– Вы хотите сказать, что теперь я тоже… – запинаюсь от ужаса и ликования, – бессмертный?
– Ну уж нет, обойдешься. Глупости какие… Но сегодня ты не умрешь. Поэтому слушай меня внимательно. Времени у нас уже почти не осталось.
64. Гюль-Ябани
Являясь людям, он разговаривает с ними человеческим голосом…
– Как это – «не осталось»? – изумляюсь. – До Москвы еще больше суток ехать…
– Эта подробность касается лишь тебя. Ну и еще того человека, который вошел в твое купе с предложением поиграть в нарды…
Упс, приплыли! Теперь он говорит о себе в третьем лице. С какой стати?! Карл Степанович нетерпеливо качает головой, но отвечает на мой немой вопрос:
– Я – только голос. Когда я уйду, он, – выразительно стучит кончиками пальцев по собственной груди, – останется. Не мучай его расспросами, но и в объяснения не вдавайся. В крайнем случае скажи, что он просто потерял сознание, ты ходил по вагонам, искал врача, но не нашел. Он, скорее всего, поверит: нечто подобное с ним уже однажды случалось… Впрочем, возможно, он и спрашивать не о чем не станет. Многие на его месте предпочли бы сделать вид, будто вообще ничего не произошло.
– Так вы – не Карл Степанович из соседнего купе? Только голос? Но зачем нужен этот маскарад?!
(Я в своем репертуаре: ничего толком не понимаю, но возмущение на всякий случай выказываю.)
– Тут вот какое дело, – неожиданно мягко, кажется, даже виновато ответствует мой собеседник. – Тебе был нужен нормальный человеческий разговор, к другому ты пока не готов. А для того, чтобы говорить как человек, требуется человеческое тело, иначе не получается. Пришлось воспользоваться тем, что было под рукой, а под рукой оказался прекрасный медиум, обладатель уникальных, хоть и не раскрытых способностей… Редкая, к слову сказать, удача!
– А он… Он переживет такое обращение? – спрашиваю, невольно содрогаясь. – Его-то, небось, бессмертные кровью не поили.
– А кто его знает, может, и поили. С ходу не разберешь. Но мужик крепкий, по нему хоть асфальтовым катком елозь – как об стенку горохом… Бывают же люди!
– А вы, – осторожно начинаю я, – чей вы голос? Вы что…
На этом месте я запинаюсь и безнадежно увязаю в смущенном мычании, поскольку не «богом» же величать собеседника: при всем своем эгоцентризме не могу представить ситуацию, в которой Всевышний станет целый час париться со мною, неразумным, в купе дополнительного поезда. Да и «дьявол» какой-нибудь – гипотеза ничем не лучше. На кой я им обоим сдался?!
– Я-то? Да так, ерунда, обыватель эфирный, почти случайный свидетель нескольких фрагментов твоего бытия, – невозмутимо отвечает эта загадка природы. – Могу объяснить подробнее, но ты вряд ли поймешь, да и ни к чему тебе пока такого рода осведомленность. Что ты с нею станешь делать?
Д
65. Дадхьянч
Индра обучает Дадхьянча знаниям, но запрещает ему передавать их другим.
Покорно пожимаю плечами. Ни к чему так ни к чему. Я уже настолько сбит с толку, что собственного мнения на сей счет не имею. Какое уж там «мнение»! Мне бы только ночь простоять да день продержаться…
– Значит, так, – жизнерадостно заявляет «дух бесплотный», ритмично постукивая по столу весьма мясистой ладонью. – Подводим итоги. Что касается Города, тут ты и сам все уже понял. Он есть, и это важно. Если у тебя хватит мужества и страсти, однажды ты вернешься туда наяву. Теоретически это могло бы случиться сегодня, но тебе и в голову не пришло выскочить из поезда. Возможно, это даже к лучшему: что легко дается, редко ценится, как я уже говорил в самом начале нашей долгой и, увы, весьма бестолковой беседы… Далее. Дабы предостеречь тебя от построения бинарных конструкций, замечу, что на так называемой «действительности» и твоем возлюбленном Городе свет клином не сошелся. Миров, обитаемых и необитаемых, вещественных и неосязаемых, – что блох на псах Гекаты.
– Метафоры у вас! – Я сражен.
– А то!.. Не перебивай меня.
– Океюшки, слушаю и повинуюсь.
– Давно бы так… Далее. Возможно, у тебя будут сложности, и немало. С одной стороны, ветхая нить, соединявшая тебя прежде с обыденностью, благополучно сожжена; судьба твоя теперь подобна металлической проволоке, гибкой, но прочной. Ты связан по рукам и ногам и намертво – слышишь, намертво! – прикручен к пограничному столбу, на нейтральной полосе, в месте пересечения множества миров. Ветреное это место и неуютное, но все прочие для тебя – гибельное болото, ты еще сам в этом не раз убедишься… С другой стороны, в последние дни ты слишком часто искренне хотел, чтобы никаких чудес в твоей жизни больше не было. Если завтра, через год или даже через несколько лет – бывает и так! – ты обнаружишь, что опасное сие пожелание начинает выполняться, не отчаивайся. Безнадежных ситуаций не бывает, просто тебе, возможно, придется когда-нибудь побегать за чудесами с той же прытью, с какой они сейчас гоняются за тобой.
– Как это – побегать?
– А вот так. Будешь охотиться на чудеса, в точности как они сейчас охотятся на тебя.
– Думаете, действительно буду? У меня уже крыша от страха не раз ехала. Ночевать один боялся… А теперь – когда останусь один – я же на стену полезу!
– Ну, слазаешь, если припечет, – весьма полезная практика. Все равно от судьбы своей никуда не денешься. Есть две вещи, которые вселяют в тебя настоящий ужас: смерть и обыденность. Когда эти двое припрут тебя к стенке, ты мир перевернешь.
– Пожалуй, – соглашаюсь растерянно. Эк он меня раскусил!
– Учись быть хорошей приманкой для чудес, запасись терпением, привыкай к молчанию…
– К молчанию?! – взвыл я.
– Да нет, об обете молчания речь не идет, не тот это подвиг, к которому ты сейчас готов. Болтай сколько влезет, только о главном молчи.
– О Городе?
– Именно. И вообще поменьше говори о вещах необычайных. Не пересказывай посторонним свои сны, не вздумай хвастаться девушкам, что пил кровь бессмертного, и о соседе своем, под потолком пребывающем, тоже помалкивай. Что касается событий сегодняшней ночи – это вообще табу. Даже заикаться не вздумай.
– Хорош буду, если заикнусь, – ворчу. – Кому я стану все это рассказывать? Своему лечащему врачу? Спасибо, от армии я уже благополучно отмазался… Но почему нельзя рассказывать? Это тайна?
– Да нет, не то чтобы… Видишь ли, всякая настоящая тайна сама себя охраняет: и захочешь проболтаться – не сможешь. Косноязычие одолеет, а то и замертво упадешь. Тут другое. Так уж все устроено, что некоторые чрезвычайно важные события человеческой жизни не столь достоверны, как малозначительные происшествия. О них нельзя сказать: «Это было» или «Не было такого», потому что правда где-то посередине. И было, и не было; и да, и нет. Может быть, наяву все случилось, а возможно, пригрезилось во сне. Улавливаешь?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
