Андрей подошел и остановился рядом с Бабаем, засунув большие пальцы рук за ремень Он смотрел на куртку Рикошета, зеленую синтетическую куртку от спортивного китайского костюма. Она висела на музыканте мешком, а на спине было жирное черное пятно, как будто кто-то с чувством поддал Рикошету бампером под зад. “Выперли”, – злорадно подумал Андрей. – “Довыпендривался. Захотел, наверное, процентов шестьдесят от суммы приза, зарвался…”.
– Рикошет...– как зачарованный, повторил Гарик, по-детски протягивая к нему ладони.
– Рикошет, Рикошет, – передразнил его тот не без издевки, но в глазах блудного музыканта мелькнула самая настоящая нежность. – Я уже двадцать восемь лет Рикошет!
«Интересно», подумала Лена. – «Почему тогда у него в паспорте поставлен семьдесят пятый год рождения? Если двадцать восемь, должен быть семьдесят третий, даже несмотря на то, что день рождения у Вити в ноябре…». Но, как ни странно, сам себе Рикошет не противоречил – ведь еще в ТХМе, в их первую бурную ночь, музыкант сказал, что ему двадцать шесть.
– Обниматься не будем, – добавил Рикошет протянутым рукам Гарика, и Андрей решил, что пора вмешаться.
– Где ты был? – спросил он так, что Гарик поморщился.
Неуловимым жестом фокусника Рикошет извлек откуда-то сигарету, спички и склонился над огоньком.
– Где же ты был, Рикошет? – повторил Андрей. Тот взглянул на него, не поднимая головы, и Андрей почувствовал, как съеживается кожа на затылке. С минуту Витек пусто и жутко смотрел сквозь Свиста, словно окаменев в неловкой позе, и пламя спички неровно дышало в его руках. Лене в этот момент Рикошет опять показался живым воплощением Локи, бога зла, а по совместительству – северного Прометея.
Рикошет отвел взгляд, наклонился и прикурил. Свист перевел дух. Витек небрежно отщелкнул спичку в угол и сказал, ни на кого не глядя:
– Где был, там уже нет.
Он сидел лицом к Бабаю, и только Гарик увидел мимолетную гримасу страдания, исказившую его черты. Сердце у Гарика упало, но он бодро сказал, не подавая виду:
– Да, главное, что ты теперь с нами!
Рикошет быстро и благодарно взглянул на него и сказал:
– Ну че, “Дуру” прогоним?
Гарик покачал головой.
– Не надо, Рикошет, – сказал он мягко.
– Как это не надо, Бабай! – возмутился тот. – Да вас, я вижу, ни на минуту без погонялы оставить нельзя! Вы на концерте экспромтом собираетесь выступать, что ли?
– Прекрати валять дурака, – раздражаясь, сказал Андрей. – Ты же сам знаешь, у нас нет башей.
– Ваша информация, – противным голосом сказал Рикошет, выгибаясь в его сторону всем своим большим, но удивительно пластичным телом. – Безнадежно устарела.
Глаза Гарика вспыхнули, он весь подался вперед. Именно в этот момент Андрей проникся смертельной ненавистью к Рикошету.
– Ты?... – не веря, не смея еще верить, прошептал Бабай.
От него исходила такая искренняя радость, что согретый ею Рикошет улыбнулся. Он кивнул. На миг лицо Витька исказила угрюмая, болезненная гримаса, словно он опять подумал о том, чего и помнить-то не хотел, но музыкант быстро справился с собой. Гарик отвел глаза, чувствуя как неприятно сжимается все у него внутри. “ Где же он все-таки достал деньги? “– подумал Бабай. Но эту мысль заслонили другие, более насущные.
– Так что же мы сидим? – вскричал Гарик. – Лена, ты на вокзал, делай что хочешь, но чтобы билеты на утренний поезд были! Андрей, срочно договаривайся насчет машины – надо ведь все это барахло как-то на вокзал тащить! А я пошел звонить организаторам, проситься, чтобы взяли в порядке исключения…
Рикошет в это время отсчитывал деньги, старательно слюнявя бумажки.
– Ну, вы идите, – сказал он, убирая бумажник в карман. – А я все-таки прогоню “ Дуру”, я истосковался по гитаре. А потом, наверно, схожу, искупнусь на карьеры, а то грязный, как черт.
Вода еще хранила тепло ушедшего лета, и ничего предосудительного в желании Рикошета не было. Гарик ничего ему не ответил; но глубокий взгляд, которым они обменялись, когда он отдавал Витьку ключ, привел Лену просто в бешенство.
Ведь ее за все это время Рикошет будто и не заметил даже.
* * *
Когда Рита подходила к гаражу, удушливая хмарь, весь день висевшая над городом, давила уже невыносимо. Воздух был спертый, и даже резкие порывы ветра, бросавшие в лицо пригоршни песка, не приносили облегчения. В низких обложных тучах что-то пророкотало, отсвет бледной вспышки упал на ворота гаража. I HATE MYSELF AND I WANT TO DIE, причудливо изгибаясь, прокричали уродливые буквы. Надпись красной масляной краской сделал Рикошет, страстный поклонник «Нирваны», причем слова были разделены так, чтобы части слов на обоих половинках ворот были симметричны друг другу.
Андрей и Лена зашли к ней в фирму, где Рита сегодня задержалась допоздна. Вместе со старшим бухгалтером девушка подбивала баланс за третий квартал. Друзья сообщили ей радостную новость – бесследно исчезнувший Рикошет вернулся, да не просто так, а с деньгами, и значит, на фестиваль они все-таки едут.
– Гарик с ним остался, отметить? – спросила Рита.
– Нет, – сказал Андрей. – Он домой пошел, организаторам звонить, договариваться.
А Лена сказала:
– Рикошет вроде собирался на карьеры идти, искупаться. А потом хотел пару песен прогнать, он уже забыл все. Гарик, наверное, попозже туда придет, вместе и сделают прогон.
Рита решила сходить в гараж. Она и сама соскучилась по Рикошету и хотела поболтать с ним.
Ворота казались закрытыми.
Рита остановилась, заколебавшись. Может, Рикошет еще не вернулся с купания? Идти искать его на карьеры не хотелось. Девушка осторожно потянула створку на себя, и та неожиданно подалась.
Рита вошла и задумчиво остановилась, не решаясь переступить через переплетение гибких кабелей, которые всегда казались девушке гнездом змей. Гитара Рикошета, которую он привез еще из Веслогорска, стояла около двери в каморку. Рядом на полу валялся тяжелый кожаный ремень Гарика с клинком в шитых серебром ножнах. Здесь явно недавно играли, но почему тогда пусто? Почему парни не закрыли дверь, когда пошли купаться?
«Может, прижали неплотно, а подумали, что закрылась», решила Рита.
Тут небо с оглушительным треском разорвалось над гаражом. Первые тяжелые капли обрушились на оцинкованную крышу с грохотом пулеметной очереди.
Рита решила переждать дождь здесь, полежать пока в каморке на софе.
* * *
Гарик уткнулся лицом в подушку и застонал. Рикошет обнял его за шею и поцеловал. Затем вытянулся рядом и с Бабаем и закрыл глаза, ожидая, когда восстановится дыхание. Сердце гулко стучалось в грудную клетку, в глазах догорали фиолетовые круги. Гарик прижался щекой к руке Рикошета и ощутил неровные бороздки шрамов. Бабай приподнялся на локте и понял, что это такое. Рука была искусана, нет, просто безжалостно изгрызена, словно Рикошета терзал волк.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
