Видела я и барк Бофоров, на корме вился флаг Уэльса с изображением красного дракона. Это Джаспер Тюдор, великий властитель Уэльса, вез своего племянника, юного Генриха Тюдора, ко двору, чтобы представить этого полуизгоя-полупринца королю. Мне было ясно, что Джаспер вскоре вновь вернется в уэльские замки, а леди Маргарита Бофор заплачет от радости, обнимая своего четырнадцатилетнего сына Генриха, с которым долгое время была разлучена. Некогда мы окружили Генриха отличной охраной из числа верных йоркистов Хербертов, и Маргарите пришлось вытерпеть не только это, но и перспективу брака ее сына с одной из дочерей лорда Херберта. Однако Уильям Херберт, преданно нам служа, пал на поле боя, и Маргарита Бофор получила наконец сына в полное свое распоряжение. Я не сомневалась, что отныне она будет всемерно его проталкивать, совать на любую выгодную должность при дворе в поисках королевской милости. И разумеется, захочет восстановить все его титулы, а также получить гарантии того, что и наследство его будет полностью сохранено. Ведь герцог Кларенс, брат Эдуарда, украл все титулы Генриха Тюдора и все его земли, и с тех пор Маргарита наверняка каждый раз поминала их в своих молитвах. Я знала, что она — женщина невероятно честолюбивая и решительная и готова драться за благополучие своего сына, и не сомневалась: не пройдет и года, как Маргарита вернет себе и графство Ричмонд, отнятое Георгом, и, возможно, сумеет сделать так, что ее сын будет признан следующим после принца Эдуарда наследником дома Ланкастеров.
Мимо нас проплыл также барк лорда Уорика, самое красивое судно на всей реке; весла гребцов взмывали в воздух в точном соответствии с заданным барабанщиком ритмом, барк легко и быстро несся против течения, словно ничто на свете не смогло бы ему воспрепятствовать, даже мощные воды Темзы. Я сумела разглядеть и самого Уорика — он стоял на носу, словно правя самой великой рекой; шляпу он снял и держал в руке, позволяя прохладному ветерку шевелить его темные волосы. И я невольно вытянула губы трубочкой, так мне захотелось свистом призвать волшебный ветер, но потом все же разрешила Уорику спокойно двигаться дальше — мое вмешательство ничего бы не изменило.
Возможно, когда барк Уорика проплывал мимо моей подземной тюрьмы, в кормовой части судна, на мягком диване, рука об руку с моим деверем Георгом сидела и старшая дочь Уорика Изабелла. Возможно, она еще помнила тот рождественский пир у нас во дворце, когда только должна была против собственного желания, понуждаемая отцом, идти под венец со своим теперешним мужем, и как я, королева, была тогда добра к ней. А может, Изабелла предпочла все это забыть — и мой двор, и меня, тогдашнюю правительницу Белой розы. Георг-то точно знал, где я, жена его брата, нахожусь, по-прежнему верная своему мужу, которого сам он предал. Георг имел представление, что живу я в нищете, в полутемном подвале. Он был в курсе и, возможно, даже ощущал, что я за ним наблюдаю, что я, презрительно прищурившись, смотрю на него — на того, кто некогда звался Георгом Йоркским, а теперь превратился в осыпаемого милостями родственника Ланкастеров.
Я почувствовала, как мать ласково накрыла ладонью мою руку.
— Не желай им зла, — предостерегла она, — иначе к тебе же оно и вернется. Лучше немного подожди. Я уверена: Эдуард уже на пути к нам. Я ни на минуту в нем не сомневаюсь! Только на этот раз все будет как в страшном сне. Помнишь слова нашего Энтони? Действительность порой напоминает те жуткие тени, что мы сами отбрасываем. Сейчас главное, чтобы Эдуард собрал достаточно большую и мощную армию, способную победить Уорика.
— Как же он сможет ее собрать? — спросила я, глядя в окно на ликующую столицу, готовую, похоже, признать власть Ланкастеров. — С чего он хотя бы начнет?
— Эдуард постоянно поддерживает связь с твоими братьями и с прочими нашими родственниками. Он копит силы, и помни: он никогда не проигрывал сражений!
— Но Эдуард никогда не бился с Уориком! Ведь это Уорик научил его всему, что он знает о ведении войны.
— Но Эдуард — король, — очень серьезно возразила мне мать, — даже если кто-то и утверждает сейчас обратное. Он был коронован и помазан; невозможно отрицать, что именно твой муж — правитель Англии, даже если в данный момент на королевском троне и сидит кто-то другой, тоже коронованный и помазанный. Но Эдуард удачлив, а Генрих — нет. Возможно, в этом-то и дело, и все в итоге сводится именно к такому простому условию: достаточно ли тот или иной человек удачлив. Йорки — династия, безусловно, везучая. — Мать улыбнулась. — И потом, у Эдуарда есть мы. И мы всегда можем пожелать ему добра и удачи. Ничего плохого не будет даже в небольшой порции колдовства, если это вернет Эдуарду фортуну. А уж если наша помощь вкупе с нашими чарами не улучшит шансов на победу, тогда их ничто не улучшит.
ВЕСНА 1471 ГОДА
И моя мать немного поколдовала: сварила отвар из ячменя и, высунувшись в окно, вылила его в реку, почти беззвучно бормоча над ним слова заклятия; затем бросила в очаг какой-то порошок, и огонь сразу стал зеленым, а над ним заклубился темный дым. В последнее время, даже помешивая кашу для детей, моя мать все нашептывала какие-то тайные молитвы, перед сном непременно дважды переворачивала подушку и, отгоняя несчастье, каждый раз шлепала друг о друга подошвами туфель, прежде чем их надеть.
— Неужели все это хоть что-нибудь значит? — спросил у меня как-то мой сын Ричард Грей, искоса поглядывая на свою бабушку, которая в тот момент как раз плела магическую косу из лент, что-то над ней приговаривая.
— Иногда, — ответила я, пожав плечами.
— Так значит, это колдовство? — как-то нервно уточнил Ричард.
— Отчасти.
Уже где-то в марте моя мать вдруг уверенно заявила:
— Эдуард возвращается! И это совершенно точно.
— У тебя был вещий сон? Ты что-то предчувствуешь?
Мать засмеялась.
— Нет, мне наш мясник сказал.
— Господи, ты больше слушай мясников! Лондон полон всевозможных слухов.
— Это верно, но наш мясник получил весточку от одного человека из Смитфилда, который обслуживает суда, что плавают во Фландрию и обратно. Так вот, тот человек собственными глазами видел, как небольшой флот на всех парусах спешил в северном направлении, хотя погода была самая что ни есть отвратительная, и на одном из кораблей развевался флаг Йорков с эмблемой сияющего солнца.
— Значит, Эдуард планирует вторжение?
— И возможно, в эту самую минуту уже вторгается.
Как-то в апреле глубокой ночью я услышала на улицах ликующие крики и, вскочив с постели, бросилась к окну. Почти сразу одна из служанок аббатства загрохотала в дверь кулаками, а когда я ей открыла, влетела в комнату и завопила, путаясь в словах от возбуждения:
