Очевидно, именно поэтому я не курю сигареты и сигары. Сигареты не являются частью тебя. Вытаскиваешь ее из пачки, прикуриваешь, а окурок небрежно выбрасываешь. То же с сигарами.
А трубка — это вещь подлинная, личная, она как бы часть человека. Не побоюсь сказать, что у меня их почти три сотни, хотя в розовом домике сейчас не больше двадцати. И несмотря на такое количество, я знаю их все — как друзей.
Мне знаком даже здешний воздух — его плотность в разное время дня и при разной погоде. И пусть я не разговариваю с ним, но ощущения, которые я испытываю, когда он меня обволакивает, всякий раз бывают иными.
Короче говоря, мир для меня един, и все, что составляет его, достойно любви.
8 октября 1975
Когда я был маленьким, мать держала постояльцев, которых она впоследствии взяла на пансион; все они были студентами. Но как-то раз одна комната у нас весь учебный год простояла пустой, сдать ее было довольно трудно. Однажды вечером, когда возвратился отец, мать сообщила:
— У нас новый постоялец. Очень хороший человек.
Мать говорила немножко нерешительно, словно чувствовала себя в чем-то виноватой. Отец вздрогнул.
— Студент? — спросил он. — Какой национальности?
Еще больше смешавшись, мать ответила:
— Нет, не студент. Он бельгиец и даже льежец.
— А чем он занимается?
— Я не посмела спросить. Одет с иголочки, учтив, обходителен, и потом у него такие огромные чемоданы.
Отец поинтересовался, взяла ли она, как положено, задаток.
— Такому важному господину я даже заикнуться об этом не решилась.
Нового жильца мы почти не видели. Ранним утром, прихватив два тяжелых чемодана, он выходил из дому, а возвращался к вечеру и тут же заваливался спать. Через несколько дней, уж не знаю откуда, мать прознала, что жилец, оказывается, чем-то торгует на ярмарках в окрестных деревнях.
— Короче, разносчик, — сделал вывод отец.
Только что не добавил: «В некотором роде жулик».
А еще через несколько дней комната снова была свободна, и, разумеется, платы за нее мать не получила. Жилец, как говорится, смылся.
Эта забавная история припомнилась мне после того, как я послушал по радио и посмотрел по телевизору рекламу так называемых супермаркетов. Они исполняют ту же работу, что некогда ярмарочные разносчики, которые умели красноречиво убедить, будто продают наилучшие товары по баснословно дешевым ценам, и получали при этом неплохие барыши.
Супермаркетами управляют почтенные генеральные директора, финансируются они крупными банкирами, и акции их высоко котируются на бирже.
Я пытался отыскать разницу между ними и тем самым разносчиком, который с двумя чемоданами обходил деревенские рынки. И не нашел. Те и другие пускают пыль в глаза; тем и другим свойственны два главных качества: наглость и бессовестность.
Недавно один молодой адвокат посмел протестовать против чуть ли не непристойного выставления соблазнительных товаров в пределах досягаемости покупателя. Это постоянное искушение, особенно для бедных покупательниц. Они могут часами ходить между стеллажами с самыми высококачественными товарами и класть их не только в тележку, но и прятать под нижнюю юбку.
Оба типа торговцев действуют по одному методу: доказательством служит то, как они приступают к делу.
Разносчик никогда не начинал с того, что предлагал дюжину простыней за якобы ничтожную цену. Нет, он сперва брызгал на своих слушательниц духами или угощал лакомствами.
В супермаркете молодой или не очень пожилой женщине просто невозможно миновать отдел косметики и парфюмерии.
Разносчиков полиция преследовала и сажала на несколько дней в тюрьму. Директора супермаркетов, насколько я знаю, с тюрьмой не знакомы, если только — а это довольно частый случай — они не начинали свою карьеру торговцами вразнос или мелкими воришками.
Респектабельность приобретается количеством жертв. И когда это количество станет весьма значительным, не исключено, что ты получишь орден «За заслуги» или даже орден Почетного легиона и будешь принят в министерских салонах, а то и в Елисейском дворце.
30 октября 1975
Есть тема, о которой я рассуждаю, пожалуй, больше всего, потому что она не дает мне покоя. Эта тема — мораль.
Я долго верил, что различные эпохи, даже самые отдаленные, разные племена, континенты и, наконец, разные так называемые цивилизации имели разную мораль. Считал, что она меняется, что одна мораль противостоит другой, словно два берега реки, как говорил Паскаль.
Сейчас я склонен верить в то, что мораль одна.
Мораль вовсе не обязательно в нас. Я рискнул бы сказать, основываясь на событиях современной истории и на опыте, вынесенном из наблюдений над негритянскими и азиатскими племенами, что существует только одна мораль — та, с помощью которой сильные порабощают слабых.
Углубляясь в прошлое чуть ли не до первобытных времен, можно видеть, что сыздавна существовали особи, жаждавшие главенствовать над другими; их именовали вождями племени, королями, князьями, диктаторами, главами государств, депутатами, банкирами, да мало ли еще как.
Вот они-то с помощью религии и навязывали народу мораль, варя неверующих в кипятке или сжигая на кострах, изобретая изощреннейшие пытки, часть которых, как, например, гаррота[86], применяется и нынче, по меньшей мере в одной стране.
Иначе говоря, мир разделился на две неравные части, и раздел этот не имеет ничего общего ни с границами, ни с расами, ни с человеческими инстинктами. Он разделен на тех (к счастью, их меньшинство), кто навязывает свою волю и живет, не подчиняясь законам, которые сам же создает, и на тех, кто им верит или подчиняется.
В то же время подлинно человечная мораль неизбежно должна была бы существовать в душе каждого человека, то есть быть личностной. Но история доказывает нам, что такая мораль никогда не существовала.
Не хочу углубляться в современность, в которой ежедневно варюсь. Достаточно открыть учебник истории, по которому учатся в школе или университете, чтобы убедиться: все — сплошное надувательство.
Мы должны быть послушными пай-детками, не доставлять беспокойства полиции, не вынуждать вразумлять себя с помощью виселицы или расстрела, чтобы мораль, как бы она ни варьировалась в иных своих проявлениях в разных странах и на разных континентах, по-прежнему оставалась в ведении тех, кто правят нами и настолько хорошо понимают друг друга, что, даже посылая свои народы сражаться между собой, продолжают поставлять оружие другой стороне и действуют заодно, как воры на ярмарке.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
