Для меня все, что живет, связано с нами. И вряд ли я осмелюсь сорвать с куста листок, ибо не знаю, где начинается и где кончается страдание.
19 июля 1975
Как раз напротив нашего дома на берегу озера стоит крохотная церквушка, которой уже около тысячи лет, и неопытный глаз вряд ли сумеет обнаружить в ней следы перестроек. Сперва она была, разумеется, католической, как все церкви в этих краях в пору средневековья. Сейчас она протестантская. Внутри она так же проста, прекрасна и величественна, как снаружи.
Много позже, явно в XV или XVI веке, к ней пристроили длинный дом для священника, который сейчас является частным владением.
Эта церковь навела меня на мысль о церкви в Сиракузах, где я неоднократно бывал, и всякий раз с одним и тем же чувством. Там производились раскопки; были найдены остатки древнегреческого храма, возведенного в эпоху расцвета Эллады. Потом туда пришли римляне. Они не заботились ни об истории, ни об исторических памятниках, а просто использовали часть тесаного камня и возвели на развалинах греческого римский храм.
Потом настала очередь средних веков и католицизма. Из части камней римского храма, которые римляне позаимствовали из греческого, христиане построили церковь, называющуюся, если память мне не изменяет, Санта-Мария какая-то.
Любопытно, что сейчас человек занят поисками своих предков и их следов, которые еще можно обнаружить. В Африке, в Китае, в Европе, в США археологи целыми неделями, а то и месяцами просеивают несколько кубометров земли, чтобы найти останки скелета или грубо обтесанные куски кремня.
Американцы первыми стали посылать своих профессоров и студентов во все концы света. Но в самом Нью-Йорке, например, торжествует практическая, финансовая сторона. Целые кварталы голландских домов, датирующихся чуть ли не колумбовскими временами и напоминающих гармоничную архитектуру Амстердама, были там снесены, чтобы освободить место для строительства небоскребов.
Во мне переплелись две точки зрения — человека вчерашнего и человека сегодняшнего.
Уже три дня на берегу озера около этой средневековой церкви полуголые мужчины строят большой танцевальный и банкетный зал. Это традиция кантона Во и, думаю, остальных районов Швейцарии. В каждой деревне раз в два-три года устраивают, как тут называется, «аббатство». Заключается это в трехдневном всеобщем веселье, музыке, танцах, питье (это прежде всего), а вокруг павильона работают карусели и ярмарочные тиры.
Три дня мы будем жить, слушая шум этого празднества до глубокой ночи. На всех улицах Сен-Сюльписа уже посадили маленькие пихточки, и девушки увешивают их разноцветными бумажными цветами.
Сегодня вечером состоится большая праздничная процессия. Не знаю пока, будет ли проезд колесниц с мужчинами и женщинами в карнавальных костюмах.
Швейцария — страна традиций. Каждое воскресенье по меньшей мере в десятке деревень устраиваются процессии, и все жители, радостные и гордые, шествуют в них, наряженные в национальные костюмы.
Национальные костюмы? Уместней было бы сказать, костюмы определенной эпохи — ведь и в Болгарии, и в Польше, и в Эльзасе, и в Бретани, и в Голландии они примерно схожи.
Можно утверждать, что тоска людей по прошлому концентрируется на определенной исторической эпохе, когда женщины носили широкие цветные юбки до земли, бархатные, стянутые в талии корсажи и кружевные чепцы.
Неподалеку от Сан-Франциско я присутствовал на ежегодном празднике, который можно считать специфически американским.
На большом лугу присутствовали все национальности, составляющие американский народ, каким мы его видим сейчас. Каждая национальная группа, даже те, кто обосновался здесь пять-шесть поколений назад, представила фольклорный ансамбль, исполнявший народную музыку.
Шведы, поляки, немцы, испанцы, южноамериканцы бразильского, аргентинского или, скажем, перуанского происхождения, не говоря уж об итальянцах, которые наряду с ирландцами составляют самую значительную группу населения, проходили друг за другом и исполняли национальные танцы, как бы участвуя в своеобразном конкурсе.
С первого же взгляда меня поразило, что костюмы, музыка и танцы разных стран не так уж сильно отличаются друг от друга. Я как бы еще раз убедился, что существовал некий золотой век, и люди мечтают опять оказаться в нем, хотя бы на несколько часов раз в год или в два.
К примеру, у овернской бурре[84] имеются аналогии в народных танцах Черногории или Албании.
В чем же причина этой тоски по прошлому? В тяге к живописности?
Во всяком случае, поскольку костюмы эти крестьянские, не в счастливой жизни, которую вели в ту пору поселяне. То была эпоха феодальной знати. Эпоха, когда горсточка феодалов во главе с королем угнетала крестьян. Эпоха, когда с земледельцами обращались как с рабами, даже если в некоторых странах этот термин был заменен словом виллан, то есть мужик.
Неужели же тогдашняя бедность и зависимость были легче, чем нынешние? Человек был ближе к природе и по крайней мере знал имена своих властелинов. Сегодня же надо объехать чуть ли не весь мир, чтобы отыскать уголок более или менее девственной природы. Да и не всегда еще найдешь. Но зато в любой стране есть почтовые открытки с местными пейзажами, помеченные «made in Japan» или «made in Germany».
To же самое с куколками в мужских и женских национальных костюмах, которые продаются в сувенирных лавках. В большинстве случаев они произведены не в той стране, где продаются, так же как примитивные статуэтки, якобы вырезанные вручную туземцами, делаются вовсе не в Африке и не в Азии. Они прибыли с больших фабрик европейских, американских или японских городов.
Я думаю, чем неуютней чувствует себя человек в непрерывно меняющемся мире, тем сильней он тоскует по прошлому и страстно тянется к нему.
Сотни антропологов трудятся на всех континентах, отыскивая останки наших предков или, верней, наших родственников. Какой-нибудь найденный зуб передается из университета в университет и становится поводом для написания толстенных трудов. Какой-нибудь череп исследуют тысячи ученых, и у всех них оказываются различные мнения относительно того места, которое занимал обладатель этого черепа на лестнице, ведущей к современному человеку. А наши пра-пра-пра-пращуры, похоже, поступали точно так же, как архитекторы, которые снесли памятники голландской эпохи в Нью-Йорке, чтобы создать новый город.
Повсюду, как в той же Сицилии, открывают слой за слоем различные цивилизации. Думают, что отрыли поселение, возраст которого десять или пятнадцать тысяч лет. Продолжают копать дальше и находят еще одно, которому десять, а то и двадцать пять тысяч лет. Копают дальше и обнаруживают еще более древнее.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
