Сейчас она уперлась руками в ствол вековой сосны, и ожесточенно насаживалась на мое разгоряченное естество, пока мы оба не исполнили последнее громкое па этого танца любви.
Еще пару минут мы переводили дух и приводили в порядок одежду. Наконец Хельга повернулась ко мне лицом и отерла пот на лице. Я уже приготовилсяидти обратно к лагерю, как вдруг тронула меня за рукав.
— Погоди, Шам. Я хочу тебе кое-что сказать. Ты, наверное, думаешь, что я схожу с ума или использую тебя перед сеансами связи. Ты зря так думаешь.
— Ничего я не думаю. — сердито буркнул я.
На самом деле Хельга была права. Именно так я и думал.
— Думаешь, думаешь. Так вот, ты должен узнать одну мою маленькую тайну.
Я вдруг подумал про себя: «Ну вот, сейчас она скажет, что забеременела от меня» и растерялся. А что я скажу? Нам ведь было запрещено заводить семьи. Но и требовать от женщины избавиться от ребенка я не могу. Что бы сказал по этому поводу Хранитель Сент? Я вдруг понял, что мне предстоит решить этот вопрос для себя раз и навсегда. Я еще очень молод и таких ситуаций в моей жизни будет множество…
И тут я почувствовал, что знаю ответ. А точнее, он пришел ко мне в виде иронического вопроса самому себе: «А ты никогда не думал, почему в Академию берут только сирот? И сироты ли все мы?» Мне говорили, что мои родители — простые крестьяне, погибшие в горах Гартца под снежной лавиной. Но было ли это правдой?
Хельга не дала мне додумать.
— Нет, это не то, что ты подумал. Хотя я очень хотела бы этого.
Я вздрогнул.
— Откуда ты знаешь, что именно я сейчас подумал?
— Знаю, малыш. То, что я тебе сейчас скажу, не знает даже сам Сент. Мы, волшебницы дальней связи, вместе со своим даром получаем и еще один, о котором никогда никому не рассказываем.
— Ты умеешь читать мысли?
— Да. Но не всегда. Только сразу после сеансов связи и сразу после того, как нас удовлетворит мужчина. И длится это недолго — от силы минут пять. Ничем другим эту способность возбудить нельзя.
— И что ты чувствуешь в эти минуты?
— То же, что и все люди, когда они глохнут. Мне даже иногда кажется, что по настоящему я живу лишь эти пять минут. Мир становится таким шумным и необычным. И кроме того, понимаешь, кто твой друг и кто твой враг.
— И кто сейчас твой враг?
— Во-первых, тот, кто установил эту сводящую меня с ума завесу молчания. Ты не представляешь себе, как это больно — отправлять мысленное послание и тут же получать его обратно отраженным в зеркале. И…и мне кажется, что этот враг — среди нас.
— Почему?
— Я слышу всех вас. Я знаю например, о каких странных вещах мечтает наш бирюк Мойша. Хочешь, скажу?
— Ну, давай.
— Он мечтает посидеть со своей женой…Редкостная образина его жена, скажу я тебе…в общем, мечтает он посидеть с ней на рассвете на берегу болота и все-все забыть. Я знаю, какие кошмары мучают по ночам Зигфрида и как ужасно кончил жизнь его отец. Я знаю, что ты почувствовал, когда в первый раз увидел мою задницу и прямо сказать, премного этим польщена. Но я не могу услышать мысли Любавы…
— Вообще?
— Да. Вообще. Она среди нас словно чужая. И я подозреваю, что она причастна к нашим проблемам.
— Но она спасла нас… Тогда, во время боя на поляне.
— Знаю, Шамтор. И поэтому я молчу. Малыш… — тон Хельги изменился. В нем появились просящие нотки. — Малыш…Полюби меня еще.…без тебя мне было бы так тяжело….
И все снова повторилось.
На следующее утро Зигфрид ни свет ни заря поднял нас и собрал у костра. Было еще темно, имы некоторое время просто сидели молча глядя на огонь. Наконец Зигфрид начал:
— Вчера мы с Мойшей проводили ревизию продуктового запаса. Еды хватит только на один день. Любава, если верить твоим обещаниям, мы должны были выйти из леса еще три дня назад. И тем не менее, мы все еще здесь, мы куда-то бредем, подъедаем последние сухари. В чем дело? И не вздумай мне врать или пытаться напустить на нас любовный морок. Полчаса назад я попросил Мойшу вызвать сюда волков из окрестных лесов. Оглянись! И вы все — тоже оглянитесь!
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Я повернулся и замер. Локтях в 30 за нашими спинами отблесками костра светились десятки волчьих глаз. Зигфрид продолжил:
— Если ты думаешь, что с помощью своих фокусов успеешь сбежать, пока мы с Мойшей будем до упаду любить друг друга в задницы, ты ошибаешься. Тебя порвут на куски. Так что, будешь говорить?
Все смотрели на Любаву. На лицедевушки появилось упрямое выражение.
И вдруг откуда-то из мрака послышался низкий мужской голос:
— Нет. Она говорить не будет. Говорить буду я.
Все, включая Любаву, замерли от неожиданности. Мойша, похоже, на доли секунды упустил контроль над зверями, потому что тот же голос громко закричал:
— Держи своих волков, лешак!
Мойша вздрогнул и восстановил контроль. Я слегка повернул голову и не поверил своим глазам. Волки буквально за мгновение ока покрыли практически все расстояние до нас, и леший остановил их локтях в пяти от становища.
— Кто ты? — крикнул в темноту Зигфрид.
— Сейчас увидишь — послышался ответ.
Скрип снега под ногами незнакомца становился все ближе и наконец к костру вышел коренастый, но очень подвижный мужчина средних лет.
— Вижу, — кивнул Зигфрид. — Назови себя, незнакомец.
— Я — Вечевар. Это имя тебе о чем-нибудь говорит?
— Нет. Ты кто? Ты ее знаешь? — Зигфрид указал на Любаву, которая смотрела на Вечеварашироко раскрыв глаза. Мне показалось что я с пяти шагов слышу как колотиться ее сердце. Такой взволнованной нашу ехидную партнершу я еще не видел.
— Погоди. Об этом позже. Я принес тебе вот это. — Незнакомец достал из-за пазухи и протянул Зигфриду плотную сложенную ввосьмеро холстину.
— Что это? — не протягивая рук, нахмурился Зигфрид.
— Посмотри. Посмотри! Это то, что вы ищете, — с нажимом произнес Вечевар.
Зигфрид взял холст и развернул его так, чтобы и я и Мойша могли видеть рисунок на нем. Насколько я понял, это была карта Фатерлянда и Русинских земель. В нескольких местах на ней были нанесены красные точки. Я невольно отметил, что одна из них была…Да, да…Практически там, где мы сейчас и находились. Может быть, чуть дальше, если я правильно определил наше положение.
— Что это, я тебя спрашиваю? — Зигфрид сложил холстину и протянул ее обратно незнакомцу. — и с чего ты взял что это мы ищем?
— Оставь ее себе. Она тебе теперь пригодится. Это карта всех схронов, где хранится оружие Грубого мира.
— Откуда мне знать, правду ты говоришь или нет? — недоверчиво заметил Зигфрид.
— А ты попробуй представить себе, что именно мы его туда и заложили.
— Кто мы?
— Те, чьих предков ты когда-то вешал и жег, Зигфрид Брауншвейгский. Те, кто владеет секретом прохода через Тонкую Стену. Те, кого не может быть в нынешнем Лагенвельте.
— Ах вот что. Вы еще живы, — Зигфрид поднялся инапрягся словно готовясь к бою. — Ты пришел мстить, Вечевар? Хорошо. Но прежде, чем я отправлю тебя к Властелинам, я хочу знать кто такая Любава? Кто она?
Любава будто съежилась под нашими взглядами. У нее был такой растерянный и смущенный вид что мне вдруг стало ее жалко…. Вечевар подошел к ней и обнял за плечи. Затем он сел рядом с ней и вытянув ноги к костру сказал.
— Любава — моя дочь. Много лет назад мы начали эту операцию и я отправил ее в окружение Велимира. Этот старый похотливый козел так ни о чем не догадался. Ты молодец, доченька. Только жаль, что все, что мы делали было зря.
— Как зря, отец? Как зря? Что ты говоришь? — лихорадочно забормотала Любава, смущение которой куда-то сразу испарилось.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Все изменилось. То, о чем мы мечтали все эти годы, более невозможно. Более того, под угрозой само наше существование. Ты даже не представляешь себе, как быстро все может произойти. Сейчас я расскажу тебе и твоим спутникам кое-что интересное. А потом, ты, Зигфрид, решишь, отправить нас к Властелинамили сделать что-то еще. Договорились?
