Он сел. Все смотрели на Старостина, но тот молчал. Ивашура дал кому-то знак, встал бородатый, круглолицый, похожий на артиста Бориса Хмельницкого, начальник группы физиков-ядерщиков из ОИЯИ.
– Наша группа изучает все электрофизические феномены, в частности мертвые выбросы, – начал он густым протодьяконским басом. – Внешне это выглядит довольно безобидно: черная струя, похожая на струю дыма длиной от двухсот метров до одного километра. Но все предметы, попадающие в эту струю, сохраняя форму, «вырождаются» в полиметаллические болванки! Цепочка ядерных превращений происходит почти мгновенно и абсолютно бесшумно, без видимых вторичных эффектов! Значение этого открытия трудно переоценить. Ведь перед нами технология будущего, причем очень далекого будущего: синтез любых тяжелых элементов из любых простых – водорода, кислорода, углерода, кремния!
– Пока что мертвые выбросы – стихийное бедствие похлеще утечки радиоактивных веществ типа чернобыльской, – подал реплику кто-то из стоящих у двери.
– Утечка радиоактивных веществ из реактора – не стихийное бедствие, – возразил чернобородый физик. – А мертвые выбросы в действительности гораздо менее опасны, чем утечки. Пользуясь случаем, прошу выделить дополнительные средства нашей группе, а именно…
Аудитория зашумела, послышались смех, восклицания, одобрительные и негодующие реплики, ворчливые замечания ученых старшего поколения.
– Но вы же объяснили, что такое эти ваши выбросы, – сказал Старостин, переждав шум.
– А я не знаю, – ответил физик под дружный смех собравшихся. – Может быть, это праматерия, легендарный апейрон древних греков, первооснова всего сущего, а может, облако кварковой субстанции с дефицитом глюонов… – Физик осекся. – Извините, проще объяснить гипотезу, пожалуй, не смогу.
Одинцов снова придвинулся к Ивашуре.
– Кто этот бородатый? Личность вроде знакомая…
– Доктор физико-математических наук Меньшов. Ваше ведомство должно опекать таких крупных специалистов.
– Наше – нет, за других не отвечаю. Просто почитываем научно-популярную литературу для общего развития. По-моему, я читал статьи этого Меньшова в физических журналах, там даются портреты авторов.
Сквозь толпу пробрался к Ивашуре лейтенант Куща, нагнулся к уху.
– У Башни полчаса назад потерпел аварию вертолет авиаконтроля.
– Пострадавшие?
– Неизвестно. Экипаж вертолета – четыре человека: пилот и трое исследователей. На вызовы не отвечают.
– Где это?
– Северо-восток, со стороны Спасова, примерно в километре от Башни. Их локаторщики вели, я узнавал, они же и сообщили.
Ивашура оглянулся на Богаева, сделал знак продолжать и выбрался из комнаты. Одинцов последовал за ним.
– Что будем делать? – Он слышал разговор.
– Тревогу, во всяком случае, поднимать рано. Вот что, Толя, – обратился Ивашура к лейтенанту. – Дай предупреждение по линии и пошли в точку падения ближайший наряд, предупреди «Скорую». А мы подскочим по воздуху.
Лейтенант козырнул и скрылся в домике военного поста связи.
Возле штаба стояли два вездехода и вертолет, приданный штабу в оперативное пользование. Ивашура направился к нему, на ходу вытягивая антенну из плоской коробки рации.
– Диспетчера мне, – бросил он в решетчатое окошечко микрофона.
– Максимов слушает, – отозвался тенорком динамик «Тюльпана».
– Коля, разыщи Гаспаряна и Рузаева срочно и пришли их к штабу.
– Михаил только что направился к вам, а Сурен пошел в вычислительный. Если нужно, я туда позвоню.
– Не надо, долго ждать. Отбой.
Ивашура щелкнул выключателем, задержал шаг.
– Вы пока садитесь в кабину, я сейчас.
Он забежал в один из домиков экспедиции, на дверце которой был намалеван красный крест в белом круге, и вернулся с миловидной женщиной, врачом отряда, накидывающей на ходу пальто на белый халат. Ивашура держал в руке медицинский саквояж.
Из-за деревьев показался Рузаев. Заметив подзывающие знаки Ивашуры, он рысцой направился к ним.
– Заводи, – кивнул Ивашура пилоту и пропустил врача вперед.
Рузаев, не задавая вопросов, поднялся следом. Одинцов подвинулся, пропуская их в тесную кабину.
Пилот запустил двигатель, и через несколько минут они взлетели. Ушла вниз поляна с домиками экспедиции, машинами и радиостанцией. Горизонт раздвинулся, распахнулась палево-серая даль зимнего леса, у отодвинувшейся Башни стала заметна окружавшая ее черно-бурая полоса растаявшего грунта.
Ивашура снова включил «Тюльпан», перещелкнул диапазоны.
– Связь-два, лейтенант у вас?
– Я здесь, Игорь Васильевич.
– Молчат?
– Наряд только что пошел, пока никаких сведений.
– Я имею в виду вертолет.
– Молчат.
Ивашура наклонился к пилоту.
– Давай вокруг Башни, на румбе северо-востока снизишься, будем искать.
Пилот шевельнул каменными скулами:
– Найдем, – и снова застыл, положив сильные руки на полукольцо штурвала.
В километре от Башни, закрывавшей половину небосвода колоссальной геометрически правильной горой, вертолет стало болтать в воздухе.
– Восходящие потоки, – пояснил пилот бесстрастно.
Ивашура не ответил, водя биноклем по курсу вертолета. Остальные тоже взялись за бинокли, даже врач. Смотреть было неудобно, сильно мешала болтанка, но терпели, вглядываясь до слез в бурое месиво внизу. С четверть часа длилось молчание, лишь Ивашура однажды запросил по рации лейтенанта. Наряд солдат застрял где-то у непроходимой топи и сообщить ничего нового не мог.
– Топь, – пробормотал Одинцов. – Вертолет не мог затонуть в трясине?
Ивашура подумал о том же, но промолчал, продолжая осматривать местность под вертолетом. За него ответил Рузаев:
– Болото оттаяло только сверху, максимум на полметра – метр, так что провалиться глубже они не могли.
– Вижу! – воскликнула вдруг врач и вытянула руку вперед. – Смотрите, вот он!
Пилот тоже увидел упавший вертолет и направил машину к Башне, потому что вертолет авиаконтроля лежал на полкилометра ближе, чем говорил лейтенант.
– Оранжевый? – удивился Одинцов.
– Чтобы виден был издалека, – пояснил Рузаев.
Башня приблизилась, угрюмая, голубовато-серая, в узорах черных пятен и ниш. Казалось, она кренится в их сторону и сейчас упадет, чудовищное творение неизвестных сил, нечто небывалое по земным масштабам и человеческим меркам и поэтому противоестественное и таинственно-зловещее.
Одинцов покачал головой.
– И не боитесь же вы здесь летать! А если появится… этот «глаз дьявола» или мертвый выброс? Как у вас соблюдается режим безопасности?
– Соблюдается, – отрывисто бросил Ивашура, готовясь открыть дверцу кабины и выпрыгнуть наружу. – Во-первых, сейчас «межсезонье» – середина между пульсациями, подвижками Башни, и активность ее низкая. То есть мертвые выбросы, «глаза дьявола» и прочие эксцессы учащаются по мере приближения пульсации, и за день до нее мы прекращаем выходы к Башне. А во-вторых, нас предупреждают пауки.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
