоит, подумал я, останавливать его крик. Пусть поорёт немного. А когда он кончит, я спрошу его насчёт обстрела по своим. И в самом деле, когда он выдохся, я спросил его: кто будет отвечать за убитых своей артиллерией.
– У меня шесть убитых! Чего молчишь?
– И потом, где приказ, чтобы я вышел на [занял совхоз] Морозово? Кто мне его передал? Я не обязан догадываться, что вы там задумали [с командиром полка, с Карамушкой].
– 29 -
– И потом учти: – Давай, давай! Это не приказ!
– Пришлёшь мне письменный приказ, я распишусь на нём, вот тогда и спрашивай!
– Мне нужно похоронить солдат! В роте убитые!
– Ты боевая стрелковая рота, а не похоронная команда! Этим займутся тыловики и политработники!
– Тебе нужно брать Морозово! И до рассвета ты должен быть там!
– Убитым ничего не сделается! Полежат на снегу, подождут!
– Командир полка приказал, чтобы совхоз через час был взят твоей ротой! Жди! Я сейчас сам приду к тебе! Я сунул трубку телефонисту и подозвал командиров взводов. Ночь была тихая, темная и морозная. Впереди слабо светятся холодные снежные сугробы. Тонкие ветки кустов покрыты мерцающим пушистым налётом. Снег скрипит под ногами даже тогда, когда не идёшь, а просто стоишь. Строения совхоза должны быть где-то рядом за поворотом [заснеженной] дороги. Я смотрю на карту и ставлю задачу взводам. Ровная, расчищенная и тонким слоем снега присыпанная дорога уходит вперед. Даже [в этой расчищенной совсем недавно дороге] в этом видна немецкая аккуратность [и образцовый порядок]. %%%%% на дорогах образцовый порядок. Сбежав из Губино, немцы повернули по другой дороге, которая ушла в направлении Калинина. На совхоз Морозово они не пошли. Повидимому здесь проходит раздел их полков и дивизий. Теперь по этой зимней дороге мы должны приблизиться к позициям немцев другой дивизии [совхоза Морозово]. Что [будет] там впереди? Как встретят нас при подходе к совхозу? Солдаты вышли на дорогу и в это время сзади роты появился комбат. Видя, что мы развертываемся для наступления, он молча повернулся и подался назад [остался стоять]. Мы нехотя и с трудом делаем первый шаг. Вот тронулись все и рота пошла по дороге.
– Используй темноту! [Это наше преимущество!] – [сказал он мне, когда вышел на дорогу] сказал я Сенину и Черняеву. Дорога делает крутой поворот, и из-за кустов и белых сугробов показались крыши домов. Немцы молчат! Я разглядел сквозь кусты казенной формы продолговатый дом и в стороне два сарая с односкатной крышей. Дом совсем не похож на обычные деревенские избы, а сараи напоминают станционные постройки. С каждым шагом мы приближаемся к ним, и каждую [томительную] секунду [растет наше волнение и мурашки ползут по спине] ждём первого встречного выстрела. Все напряжены, каждый хочет уловить первый прицельный [встречный] выстрел. Кому он достанется? Кто упадёт? Вижу, как пот снежной мукой выступает на лицах солдат. Один вытирает его рукавом шинели и всё время поглядывает на меня [в мою сторону].
– 30 – Стоит мне оступиться или замедлить шаг, солдаты сразу замрут на месте. И потом их не сдвинуть вперёд. Солдата нужно вести не останавливаясь, не давая ему передышки [и времени на размышление.] Я ускоряю шаг. [Что-то здесь в совхозе приготовлено роте? С каждым шагом напряжение растет. Все ждут встречного выстрела. [смотрят вперед и %%%%% И хотят уловить это мгновение.] Снег скрипит под ногами. Кажется, что этот звук слышен, как скрежет танковых гусениц, сейчас разбудит немцев и поднимет их всех на ноги. Мороз хватает за горло, давит [на грудь] и теснит дыхание. Клубы белого пара вылетают из ноздрей, Черняев что-то медлит и жмется сзади. Он посматривает на дом и на сараи из-за моего плеча и молчит. Сенин со своими топает чуть впереди. За ним только поспевай. Он знает, что медлить нельзя. За ним идёт вся остальная рота. Я иду между ними. Солдат Черняева я держу позади. Я могу их пустить в обход дома [в любой момент]. Но они понемногу начинают отставать. [А я останавливаться и ждать их не могу.] Я ускоряю шаг и машу рукой Черняеву. [Черняев что-то тянет. Когда он там справится со своими нервами и мыслями? (Черняев тоже начинает махать. Ускоряют шаг.)] Я кошу глазами и вижу. Солдаты все время посматривают на меня. Что буду делать я? Вот главный вопрос, который торчит у них сейчас в голове. Если я встану. Встанет вся рота, Сенин поймёт, что нужна остановка. Я это чувствую и не сбавляю хода. Я мог, скажем, Черняева или Сенина с двумя, тремя солдатами послать вперёд и осмотреть дом, а потом подойти к нему целой ротой. Но я сомневаюсь, что и на этот раз будет легкий успех. Две деревни без выстрела! На третьей мы должны споткнуться! Не может быть, чтобы немцы от одного нашего вида [будут бежать до Берлина] побегут и здесь. [Маленькая (небольшая) группа их может поднять вовремя на ноги.] Дом и сараи могут сразу ощетиниться пулемётным [дождём] огнём. Нужно скорей бежать к дому и сараям. Их нужно сразу окружать [целой ротой]. Я прибавляю шагу и солдаты послушно следуют за мной. Не меняя шага, я иду по припорошенной снегом дороге. Валенки отяжелели, ноги передвигаются с трудом. Я поворачиваю голову и смотрю назад, солдаты двумя [змейками идут] шеренгами движутся не отставая. Это хорошо! – думаю я. Без нас с Сениным они вперед не пойдут. После шести убитых и мощного обстрела у них на это не хватило бы духа. Если лейтенанты и старшина идут впереди и подставляют себя под пули, значит и солдатам нужно [двигать своими ногами] поспевать за ними. Если они сейчас упадут и уткнутся в снег, их от туда колом не [выковырять (выбьешь)] поднимешь. Нервы у всех напряжены до предела! Это как раз тот самый момент, когда дырявый череп смерти с ухмылкой смотрит на тебя в упор двумя провалами костлявых глазниц. Вот она протянула костлявые руки тебе навстречу и ждёт, когда ты хлебнув свинца попятишься назад, ткнешься коленями в дорогу
– 31 – и скажешь – возьми меня, мама, на ручки [начнёшь ловить последний вздох морозного воздуха]. Поворачиваю голову вправо, солдаты Черняева [плетутся за нами] нагнали нас и идут рядом. Они идут какой-то особой манере, каким-то [напряженным кошачьим] %%%нным вкрадчивым шагом. Стрельни я сейчас из нагана, они тут же метнутся, зароются в сугроб, и мы втроем останемся стоять на пустой дороге. Уж очень сжались и сгорбились они. Лица у солдат застывшие маски [от холода]. На лицах их не видно ни страха, ни ужаса. Только глаза воспалены от мороза и [чуть уже раскрыты, как у китайцев] ноги плохо гнутся в коленах. Но почему немцы [не стреляют] молчат? [Мы пошли вперед и] Теперь мы идём вообще на виду [по открытому со всех сторон пространству.] Может они хотят подпустить поближе и ударить сразу? А может [беспечно] спят и вовсе не думают, что мы [приближаемся к дому] подходим к крыльцу? Перед крыльцом [влево от дороги находится ровная] расчищенная от снега площадка %%%%%. В замерзшем окне виден отсвет горящей коптилки внутри. Мороз за тридцать градусов и на крыльце никого. Внутри горит свет, а на улице ни души. Где же часовые? Я подаю рукой знак Черняеву, чтобы он шел со своими солдатами к сараю. Сенин со своими словянами остается рядом со иной. Я слышу его дыхание у своего плеча. Он молча стоит и ждет [что я скажу ему] какую я подам команду. Я делаю ещё несколько скрипучих шагов, останавливаюсь и снова прислушиваюсь, что там внутри и слышу только своё собственное дыхание. Кроме него, ничего [другого не слышу] не нарушает тишину. Минуту стою и озираюсь. Смотрю на дом и на то, как подходит к сараям Черняев. И вот я решительно подался вперёд. Об опасности я больше не думаю. Наступает какой-то момент, и о ней уже мыслей нет. Подхожу к запорошенному снегом крыльцу. На крыльце свежих следов не видно. Я велю Сенину окружить дом с двух сторон.
– Поставь у крыльца четырёх, а у каждого окна по два человека!
– Без команды [пусть не стреляют] не стрелять! – говорю я ему тихо [вполголоса].
– Стрелять только тогда, когда немцы начнут прыгать в окна! Внутри дома находятся люди. Это мы сразу [почувствовали, если бы даже в окно не было света] увидели, учуяли. Хотя ни малейшего звука или шороха %%% наружу не долетало. Но и у нас чутьё в такую минуту, как у [гончих] легавых собак на стойке.
– 32 – Я махнул рукой и солдаты Сенина быстро окружили дом. Теперь немцы были в наших руках. Солдаты Сенина действовали расторопно и уверенно. Русскому солдату хоть малую малость [зацепиться за немца] почувствовать свою силу, хоть на минуту получить перевес! Тут уж храбрости не отбавляй! Тут солдата подгонять и торопить не нужно! Он полезет в любую темную дыру [напропалую] и со злостью зарычит, как фокстерьер на лисицу. Я стоял на первой ступеньки крыльца. Сенин замешкался. Нашлись сразу шестеро добровольцев подняться по ступенькам, открыть входную дверь и войти в коридор. Я [отошёл] сошёл с крыльца, разделил их на две части рукой и [рукой] показал, что сначала пойдут эти трое первыми [а следом, если нужно, последуют эти]. А вы трое последуете сзади. Внутри дома послышался надсадный кашель и тихий невнятный говор двух человек. Движением рукавицы я позвал за собой старшину и трех солдата, [показал] вошёл с ними на крыльцо и знаком велел им войти. Я [поднялся на крыльцо следом за ними] стоял на крыльце. Мне тоже нужно видеть, что и как произойдёт там внутри. Тихо взвизгнула дверь. В коридоре было темно и тихо. Под ногами старшины заскрипела половица. Скрип, как по душе, резанул острым ножом. Сенин с солдатами вошли в коридор в полной темноте. Где-то за дверью опять вполголоса заговорили двое. Теперь ясно слышалась немецкая речь. Вот чиркнула спичка и Сенин потянул, на себя ручку внутренней двери. Мерцающий свет коптилки сразу проник наружу в темный коридор осветил его лицо. Я вспомнил, как старшина переступал порог мерцающей обители монашенок во Ржеве. Зря я иногда ругаю его. Он в решительную минуту ведёт себя молодцом. Немец спокойно сказал старшине что что-то не совсем понятное. Из сказанного, я уловил лишь одно слово – "Битте!" Старшина видно понял, что его приглашают войти. Он решительно переступил порог тускло освещенной комнаты. До этого момента все шло спокойно к мирно. _ Но вот немцы увидели я комнате вооруженных русских солдат и вдруг завопили, и завизжали и заголосили так, что было похоже, что в комнате неумело режут молодую свинью. Я первый раз слышал, как пронзительно вопят и визжат взрослые мужчины. Как будто Сенин резал по-свински ножом. Один, обезумевший от страха немец, вскочил на подоконник и пытался прикладом выбить оконную раму и спастись бегством. Но несколько [дружных] выстрелов по верхнем части рамы наших солдат [стоявших снаружи] отбросили его назад. Он спрыгнул на пол, СОГНУЛСЯ пополам и ткнулся [лицом в пол] каской себе в колени. В других окнах соседних комнат на подоконниках вниз головой остались висеть несколько трупов. Я боялся, как бы те, что были снаружи, не застрелили нашего старшину и солдат.
