Отдельные перипетии переговоров не имеют особого значения. Япония требовала; Россия в основном не могла уступить. От Японии зависело, в какой момент прервать переговоры, так как Россия вообще не имела желания вступать в конфликт и нападать бы не стала. России оставалось только одно: деятельно готовиться к отпору. В конце 1903 г. на Д. Восток были отправлены только что выстроенный в Тулоне броненосец «Цесаревич» и броненосный крейсер «Баян»; вслед за ними вышли броненосец «Ослябя» и несколько крейсеров и миноносцев.
В западно-европейских столицах все более проникались представлением о неизбежности войны. Германский поверенный в делах в Лондоне гр. Бернсторф писал, что Японии необходимо действовать теперь же: в Англии назревает охлаждение к англо-японскому союзу, да и русские силы в Восточной Азии растут с каждым днем.
Французское правительство сочло нужным разъяснить, что франко-русский союз относится только к европейским делам. Германия заверяла и Россию, и Японию в дружественном нейтралитете.
Русская внутренняя борьба между тем шла своим чередом. Ярким фактом на рубеже 1904 г. были репрессии против тверского земства. Это всегда было одно из наиболее либеральных земств, и как раз в декабре губернское земское собрание вступило в конфликт с тверским уездным земством, высказавшимся в пользу передачи земских школ в ведение синода. Губернское земство решило прервать с уездным всякие сношения и в меру возможности лишить его кредитов. В это время для ревизии общего положения в губернию был прислан из С.-Петербурга директор департамента общих дел Б. В. Штюрмер. На основании его доклада Плеве испросил у государя высочайшее повеление о чрезвычайных мерах против тверского земства.
17 января 1904 г. в газетах появилось сообщение о том, что выборная тверская земская управа (и уездная новоторжская) устраняются от должности; созыв губернского земского собрания отменяется; новая управа назначается правительством; министру внутренних дел предоставляется право «удалить из губернии лиц, вредно влияющих на ход земского управления».
Эти чрезвычайные меры, не предусмотренные в законах о земстве, мотивировались тем, что среди земских служащих, и особенно в народных школах новоторжского уезда, распространены революционные течения. Доказательством этому служили данные о характере преподавания в школах, об антирелигиозных чтениях, о «туманных картинах», изображавших пугачевский бунт с сочувственными комментариями и т. д.
Опять-таки, как в вопросе о мерах против земской статистики, эти обвинения были, в сущности, обоснованы. Среди народных учителей было немало социалистов - особенно там, где земство бывало либеральным. Социалисты, со своей стороны, даже рискуя увольнением, считали своим долгом распространять свои учения.
Получался заколдованный круг: непротивление поощряло пропаганду - репрессии восстанавливали против власти весьма широкие, даже и умеренные крути. Земскую статистику еще можно было, пожалуй, просто «сократить», но как поступить со школами? Нельзя же было их закрыть - и где было найти заместителей? Как во всех других вопросах, власть и тут наталкивалась на трагичное для нее явление: недохват лояльно настроенных представителей - интеллигенции и полуинтеллигенции. То же было с земской статистикой; то же с рабочими организациями…
Легальная печать не имела возможности отозваться на меры против тверского земства и только «красноречиво молчала» (включая «Новое Время»).
В эти самые дни, не выждав даже последнего русского ответа на свою ноту, Япония заявила о разрыве дипломатических сношений.
«Японский посланник передал ноту о решении Японии прекратить дальнейшие переговоры и отозвать посланника, - говорилось в русской циркулярной ноте 24 января 1904 г. - Подобный образ действий токийского правительства, не выждавшего даже передачи ему отправленного на днях ответа императорского Правительства, возлагает на Японию всю ответственность за последствия».
26 января (8 февраля) русский посол в Лондоне, гр. Бенкендорф, еще обращался к английскому министру иностранных дел лорду Лэнсдоуну с просьбой о посредничестве для предотвращения конфликта. С той же целью явился к лорду Лэнсдоуну французский посол, крайне взволнованный. Английский министр отказался что-либо сделать; он сказал, что поздно; кроме того - «Япония не желает ничьего посредничества».
Момент разрыва сношений (который, по существу, был предрешен давно) был выбран с большой точностью: купленные в Италии (точнее, перекупленные у Аргентины) броненосные крейсера «Ниссин» и «Кассуга» только что миновали Сингапур, и их уже не могли нигде задержать в пути; тогда как последние русские подкрепления («Ослябя», крейсера и миноносцы) еще находились в Красном море.
Вечером 26 января (8 февраля) Япония, без официального объявления войны, начала под Порт-Артуром военные действия.
Переломные годы
1904-1907
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
Значение русско-японской войны. - Подготовка и силы сторон. - Отклики на войну: патриотические манифестации. - Отношение других держав. - Назначение Куропаткина. - Морские операции под Порт-Артуром; адм. Макаров. - Англо-французское соглашение 30.III (12.IV) 1904 г.
Бой на Ялу. - Циньчжоу и начало осады Порт-Артура. - Ген. Куропаткин и адм. Алексеев; Вафангоу. - Убийство Бобрикова и Плеве. - Морской бой 28 июля. - Рождение наследника. - Ляо-ян. - «Весна» кн. Святополк-Мирского. - Бои на Шахэ. - Рост пораженчества.
Выход 2-й эскадры и инцидент на Доггербанке. - Проект русско-германо-французского соглашения. - «Земский съезд» 6-9 ноября 1904 г. - Манифест 12 декабря. - Сдача Порт-Артура. - Приказ по армии и флоту на 1 января 1905 г.
С тех дней, когда Петр Великий прорубал «окно в Европу», ни одна война не была в такой мере борьбой за будущее России, как русско-японская война. Решался вопрос о выходе к незамерзающим морям, о русском преобладании в огромной части света, о почти незаселенных земельных просторах Маньчжурии.
Иначе, как поставив крест над всем своим будущим в Азии, Россия от этой борьбы уклониться не могла. О «двух несогласимых судьбах» говорит американский летописец русско-японской войны С. Тайлер: «Россия, - пишет он, - должна была прочно утвердиться на Печилийском заливе и найти свой естественный выход в его свободных гаванях, иначе все труды и жертвы долгих лет оказались бы бесплодными, и великая сибирская империя осталась бы только гигантским тупиком».
«Только неразумное резонерство, - писал Д. И. Менделеев, - спрашивало: к чему эта дорога? А все вдумчивые люди видели в ней великое и чисто русское дело… путь к океану - Тихому и Великому, к равновесию центробежной нашей силы с центростремительной, к будущей истории, которая неизбежно станет совершаться на берегах и водах Великого океана».
Государь в полной мере сознавал все историческое значение «большой азиатской программы». Он верилв русское будущее в Азии и последовательно, упорно прокладывал пути, «прорубал окно на океан» для Российской империи. Преодолевая сопротивление и в своем ближайшем окружении, и в сложной международной обстановке, император Николай II на рубеже XX в. был главным носителем идеи имперского величия России.
Государь не любил войну; он даже готов был отказаться от многого, если бы этой ценой действительно удалось достигнуть «мира во всем мире». Но он также знал, что политика капитуляций и «свертывания» далеко не всегда предотвращает войну.
С давних пор - еще с 1895 г., если не раньше - государь предвидел возможность столкновения с Японией за преобладание на Д. Востоке. Он готовился к этой борьбе как в дипломатическом, так и в военном отношении. И сделано было немало: соглашением с Австрией и восстановлением «добрососедских» отношений с Германией Россия себе обеспечивала тыл. Постройка Сибирской дороги и усиление флота давали ей материальную возможность борьбы.
Но если основные вехи русской политики были поставлены правильно, то практическое исполнение оставалось весьма несовершенным. В частности, для укрепления русских позиций на Д. Востоке было сделано недостаточно. Постройка Порт-Артурской крепости продвигалась крайне медленно, средства на нее отпускались скудно, в то самое время как на оборудование огромного порта в Дальнем на том же Ляодунском полуострове истрачено было до 20 миллионов. В этом едва ли была чья-либо сознательная злая воля - тут сказывалась характерная черта С. Ю. Витте: на то, что было в его непосредственном ведении, всегда находились средства из бюджетных «остатков», тогда как требования других ведомств, в том числе военного, подвергались строгой предварительной урезке.
Но и военное министерство в лице ген. А. Н. Куропаткина не проявляло подлинного живого интереса к дальневосточным начинаниям. Военный министр еще в 1903 г. упорно доказывал невозможность отправки значительных подкреплений на Д. Восток, утверждая, что это слишком ослабило бы Россию на западной границе. С этим сопротивлением «ведомств», никогда, разумеется, не принимавшим форму прямого неповиновения, а только всевозможных оттяжек и отговорок, государю было нелегко бороться. Все значение столь нелюбимых министрами и столь вообще непопулярных «квантунцев», как их называли - А. М. Безобразова, адм. Абаза, отчасти и наместника Е. С. Алексеева - в том и было, что они должны были сообщать государю обо всем, что не доделано; они являлись как бы «государевым оком», наблюдавшим за исполнением Его велений; «орудием, которым государь колол нас», «горчичником», не дававшим министрам уснуть, как выразился Куропаткин в своем дневнике. Но, конечно, творили «большую политику» не эти люди: основные вехи были поставлены государем, и уже давно.
