Грабелька ринулась вперед — со скоростью, недостижимой для других животных такого размера. Демигриф визжала, ее когти драли доски площади, вздымая тучи щепок и порванной паутины. Раскрыв клюв, она бросилась на ближайшего паука. Грот-наездник выпучил расширившиеся от ужаса глаза, а Грабелька, обрушившись на него, раздавила и всадника, и паука. Но остальные арахниды, не теряя времени, кинулись в атаку.
Рогген крутился в седле, молотя гротов и их чудовищных скакунов, спешащих к нему со всех сторон. Его палица обрушивалась, сокрушая зеленые, украшенные перьями черепа, меч отсекал волосатые конечности. Гроты пронзительно верещали и щелкали, подгоняя своих пауков.
Грабелька тоже не мешкала. Она когтила и рвала, как кошка. Медленно, но верно схватка смещалась в сторону от дороги — все внимание гротов сосредоточилось на Роггене.
— Вперед! — рявкнул Лугаш, ринувшись к зияющему проему. Он мчался сквозь хаос, разя каждого паука или грота, рискнувшего преградить ему путь. Волькер последовал за ним, многозарядный пистолет огрызался в его руке. Пауки вздрагивали и падали, разорванные свинцовыми пулями. Когда магазин опустел, оружейник тут же выхватил второй пистолет.
Зана и Ниока не отставали, расправляясь с теми, кто избежал пули или натиска Лугаша. Миг — и они влетели в проем, оставив товарища драться в одиночестве.
Им пришлось побарахтаться, выбираясь из паутины, которую так ловко преодолели паучьи наездники. Волькер рвал клейкие нити прикладом. Кто во что горазд, они прорубали себе дорогу, пока не добрались до входа. Позади Волькер слышал лязг оружия и хриплое ржание Грабельки.
— А как же Рогген? — спросила Ниока, оглядываясь на покинутую площадь.
— Ты же слышала. С ним все будет в порядке. — Зана прищурилась. — Я ничего не вижу. Лугаш?
— Видеть нечего, — буркнул огнеубийца.
— Мгновение. — Волькер полез в мешок за свет-пакетом. Маленький мешочек был наполнен пастой из экскрементов одного червя, который встречается только в морских пещерах под Вышним городом. Если на пасту нажать, она светится. Волькер сдавил свет-пакет и бросил его влево. Бледное желтоватое свечение потеснило сумрак.
Входом в цитадель служил ряд широких слоистых ступеней, вырезанных из внутреннего луба. Они поднимались к узкой площадке, по краям которой стояли, впившись когтистыми лапами-ножками в дерево, огромные ржавые светильники в несколько раз выше человеческого роста. Задрапированные пылью и паутиной, они не разжигались много лет. Стены за ними были покрыты грубыми каракулями — гроты отметились и тут. Зеленокожие обезобразили вход, заляпав все грубыми картинками и отпечатками ладоней. Статуи, охранявшие когда-то внутренние ворота на противоположной стороне площадки, были сброшены с пьедесталов и порублены в щепки.
По углам гроздьями висели паучьи гнезда, паутина тяжелыми складками ниспадала с низкого потолка и стен. Все провоняло гротами и арахнидами — там, где не витал дух скавенов. Ясно было, что и крысы тоже проходили здесь. На стенах темнели пятна ожогов, безмолвные маленькие тела висели в сетях, кровь пропитала ступени и площадку, придав дереву глубокий мрачный оттенок.
Вдоль лестницы тоже выстроились колья, увенчанные черепами дуардинов или залитыми запекшейся дрянью, комками самородного золота. Многие «украшения» попадали во время бушевавшей здесь схватки — на ступенях валялись кости и слитки. С площадки уводил узкий сводчатый проход, вырезанный в форме языка пламени. За ним была чернота.
Лугаш первым двинулся вверх по длинной череде ступеней, мрачнея с каждым шагом. Руны, отчеканенные на его коже, вспыхивали и искрили — внутри дуардина нарастал вулканический жар. Ниока потянулась к его плечу, но дотронуться не решилась.
— Мы отомстим за твой народ, — сказала она. — Дети Гримнира так же дороги Заг’мару, как и его собственные.
Лугаш и не взглянул на нее.
— Гримнир испытывает нас болью и вознаграждает огнем, — заявил он. — Таков порядок. Мертвые — угли, а это… — Он взмахнул топором. — Это свет моего пламени. — Встряхнувшись, он зашагал дальше. — Кроме того, эта ложа — не моя. Они мне не родичи. Пускай другие мстят за них. У меня есть и свои неуспокоенные покуда призраки.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Ниока, моргнув, неуверенно посмотрела на остальных. Зана покачала головой:
— Забудь, жрица. Легче увериться, что свинец — золото, чем утешить рокоборца. — Она повертела головой, прищурившись. — Минуточку… мы кое-кого потеряли.
— Пиявка, — буркнул Лугаш, не оборачиваясь.
Они были правы. Адхема исчезла.
Глава семнадцатая. ЧЕРТОГИ СЕРДЦА ЛЕСА
Войдя в Сердце Леса, Волькер бросил под арку другой свет-пакет. Мягкий свет озарил узкие мостки, целиком вырезанные из луба дерева.
— Дайте-ка мне один. — Он указал на окованные железом фонари, висящие по обе стороны арочного прохода. Зана принесла фонарь, и Волькер вытряс в него содержимое свет-пакета, размазав пасту по стеклу внутри. — Так будет чуть подольше. Фокус старых шахтеров.
— Не слышала я о таких шахтерах.
Волькер пожал плечами.
— Значит, ты не знакома с правильными шахтерами. — Он повесил фонарь на ствол винтовки и поднял его, осветив бесчисленные трещины и борозды, рассекающие луб Сердца Леса.
— Как думаешь, куда она отправилась? Назад, наружу? — Ниока осматривалась, крепко сжимая молот. В этом тесном сумеречном месте жрица чувствовала себя как дома. Зане же, наоборот, явно было не по себе. Несмотря на ее восхищение народом глубин, она не слишком любила туннели и замкнутые пространства.
Волькер развернулся и повыше поднял фонарь в поисках любых следов вампирши.
Адхемы нигде не было видно. Возможно, она забралась выше или проскользнула мимо них… Нет. Она должна быть близко. Может, впереди, а может, сзади, но она близко. Он бы поставил на это годовое жалование.
— Держи. — Оружейник передал Зане винтовку и быстро перезарядил пистолеты.
Эхо далеких воплей металось в огромных, закупоренных паутиной дуплах, испещряющих стены и потолок, будто старые раны. Паутина пульсировала, и Волькер понял, что враг вызвал подкрепление.
— Поняли, где мы. — Заткнув за пояс пистолеты, он забрал у Заны винтовку. — Нет у нас времени на поиски Адхемы. Она способна постоять за себя, как и Рогген. — Он посмотрел на Лугаша. — Надо идти дальше.
— Угу, а куда? — Дуардин озирался по сторонам.
— Ты же огнеубийца — куда бы ты спрятал жутко огромное копье? — спросила Зана.
— В подпол, — подумав, ответил Лугаш и затопал во мрак. — Все ценное всегда в подполе. Подпол — сердце дома. За мной.
Они двинулись за рокоборцем — через арку, по лесенке, выводящей на просторную галерею, верх которой терялся во тьме и паутине, оккупировавшей все открытые пространства. Пахло зеленокожими и пауками. При свете фонаря Волькер разглядел огромные опоры, высеченные из луба в виде фигур дуардинских богов и монстров. Располагались они по кругу — по внутреннему периметру древнего дерева. Между громадных статуй и под ними тянулась резьба помельче и позатейливее, хотя разобрать изображения было почти невозможно. Паучий Клык не обошел их вниманием, а каскады паутины, соединяя маленькие фигуры с большими, иногда полностью скрывали их.
Полдюжины других переходов, помимо их дорожки, тянулись из мрака к круглой платформе, которую пронзала винтовая лестница, спускающаяся в глубину дерева. Верхние ее витки вели к высоким ветвям, там тоже виднелись мостки. Задрав голову, Волькер различил странные опоры или выступы — палаты и внешние галереи, не избежавшие паучьей заразы.
Шагая за Лугашем по крошащимся ступеням, он размышлял о том, сколько времени понадобилось бы, чтобы тщательно исследовать такое место. «Больше, чем отведено смертному», — с грустью решил он.
Внезапно Лугаш остановился.
— Здесь, — сказал он. — Саламацгалбарак — Дорога Саламандры.
Сбоку от лестницы чернело отверстие, формой напоминающее оскаленную пасть саламандры, и Волькеру пришлось пригнуться, чтобы не поцарапаться о торчащие клыки. Но проход оказался шире, чем он ожидал, и вырублен был, похоже, прямо в ядре Сердца Леса.
