успеха. Лучшие и самые успешные издатели – это на самом деле писатели, которые слишком ленивы, чтобы писать. Я как раз из таких.
– И вы стали бы хорошим издателем?
– Великолепным. Если когда-нибудь мне удастся начать и если я выберусь из этой гнусной истории… О, прошу прощения!
– За что? Я бы назвала ее похуже, чем просто «гнусная». Признаться, я и сама увязла в ней, совершив кое-что неподобающее. Кстати, когда я подошла, ваш друг мистер Фокс как раз рассказывал вам о перчатках?
– О перчатках? Нет. – Грант нахмурился. – О каких еще перчатках?
– А я решила, что именно о них, – нахмурилась в ответ Миранда. – Я должна кое в чем признаться вам и вашей племяннице, но только не сейчас. Я сыграла с мисс Грант злую шутку… правда, в тот момент не имела представления, что она – это она. С тех пор я не теряю надежды, что вы оба меня простите, и потому стараюсь произвести благоприятное впечатление, что дается мне чертовски непросто, учитывая обстоятельства. Я не какая-нибудь гламурная барышня, сама могу поджарить яичницу, а однажды, когда была в Палм-Бич и носила купальник, один мужчина посмотрел на меня целых два раза.
– Никогда особо не любил яйца.
– Значит, нажарю картошки. Если вам нужны комната и душ, пойдемте со мной наверх.
Когда они скрылись за дверью, ведшей в главный холл, с другого конца в гостиную вошла Нэнси Грант, только что покинувшая переднюю террасу. Она выглядела относительно свежо, но не особенно опрятно, поскольку на ней были те же юбка с блузкой, в которых она выпрыгнула из окна здания суда утром в понедельник. Оглядевшись по сторонам и поняв, что никого нет, помялась в нерешительности, а затем направилась к стоящей у открытого окна мягкой кушетке и, растянувшись на ней, прикрыла глаза. Спустя несколько минут, заслышав чьи-то шаги, Нэнси открыла глаза и увидела Джеффри Торпа. Он выглядел вполне опрятно, но не казался ни свежим, ни веселым.
– Я искал вас, – объявил он, приблизившись, но Нэнси ничего не сказала в ответ. – Сестра попросила найти вас, чтобы передать: через четверть часа подадут обед в столовой. Ваш дядя наверху, принимает душ. Если хотите последовать его примеру, я покажу вам комнату.
– Нет, благодарю, – помотала головой Нэнси. – Я только что приняла душ.
– Можно спросить где?
– В раздевалке у бассейна.
– Зачем же вы отправились в такую даль?
– Чтобы принять душ.
– А потом всю дорогу шли обратно?
– Не придумала другого способа попасть сюда. Двигалась короткими переходами, от дерева к дереву.
– Вам следовало… – начал было Джеффри, но оборвал себя. – Нет. Никакого принуждения. Вы здесь не по собственной воле… – Он нахмурился. – Черт, да вы со мной разговариваете!
– Безо всякого удовольствия, – уточнила Нэнси и, спустив ноги с кушетки, села и оправила юбку. – И раз я с вами говорю, скажу еще кое-что. Я уже два раза слышала, как вы уверяете разных людей, будто я вас ненавижу. Это неправда. В тот день в опере вы были заносчивы и грубы, вели себя как безмозглый дурак и сделали все, чтобы поставить меня в щекотливое, унизительное положение. Зачем же вас ненавидеть? Вы мне попросту безразличны.
– Не верю.
Она бросила на Джеффри гневный взгляд:
– Можно спросить, почему вы мне не верите?
– Потому что не желаю. Потому что успел поразмыслить на этот счет… – Морщины у переносицы Джеффри стали глубже. – Эти стычки, эти столкновения, которые были тут между мной и вами, они не говорят о безразличии. Прямо искры летели! Тем вечером прошлой зимой вы рассыпали вокруг столько искр… В жизни своей не видел, чтобы человек мог столько рассыпать за такое короткое время. – Продолжая говорить, он уселся на кушетку верхом лицом к Нэнси. – Вы думаете, вероятно, что самым приличным было бы… раз уж моего отца убили каких-то шесть часов назад, а кое-кто подозревает в убийстве именно меня… приличным было бы держать свой рот на замке. Но откуда мне знать, что произойдет дальше? Вполне возможно, еще до утра мне предъявят обвинение в убийстве и бросят за решетку. Жаль, не могу описать вам всего, что творилось в моей голове сегодня. Я вспоминал времена, когда моя мать все еще была с нами, и то, как обращался с ней отец, и во мне поднялась такая ненависть к этому человеку, какой я никогда не испытывал, покуда он был жив… А потом постепенно пришло понимание, что теперь и он мертв. Я стал вспоминать все то, что он делал для меня. А он многое сделал, можете не сомневаться, и я пытался собрать все вместе и понять, был ли я настолько же скверным сыном, как он – скверным отцом? Решил, что так, наверное, и было. Но сквозь подобные размышления то и дело пробивались мысли, обращенные к вам… – Джеффри протянул руку, но Нэнси отпрянула, и он безвольно опустил руку на кушетку. – Вот еще причина, по которой я не верю, будто вы ко мне совершенно безразличны. Будь это так, вы сразу сказали бы этому… как там его зовут… про то, что утром видели в моем кармане пистолет. А я знаю, что не говорили, ведь в противном случае…
– Откуда вам… – уставилась на него Нэнси и сразу же отвела взгляд. – Как вы узнали, что я заметила пистолет?
– Я своими ушами слышал, что прошептал вам дядя. Это еще одна причина. Он тоже не сдал меня, и наверняка это вы его попросили.
– Ничего подобного! Дядя сам решил, что мы не станем совать нос в чужие дела. Но я вас все-таки сдала. Сказала мистеру Фоксу… Я… то есть я не хотела, само вырвалось…
– Когда вы ему рассказали?
– Еще когда все сидели на той террасе. Вскоре после того, как вас позвали в дом.
– В любом случае это не имеет значения. Ваш профиль – самое прекрасное… однозначно, это самое прекрасное… – Голос Джеффри дрогнул, и он оставил эту затею. – Фоксу известно, что я ни за что не убил бы своего отца.
– Откуда ему это знать?
– Он хорошо разбирается в людях и видит, до какой степени я в вас влюблен. Еще он понимает, что в таком состоянии я не опаснее мотылька, пока кто-то не встанет между вами и мной… Да, Беллоуз?
– Меня прислала миссис Пембертон, сэр. Гонг отзвучал несколько минут назад.
– Я не слышал… – Встав с кушетки, Джеффри повернулся к Нэнси. – Если мое общество вам неприятно, ступайте с Беллоузом. Догоню через минуту.
Еще не успели доесть холодное консоме, а Миранда уже решила,
