— Дамы и господа. Сердечно приветствую вас на нашем ежегодном состязании. Однако, прежде чем начать игру, хочу напомнить, что в декабре смерть вырвала из наш рядов уважаемого коллегу, господина Флапмана. Прошу почтить его память вставанием.
Все поднялись, и наступила гробовая тишина. Я раздумывал: надо ли мне тоже вставать? Я ведь в жизни не видел этого Флапмана. Можно ли вообще чтить кого-то совершенно тебе неизвестного? Едва ли. Тем не менее у меня было впечатление, что все эти люди смотрят на меня враждебно: точь-в-точь как в детстве, когда мы демонстративно сидели во время исполнения гимна, потому что мой отец имел политические возражения против его текста.
— Благодарю вас, — произнес председатель.
После этого они начали увлеченно играть в шашки без Флапмана.
Поскольку на следующий день никаких изменений в погоде не произошло, утро мы провели таким же образом. В половине второго я с книгой под мышкой спустился по лестнице. Старик опять расставлял шашечные доски, но мой столик не занимал. Мало-помалу начали собираться насквозь промокшие игроки, но это были совсем другие люди, не те, что накануне.
— Да, это не те игроки, — объяснил мне хозяин. Здесь вторая половина клуба. Он, видите ли, очень много многочисленный.
Когда все заняли свои места, как и вчера, председатель произнес приветственное слово. И опять я услышал:
— Однако, прежде чем начать игру, хочу напомнить, что в декабре смерть вырвала из наших рядов уважаемого коллегу, господина Флапмана. Прошу почтить его память вставанием.
Снова поднялся весь зал, и наступила гробовая тишина.
Но на этот раз встал и я.
Где уж одиночке тягаться с коллективом!
А кроме того… быть может, Флапман был не только блистательным шашистом, но еще и добрым, славным парнем.
Из сборника «Моя мама была права» (1969)
Олух
Проснулся он от нестерпимой жажды. На будильнике уже половина восьмого. Он встал с постели, подошел к раковине и залпом выпил два стакана воды. Полегчало. Он перевел дух и с отвращением глянул в зеркало.
«Опять нализался, — язвительно упрекнул он себя. — Ведь шел с самыми благими намерениями, помнишь? Клялся выпить самую малость на вчерашнем празднике заводского персонала. Там все рубахи-парни, но друг за другом смотрят в оба. Так что перебирать не стоит. А ты опять здорово накачался».
Он налил еще стакан. С такого похмелья лучше бы выпить пива. Но ведь изо рта и без того уже так разит перегаром, что страшно появиться в своем отделе заработной платы. Он глотал воду и вспоминал праздничный вечер. Туманные воспоминания. Когда же он ушел? В два часа? Домой его привез Янсма, который на таких вечерах пьет только фруктовый сок. Хитрая бестия. Дома напивается до чертиков, а под критическим взором начальства держится молодцом. Это…
Его лицо в зеркале вдруг перекосилось, как от физической боли.
— Черт побери! — проворчал он.
В его затуманенном мозгу отчетливо всплыла ужасная картина. Он увидел себя в зале, возле бара, рядом со своим начальником, господином Фосом, и явственно услышал, как громко сказал этому типу: «Фос, ты самый большой дурак этом дурацком заводе. Вот что я давно хотел тебе сказать». Поблизости стояла секретарша господина Фоса юфрау Франссен. Он заключил ее в объятия, крепко поцеловал в пухлые губки, сказал: «Давно хотел сделать это». И бодро удалился пьяной походкой.
Он присел на край постели.
«Олух, — обругал он себя. — Только этого не хватало. Молодчик и так тебя не выносит. К тому же всем на заводе известно, что он спит с этой девицей. Хорошенькое дело. Теперь он станет носить тебя на руках. Впереди ждет блестящее будущее».
В автобусе по пути на работу он решил не притворяться, что ничего якобы не произошло. Нет, надо смиренно принести извинения Фосу. И юфрау Франссен. Деваться некуда. Конечно, мерзко, но не терять же из-за этого хорошее место.
— Доброе утро! — воскликнул он, с веселым видом входя в отдел. Ответили ему весьма сдержанно. Он сел за свой стол напротив Янсмы, благоухающего одеколоном, свеженького, как утренняя роса.
Фос в своем застекленном углу читал какую-то бумагу — в одиночестве.
«Сейчас извинюсь, и дело с концом», — решился оскорбитель.
Подошел к стеклянной двери и постучал.
— Да?
Остановившись у стола начальника, он сказал:
— Господин Фос, я искренне сожалею.
— О чем?
Вопрос прозвучал крайне враждебно.
— Ах, вчера вечером я слишком много выпил, — продолжал бедняга, обливаясь потом. — Я, конечно, абсолют но не соображал, когда сказал, что вы самый большой дурак на этом заводе, и поступил бестактно, поцеловав юфрау Франссен. Ужасно бестактно. Я приношу свои извинения.
Фос сидел полуоткинувшись в кресле и смотрел на него леденящим взглядом. Затем монотонно произнес:
— Странно и удивительно. Вчера вечером вы не сказал мне ни слова. Правда, иногда сонно и сердито посматривали на меня. А юфрау Франссен вообще не была на праздник Она уже два дня гриппует.
— Но… — заикнулся было наш герой.
— Я полагаю, вам это приснилось, — сказал Фос. — А за сны извиняться не принято. Впрочем, мне было любопытно узнать, что вам снится. Вот так-то. А теперь приступайте к работе.
Служащий пошел к своему столу. «Олух», — думал он в отчаянии.
Из сборника «Потом будет слишком поздно» (1970)
В дюны
В поезде на Алкмар все шло еще нормально. Он, грузный мужчина среднего роста, сидел рядом со своей женой Фи, которая без умолку тараторила. Не слушая ее, он все равно схватывал, о чем речь, ведь за тридцать два года супружеской жизни у него развилось что-то вроде третьего уха. Размышляя о смерти, которая теперь, когда ему пятьдесят восемь, казалась уже не за горами, он слышал, как Фи говорила, что он умно поступил, взяв сегодня отгул на работе, что у него усталый вид, что дюны и море пойдут ему на пользу и что в корзиночке с провизией, стоящей у нее на коленях, его ждет сюрприз — любимый домашний сдобный пирог, и, хотя его голова еще была забита мыслями о смерти, он успел как раз вовремя воскликнуть: «Вот здорово!»
Да, в поезде все шло нормально. Но по дороге к дюнам автобус проехал мимо рекламного щита фирмы, где он работал, и тут началось. Он вспомнил хозяина, господина Де Фриса. Господина Де Фриса-младшего, преемника своего папаши. Его он ненавидел больше всех на свете. Ему слышался сорванный в студенческие годы голос, каким этот сопляк отчитывал его на общем собрании персонала: «Господин Ван Дален, я готов стерпеть тот факт, что сообразительность у вас ограниченная, но даже при ваших умственных способностях можно было понять, что это весьма глупый план». Вот каких слов наговорил. При всех. Он вздрогнул. «Тебе холодно?» — забеспокоилась Фи рядом с ним в автобусе. «Нет, как раз очень приятная свежесть, легкий ветерок», — ответил он.
Гуляя в дюнах он стал думать о том, как было бы замечательно убить Де Фриса. Сон наяву, да какой прекрасный.
Просто войти в кабинет и застрелить его прямо за письменным столом. Достать револьвер труда не составит. Сперва постучать. Еще раз услышать его противный голос: «Да, войдите». И сразу: паф! И пока тот еще жив, успеть сказать ему: «Грязный мерзавец».
— Как здесь хорошо, — сказала Фи.
— Да, тишина. Мигом восстановит силы, — отозвался он.
— А вид у тебя все же усталый, — огорчилась она. — Давай отдохнем немного. Вот чудесная полянка. На-ка, возьми кусочек пирога. Только осторожно, я чуточку переложила масла. Но очень вкусно.
— Прекрасно! — воскликнул он и начал есть.
Нет, револьвер не подходит. Слишком быстро кончатся его страдания. Надо придумать другой способ. Просто войти в кабинет, схватить его за грязные волосы, стащить со стула, прижать к стене, а потом медленно, очень медленно! перерезать ему бритвой горло. Вот тогда он увидит смертельный страх в его наглых глазах и почувствует на своих руках его поганую теплую кровь.
— Ну что ты делаешь? Вытираешь ладони о новые брюки, — сказала Фи. — Я же предупредила, в пироге многовато масла. Чудак. Вытри носовым платком. Я положила тебе утром чистый.
— Извини, — сказал он. — Я задумался.
Он вынул из кармана платок, решив больше не думать об убийстве. И действительно больше не думал. Они оба наслаждались дюнами. Любовались морем, у которого все; было в порядке. Оно делало свое дело — штормило и успокаивалось, как и положено морю.
Да, отдых выдался на славу. Но на обратном пути в Алкмар автобус снова проехал мимо злополучного щита. И он снова подумал о завтрашнем дне. О работе. И о господине Де Фрисе-младшем.
— Чудесно, — сказала Фи. — Такое чувство, будто я отдыхала целую неделю.
Он кивнул. И вдруг сообразил, как лучше всего убить хозяина. Он хитростью проникнет в дом Де Фриса. Изобьет его. Свяжет по рукам и ногам. Веревку захватит с собой. А крепко связанного положит в ванну и медленно наполнит ее водой. Когда вода дойдет до краев, он прижмет Де Фриса ко дну и не спеша утопит. Сперва пристально поглядит в его растерянные глаза, потом — на синеющее лицо и высунутый язык. Да, вот это способ. Он улыбнулся.
