Марилла более не возражала против прогулок Энни, помня советы врача из Спенсервиля, так что девочка часто бывала на воздухе в свободное от занятий время. Дискуссионный клуб процветал и давал время от времени концерты; пару раз собирались, как взрослые, на вечеринки; а ещё катались на санках и коньках «до посинения».
Периодически они измеряли рост Энни, которая росла «не по дням, а по часам». Однажды Марилла, когда они специально встали спина к спине, с изумлением обнаружила, что девочка переросла её!
– Энни, как вы вымахали! – воскликнула она, не веря собственным глазам. Марилла невольно вздохнула, так как почувствовала, что где-то в глубине души жалеет о таком быстром взрослении девочки. Куда-то в небытие уходил ребёнок, которого она когда-то научилась любить. А теперь перед ней стояла высокая, пятнадцатилетняя барышня с серьёзными, серыми глазами, печатью мысли на челе и гордо посаженной головой. Конечно, Марилла любила эту… девушку ничуть не меньше, чем когда-то любила ту девочку-ребёнка, но чувство потери её не покидало.
В тот вечер, когда Энни с Дианой отправились на религиозное собрание, Марилла сидела одна в зимних сумерках и… плакала. Да, она отпустила себя – позволила слезам пролиться… Вошедший с фонарём Мэтью застал свою сестру всю в слезах и в испуге. воззрился на неё.
– Я думала об Энни, – стала объяснять Марилла причину этих слёз. – Она уже – такая взрослая. А следующей зимой её, вероятно, уже не будет с нами. Я так стану скучать по ней, Мэтью!
– Ну, она же сможет частенько приезжать к нам домой, – попытался утешить её Мэтью, который всегда видел в Энни ту маленькую, воодушевлённую девочку, которую он привёз домой со станции четыре года назад, тем чудесным июньским вечером.
– К тому времени в Кармоди будет достроена железная дорога, – заметил он.
– Да, но даже если она часто станет навещать нас, – всё равно, это не то. Вот если бы она продолжала жить здесь, в Грин Гейблз, – вздохнула Марилла, и Мэтью показалось, что она даже черпает удовольствие в своей грусти.
– Разве вы, мужчины, это поймёте? – посетовала Марилла.
Но Энни изменилась не только физически. Как ни странно, она стала более тихая. Должно быть, много размышляла, мечтала, но говорить стала намного меньше. Марилла это заметила.
– Вы что-то не так много стали болтать, – сказала она. – И высокопарные слова уже не срываются с языка. Что это с вами приключилось, Энни?
Энни вспыхнула и засмеялась, закрывая книгу и мечтательно глядя в окно на набухшие красные почки плюща, которых ласкали закатные лучи весеннего солнца.
– Даже и не знаю! Мне просто не хочется много говорить, – вот и всё! – ответила Энни, в задумчивости притрагиваясь указательным пальцем к подбородку. – Теперь мне больше нравится предаваться дорогим мне мыслям и хранить их, как сокровища, в своём сердце. Не хочу выставлять их напоказ, – может над ними посмеются или просто замучат расспросами. И почему-то меня не тянет употреблять высокопарные, как вы выразились, слова. Не правда ли, забавно, ведь сейчас я уже могла бы спокойно их употреблять, а мне и не хочется вовсе! Это здорово – быть взрослой, Марилла! Раньше я не так себе представляла сам процесс взросления. Столькому надо научиться, столько всего сделать! Вот и не хватает времени на разговоры «о высоких материях». Кроме того, мисс Стэси подчёркивает, что краткость – сестра таланта. Она просит, чтобы и свои мысли в сочинениях мы излагали как можно короче. Поначалу это казалось страшно сложно! Я ведь привыкла употреблять просто кучу всяких высокопарных слов, к тому же мысли мои складывались именно из них. Но теперь я уже привыкла выражаться кратко и просто, что мне очень нравится!
– А как там ваш клуб сочинителей? Что-то давненько вы ничего не рассказывали о его работе!
– Он больше не существует… Честно говоря, не хватает времени. А, может, всё это – уже пройденный этап. Довольно глупые все эти истории о делах амурных, кровавых драмах, бегствах с возлюбленными и страшных тайнах «мадридского двора»! У мисс Стэси мы иногда пишем сочинения, чтобы «набить руку», но в них мы не выходим далеко за пределы Эвонли. Она тщательно их проверяет, подвергает подробному анализу, и мы теперь делаем то же самое. Я и не подозревала, что мои сочинения просто изобиловали ошибками. Но сейчас картина улучшилась, так как я делаю работу над ошибками, и на них учусь. Одно время у меня опустились руки, но мисс Стэси сказала, что залог успеха – жёсткая самокритика. Вот я и стараюсь всё подвергать анализу.
– Только два месяца осталось до вступительных экзаменов, – заметила Марилла и спросила с волнением в голосе:
– Как думаете, всё пройдёт хорошо?»
Энни поёжилась.
– Ой, не спрашивайте меня, Марилла! Иногда мне кажется, что – да. А время от времени меня всю трясёт от страха. Мы старательно учились, и мисс Стэси здорово нас подготовила. Но ведь экзамен – это лотерея; никогда не знаешь, вытащишь счастливый билет или нет! У каждого из нас – свои проблемы. Как вам известно, я не в ладах с геометрией, у Джейн прокол с латынью, Руби и Чарли отстают от нас по алгебре, а Джоси плохо считает. Муди-Спургеон говорит, что у него роковое предчувствие, что он обязательно провалится на экзамене по истории Англии. Мисс Стэси предупредила, что устроит для нашей группы специальные выпускные экзамены, примерно такого же уровня, как вступительные в Академию. И оценки она тоже собирается ставить с пристрастием, чтобы мы были морально готовы к «бою». Скорее бы всё кончилось, Марилла! Это не может меня не тревожить. Иногда я просыпаюсь среди ночи и спрашиваю себя, что мне делать, если провалюсь на вступительных!
– Ну, всё очень просто: вернётесь в школу и попробуете поступить на следующий год, – беззаботно ответила Марилла.
– Ой, не знаю, хватит ли на это сил! Но какой будет позор, если я провалюсь! Особенно, если Гил – то есть другие – поступят! Я так нервничаю, что наверняка стушуюсь на экзаменах! Были бы у меня такие же крепкие нервы, как у Джейн Эндрюс! Она – такая «толстокожая», что ей – хоть бы что!
Энни тяжело вздохнула, с неохотой отрывая свой взор от весенних чудес за окном. Спокойной ночи, морской бриз и неба синева! До свидания, свежая, нежная зелень в саду! Энни вновь раскрыла книгу и уткнулась в неё. В жизни будут и другие весны; впрочем, Энни вдруг подумала, что если она провалится на вступительных, то неудача оставит в ней такой глубокий след, что едва ли она сможет радоваться им так, как раньше.
Глава 32. Список поступивших
Вот и окончилась школьная пора и вместе с ней – эпоха правления мисс Стэси. Близился конец июня. В тот день Энни с Дианой шли домой, не переставая всхлипывать. Покрасневшие глаза и мокрые платочки служили неоспоримым доказательством того, что прощальные слова мисс Стэси тронули сердца школьников никак не меньше, чем три года тому назад спич мистера Филлипса при подобных обстоятельствах. Диана обернулась и, взглянув на здание школы, тяжело вздохнула. Они, как раз, выходили к холму, покрытому ельником.
– Кажется, это – конец всему! – сказала Диана мрачно.
– Но вам-то не должно быть и вполовину так плохо, как мне, – всхлипнула Энни, тщетно пытаясь отыскать хоть одно сухое местечко на платочке. – Осенью вы снова вернётесь, а я покину родную школу навсегда, если, конечно, не провалюсь в Академию.
– Ну, в школе ведь кое-что изменится и, увы, не к лучшему. Мисс Стэси не будет, вас – тоже, вероятно, уйдут также Джейн и Руби. Придётся мне сидеть одной, ибо я не снесу, если рядом сядет не моя Энни, а кто-то другой! О, Энни, мы так славно проводили время вместе, ведь правда? Страшно и подумать, что такое уже не повторится!
Две большие слезинки скатились к самому кончику носа Дианы.
– Перестаньте плакать, Диана, – взмолилась Энни. – А то я и сама разрыдаюсь. Стоит мне убрать скомканный платочек, как вы опять заливаетесь слезами, и это выводит меня из равновесия. Как говорит миссис Линд: «Если вы не можете быть весёлой, постарайтесь стать весёлой настолько, насколько это возможно». Короче, на следующий год я, конечно, вернусь в школу. У меня сейчас – один из упаднических периодов, когда я твёрдо убеждена, что провалюсь. Что-то часто они теперь повторяются в моей жизни.
– Но ведь вы успешно выдержали экзамены, которые устраивала мисс Стэси!
– Да, но я же почти не волновалась! Стоит лишь подумать о настоящем «сражении», и в жилах стынет кровь. Номер у меня – тринадцатый, а Джоси Пай сказала, что это – несчастливое число. Я, конечно, не суеверная и понимаю, что всё это – ерунда. Но… всё-таки мне не хочется быть тринадцатой!
– Хотелось бы мне поехать с вами, – мечтательно произнесла Диана. – Как элегантно мы проводили бы время! Но ведь вам придётся корпеть над учебниками по вечерам!
– Вовсе нет; мисс Стэси взяла с нас обещание, что заглядывать в книжки мы не станем! Она сказала, что иначе у нас будет полная каша в голове, и мы можем запутаться на экзаменах. Она посоветовала не думать о предстоящем, побольше гулять и рано ложиться спать. По-моему, это мудрый совет, Диана! Присси Эндрюс рассказывала, что она по полночи не спала перед экзаменами, – всё зубрила… Я-то тоже думала, что придётся так сидеть! Но… я так благодарна вашей тётушке Жозефине за то, что она пригласила меня остановиться в Бичвуде, во время моего пребывания в городе!
