Мир фантазий
Внутренняя жизнь ребенка проходит в фантазиях, мечтах и играх. Можно даже сказать, что дети – в основном дошкольники и младшие школьники – живут в двух мирах. Вот что пишет об этом детский психолог Мария Осорина в своей замечательной книге «Секретный мир детей»:
Дома ребенок может одновременно сосуществовать в двух разных реальностях – в привычном мире окружающих предметов, где распоряжаются и оберегают ребенка взрослые, и в воображаемом собственном мире, наложенном поверх обыденности. Он тоже реален для ребенка, но невидим для других людей. Соответственно для взрослых он недоступен. Одни и те же предметы могут быть в обоих мирах сразу, имея, однако, там разные сущности. Вот вроде бы просто черное пальто висит, а посмотришь – как будто кто-то страшный.
Воображаемый мир ребенка – это мир сказок, грез, собственных образов и историй; в нем живут разные персонажи, разыгрываются необыкновенные события, где сам «автор» нередко выступает в роли героя. Взрослый никогда по-настоящему не поймет ребенка, если не будет знать об этой его в буквальном смысле двойной жизни.
Однажды мать трехлетнего мальчика обратилась к психологу:
Я очень беспокоюсь, у меня ребенок какой-то странный. Говорит, что был на войне и там его ранили в ногу, показывает мне место, куда его ранили. Я говорю: «Ты что, какая война, какая рана?!», а он ни в какую – бубнит одно и то же, и уже не первый день! Может быть, он у меня с ума сошел?
В отличие от этой мамы, внимательные взрослые, особенно те, кто в силу избранной профессии много жили и общались с детьми, хорошо знают о фантазиях ребенка и помогают нам их понять. Вот снова отрывок из книги М. Осориной:
Мама даже не подозревает, что, рассматривая суп в тарелке, ребенок видит подводный мир с водорослями и затонувшими кораблями, а проделывая ложкой бороздки в каше, представляет, что это ущелья среди гор, по которым пробираются герои его сюжета.
Иногда поутру родители не знают, кто сидит перед ними в образе их родного дитяти: то ли это их дочка Настя, то ли Лисичка, которая аккуратно раскладывает свой пушистый хвост и требует на завтрак только то, что едят лисы. Чтобы не попасть впросак, бедным взрослым бывает полезно заранее спросить ребенка, с кем они имеют дело сегодня.
А. Нилл, проведший несколько десятилетий в ежедневном общении с детьми разного возраста, рассказывает нам о том же:
Шестилетки в Саммерхилле играют весь день напролет – играют со своими фантазиями. Для маленького ребенка фантазия и реальность очень близки друг к другу. Когда десятилетний мальчишка вырядился призраком, малыши сначала визжали от восторга: они знали, что это всего лишь Томми, и видели, как он заматывался в простыню. Но когда он напал на них, они все завопили от ужаса…
Мне так и не удалось установить, где у них пролегает граница между фантазиями и действительностью. Когда девочка приносит кукле еду на маленькой игрушечной тарелочке, верит ли она, что кукла живая? Игрушечный конь-качалка – это настоящий конь? Когда мальчик кричит: «Огонь!» – и потом стреляет, верит ли он, что ружье у него в руках – настоящее? Я склонен думать, что, когда игра в разгаре, дети и в самом деле воображают, что их игрушки – настоящие вещи, и только когда вмешивается какой-нибудь бестактный взрослый и тем самым напоминает, что все происходящее плод их воображения, они с размаху шлепаются обратно на землю.
Почему дети играют «все дни напролет» и создают свой воображаемый мир? Для чего им это нужно? Дело в том, что через фантазию и игру ребенок осваивает мир взрослых, со всей сложностью его устройства, порядка, социальных ролей и человеческих взаимоотношений. Воображая себя солдатом, летчиком, полководцем, он «проживает» в действии (пусть пока в фантазии) своих героев – их характеры, поступки, их героизм и благородство. Как пишет отечественный психолог Даниил Борисович Эльконин, для ребенка «игра является школой морали, но не морали в представлении, а морали в действии».
Вот почему опытные педагоги и психологи призывали бережно относиться и к игре, и к воображению, и к фантазиям детей.
«Ни один чуткий родитель никогда не станет разрушать мир детской фантазии».
А. Нилл* * *
«Не надо стыдиться играть.
Детских игр нет!»
Януш КорчакХорошо, если родитель, проявив такт, принимает участие в игре детей. Дети в таких случаях не только счастливы, но и предельно серьезны, так что и нам приходится сохранять в игре полную серьезность.
Вспоминается одна такая игра в нашей семье. Моя внучка восьми лет (ученица 2-го класса) усадила свою маму, старшую сестру и меня играть «в школу». Она, конечно, в роли учительницы, а мы – ученики. Мы писали буквы, считали (иногда нарочно ошибались), нас поправляли, делали замечания. Кто-то из нас время от времени нарушал дисциплину, жаловался на соседа (тогда учительница строго одергивала обоих), повторно просился в туалет (повторно не отпускала).
Наконец наступил урок рисования, и было задано нарисовать льва! Каждый в меру своих способностей изобразил, что мог. На моем рисунке лев был, прямо скажем, трудно узнаваем. Начался обход «учителя» с проставлением оценок. Я замерла в ожидании своей участи.
«Учитель» – своей старшей сестре (у которой явные способности к рисованию):
– Неплохо, …тут можно еще подправить, но в общем пять с минусом!
Следующий – рисунок мамы:
– Немного хуже, пожалуй, могу поставить четыре.
Наконец долгий взгляд на мое произведение:
– Да, Юлечка, больше трех с минусом поставить тебе никак не могу, ты у нас все-таки очень слабенькая!
Я съежилась под тяжестью приговора, а тут еще злорадные улыбки моих «одноклассниц»…
«Бедные дети, – подумалось мне, – как они только выживают в атмосфере наших непрерывных оценок в школе и дома!»
Включаясь в фантазии ребенка, можно не только лучше понять его, но и помочь справиться со страхом и другими эмоциональными проблемами.
Об одном таком случае рассказывает американский психолог Вилл Макдональд.
Однажды, когда моей дочери было три года, я услышал ужасный вопль из ее комнаты. Я пошел посмотреть, что случилось, и обнаружил Джессику, которая, забравшись на кровать, кричала, что в ее комнате появился монстр (чудовище). Когда я сказал, что не вижу никакого монстра, она ответила, что я, когда входил в комнату, испугал его, и он спрятался под кровать. Мы встали на четвереньки и стали его искать под кроватью. Я опять ничего не увидел, но она заявила, что это ее собственный монстр, поэтому видит его только она. Тогда я сказал, что раз это ее монстр, то она может сделать с ним все, что хочет. Например, она может сделать его совсем большим, но это было бы страшно. Она может также сделать его маленьким. Второе ей понравилось, и она уменьшила его до размера плюшевого медвежонка.
Этим вечером мы поехали ужинать в ресторан, и Джессика, уже подружившаяся с монстриком, взяла его с собой. На обратном пути домой с заднего сиденья вдруг раздался громкий плач Джессики: «Я забыла своего монстрика в ресторане!» Ее шестилетний брат, искушенный в таких вещах, сказал: «Все в порядке, Джесс, он у меня в кармане».
Сказки и истории
Можно сказать, что известные сказки – это мир детских фантазий, созданный живыми, талантливыми взрослыми. Эти же фантазии возвращаются к детям, развивая и обогащая их. Раньше сказки рассказывались старыми бабушками, в наше время их чаще читают родители. Сказки нужны детям как воздух.
Еще дети любят слушать истории. Это те же сказки, только «про жизнь», и они бывают не менее захватывающими. Вот как об этом пишет русский историк Сергей Михайлович Соловьев (его детство пришлось на 20-е годы XIX столетия).
Самыми близкими и любимыми существами для меня в раннем детстве были старая бабушка и нянька. Последняя, думаю, имела немалое влияние на образование моего характера.
Как теперь я помню эти вечера в нашей тесной детской: около большого стола садился я на своем детском стулике, две сестры… старая бабушка с чулком в руках и нянька-рассказчица, также с чулком и в удивительных очках, которые держались на носу только. Небольшая, худощавая старушка с очень приятным выразительным лицом без умолку рассказывала о странствиях своих вдоль по Великой и Малой России. Несколько раз (не менее трех) путешествовала она в Соловецкий монастырь и столько же раз в Киев, и рассказы об этих путешествиях составляли для меня высочайшее наслаждение.
