Так вот: эскулап ошибся. Володя не проснулся, а в 4 часа утра заснул навеки… обширный инфаркт… атеросклероз… аорты сердечной… и т. д.»
B. Абдулов: «Я был до вечера. Уехала Нина Максимовна… Вечером у меня была репетиция на дому у одного режиссера… Когда я уехал, оставались Янклович, Федотов и еще одна девушка…»
В. Янклович: «Федотов приехал… В 10 часов вечера уходит мать.
В 11 — Сева. До этого я ездил в театр, меня освободили от работы…»
Оксана: «Меня больше всего поражало и обижало — никто не оставался! Приехали, посидели, поели, попили чайку — и пошли домой. И все прекрасно! Никому не хотелось сидеть с Володей и не спать ночами… Все устали от этого, — ведь у всех были свои проблемы, своя жизнь…»
В. Янклович: «Внизу, ниже этажом, жил профессор Мазо — уролог, хирург. На следующий день ему предстояла операция. От него звонили несколько раз. Это было вечером…»
Оксана: «Главное было — чтобы Володя не кричал… Люди уже осатанели от этого… А операция? Могло и не быть у Мазо никакой операции… Все замечательно, когда Володя здоровый, можно пригласить его в гости…
— Вот. Сам Высоцкий…
А когда Володя умирает?
— Или пусть замолчит, или увези его к себе!
Они же постоянно звонили: то шубу зальют им, то еще что…
— Прекратите орать! Дайте нам выспаться! Ты что, ничего не можешь сделать?»
В. Янклович: «И вот тут был звонок от Мазо… И Федотов хотел привязать ему ноги простынями, чтобы он не рвался и не бился головой… Мы его перенесли в большую комнату на маленькой тахте… Федотов его наколол… Позвонила жена Мазо:
— Валерий Павлович, я вас очень прошу… У мужа завтра операция…»
Оксана: «От него все действительно устали… Они взяли и привязали его простынями… Ну как привязали… Прибинтовали простынями к этой узкой тахте, чтобы он не рвался. То есть простыни обвязали вокруг кровати. Потом сели на кухне, выпили по рюмочке, вздохнули грустно. И когда все ушли, бутылка осталась на кухне — недопитая.
Я сижу, плачу над ним. Володя успокоился, я его развязываю… И вдруг он открывает глаза — абсолютно нормальные, ясные…
— Оксана, да не плачь ты. Пошли они все…
А потом:
— Вот я умру, что ты будешь тогда делать?
— Я тогда тоже умру…
— Ну тогда — ладно… Тогда — хорошо…»
В это время на Малую Грузинскую приезжает Аркадий Высоцкий.
А. Высоцкий: «Прошло три-четыре дня, и я решил возобновить попытку… Я знал, что отец болен, но не думал, конечно, что это кончится так трагически… В этот момент я уже четко понимал, что не поступил, — надо было что-то решать с институтом… И только вмешательство отца могло помочь. Это было двадцать четвертое число, у меня уже было собеседование, и мне сказали, что я не прошел. Я поехал к нему поздно, часов, наверное, в десять.
Мне было страшно неудобно… Я долго стоял в подъезде, видел, что все время выходят какие-то люди — явно знакомые лица, но они, конечно, меня не замечали. Минут сорок я простоял в таком состоянии, потом решил подняться. Звонил по телефону каждые пять минут, никто не брал трубку…
Я поднялся. Дверь открыл Янклович. В квартире был Нисанов — это я видел точно. И у меня такое впечатление, что был Игорь Годяев, потому что я видел из двери весь коридор… Когда Валерий Павлович увидел меня, он начал потихонечку оттеснять меня от двери… Но я увидел, что за его спиной прошел отец, спрашивая:
— Кто там?
И было видно, что он чувствует себя еще хуже, чем в прошлый раз… А меня обозлило, что все они тогда (20 июля. — В. П.) отца бросили, и я сделал попытку зайти в квартиру. Обозлило и то, что Туманов сказал, что они не хотят класть его в больницу… Так я понял, что не хотят… И я хотел зайти и как-то поучаствовать, но Янклович довольно настойчиво— без грубостей, конечно, — вытеснил меня на площадку… Закрыл за собой дверь и стал говорить, что сейчас они повезут его в больницу… Что все это очень тяжело…
Янклович откровенно говорил, что отец колется, он не считал нужным от меня это скрывать… Минут десять мы постояли… Он сказал, чтобы я не волновался… Чтобы спокойно ехал домой, а утром позвонил… Это было, наверное, уже ночью— часа за четыре до смерти отца…
Оксаны в тот момент не было — по крайней мере, не было в поле моего зрения. А если бы она была, то она была бы с отцом… В тот момент там не пили, — по крайней мере, никакого буйного веселья там не было…
Но там уже была какая-то истерика, произошел какой-то скандал… У Валерия Павловича прыгала челюсть».
Оксана: «Никакого скандала там не было. Может быть, приходил Мазо, а я куда-то вышла? Но скандала точно не было. И уж никакого буйного веселья в эти дни и быть не могло».
А. Высоцкий: «Конечно, я понимаю, что все они очень по-разному относились к отцу в эти дни. Одно было общим — все от него смертельно устали… Но кто-то продолжал хладнокровно тянуть деньги… А кто-то искренне переживал… Вот что я точно знаю: Игорь Годяев переживал по-настоящему, — я это видел потом. Валерий Павлович тоже переживал по-своему, — он рыдал 25-го возле отца…»
После этого, а может быть, чуть раньше, Федотов уезжает: «Я поехал на Бауманскую — к своей знакомой… Пробыл там часа два, а потом вернулся на своей тачке…»
В. Абдулов: «После репетиции я поехал на Варшавку. Позвонил на Малую Грузинскую примерно в час ночи… Валера сказал:
— Володя успокоился, я сейчас поеду домой.
Я говорю;
— Хорошо. Я вот по этому телефону — звони в любой момент».
Б. Серуш: «В этот день Володя позвонил мне…
А вечером канадский посол, который пробыл в Союзе 14 лет, давал у себя дома прощальный прием. И мы с женой поехали к Белорусскому вокзалу купить цветы. Проезжаем мимо Володиного дома, машина стоит. Я говорю:
— Наталья, Володя звонил сегодня, надо к нему заехать, он плохо себя чувствует…
Прием закончился очень поздно, примерно в час ночи. А на улице была такая духотища! Той ночью было очень и очень душно… И моя жена говорит:
— Не могу — мне плохо. Лучше ты к Володе завтра заедешь, а сейчас поедем на дачу.
А на даче не работал телефон».
В. Янклович: «Я уехал домой во втором часу ночи… Мне надо было отдохнуть, привести себя в порядок, — у меня уже сил не было… Все это длилось почти неделю… Я все время ждал Федотова…
Перед отъездом мы с Федотовым перенесли Володю из кабинета в гостиную, поставили тахту перед телевизором…»
Приезжает А. Федотов: «Валера уехал… А Володя как всегда: «А-а… О-о…» Ладно, думаю, может, перебесится… Но ночь у него была очень хреновая — надо было взять и увезти в больницу… Почти всю ночь не спал… Потом он попросил водочки, я, честно говоря, тоже с ним засадил… Рюмочку. Но я же измотанный, уставший — слабость… Час, два… Володя все маялся…»
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
