— Кто это? — первым не выдержал отец. — Ангел, это он?
— Погоди, пожалуйста, папа…
Она очень внимательно изучала изображение, надеясь найти свидетельства того, что перед нею — искусная подделка. Свидетельств не находилось. «Хоть бы прочесть по губам, о чём мы с ним, якобы, говорили!» Но камера в чайной комнате, с точки зрения любителей подглядывать, была установлена неудачно: и Паркер, и её собеседник видны были издали и вполоборота.
Наконец, женщина на экране на несколько секунд повернула лицо к объективу. «Но папа сказал, что танцовщиц в его семье быть не должно, и запретил нам с мамой возвращаться к этой идее», — произнесли её губы, изгибаясь в непривычной для них нежной и грустной улыбке. Реальная Паркер, переплетавшая пальцы по другую сторону экрана, оставила своё нервное занятие, мгновенно оцепенев. Она вспомнила! Вспомнила эти свои слова. Вспомнила, как рассказывала фальшивому директору по связям, к которому ни с того ни с сего прониклась доверием, о своей детской мечте заниматься балетом.
Всё это время она стояла, наклонившись к компьютеру, рядом с отцовским креслом, и теперь выпрямилась и медленно выдохнула. Так! Значит, разговор, действительно, был, но не в том месте и не с тем человеком, которые остались в памяти. Как такое могло получится? Новый вдох принёс новую догадку: шампанское! Она искала наркотик в «лунном зелье», а тот, кто назвал себя Акселем Эспеланном, подсыпал что-то ей в бокал ещё на приёме. Что-то, заставившее её потерять бдительность, стать внушаемой и послушной. После этого в дело вступил его сообщник… вероятно, гипнотизёр! Паркер знала, люди могут забыть, что было с ними под гипнозом — а бывает ли гипноз, при котором истинные воспоминания перепутываются с мнимыми? «Нужно спросить у Сидни», — решила женщина, но тут же вспомнила, что Сидни исчез, и на неё опять накатил отступивший было страх.
— Мисс Паркер, мы ждём вашего ответа, — проскрежетал из своего кресла мистер Рейнс.
— Да-да, — спохватилась она и вымолвила, взвешивая каждое слово: — Нет, это не лже-Эспеланн. Я полагаю, это его сообщник.
— Какой ещё сообщник?! — театрально-изумлённые интонации Лайла не оставляли сомнений в том, что тузы у него в рукаве, действительно, имеются. — Никаких «сообщников» не…
— Заткнись! — оборвала его Паркер.
Своими репликами, своим далёким от приязни к ней ожиданием они мешали ей соображать. «Если я тогда подверглась гипнозу, значит, всё остальное могло быть его следствием…» Ей казалось, ещё секунда, и она поймёт, что именно и, главное, зачем с нею сделали.
— Ну же! — поторопил отец.
Паркер открыла рот, но в этот момент на глаза ей попались часы, и она, вплеснув руками, сказала совсем не то, что собиралась:
— Полдвенадцатого! Проклятье, что ж мы тут сидим?! Через полчаса подписание контракта! Вы как знаете, а я должна ещё успеть подгото…
— Подписания контракта не будет, — чересчур ровным голосом сказал мистер Паркер, повернулся и в упор взглянул на дочь.
— Что?! — внутри у неё всё оборвалось.
— Что слышали, мисс Паркер, — каркнул Рейнс, испускавший волны злобы, невидимые, как радиация, и столь же опасные.
— Как «не будет»? Почему?!
— Потому что скандинавская сторона отказалась от сотрудничества, — ответил отец.
Новость сбивала с ног.
— Как же это, папа?! Из-за чего?
— Из-за того, что Центром внезапно заинтересовалось ФБР, — сообщил Лайл и скрестил руки на груди.
— Вчера вечером и сегодня утром в лабораториях и у аналитиков был обыск. Изъяли часть документов по пренатальному и близнецовому проектам, — добавил отец.
«Вот о каких проблемах шла речь вчера!»
— Кто им позволил?.. — пробормотала Паркер.
Попытки уложить происходящее в голове были тщетными.
— Все нужные разрешения у них есть, — мистер Паркер встал из-за стола и прошёлся по кабинету, на дочь он перестал смотреть вовсе.
— И… что теперь будет? — тихо спросила она.
— С нами — я надеюсь, ничего, — отец прищурился. — Но агенты ФБР беседовали с норвежцами, включая самого Форштада.
Продолжать было необязательно. Будущие партнёры, разумеется, не питали иллюзий, что Центр всегда действует легально. Но никто не ожидал, что проблемы с законом начнутся даже раньше, чем совместная работа!
— Три часа назад нас известили о прекращении всех договорённостей, — ожидаемо закончил глава Центра.
— Очень вовремя они пришли, эти агенты, правда, сестричка? — с непроницаемым лицом заметил Лайл.
Догадка, настолько ужасная, что в сравнении с ней остальные события этих бредовых дней казались бурей в песочнице, зашевелилась в мозгу у Паркер. Женщина прислонилась к стене и закрыла глаза, каждой клеточкой ощущая биение собственного сердца. Задавая вопрос, она уже знала, какой услышит ответ.
— Но почему ФБР явилось в Центр именно теперь?
— Потому что именно теперь им слили порцию компромата на корпорацию, — по-змеиному прошипел Рейнс. — И сделали это вы с вашим дружком, дорогая мисс Паркер.
* * *
Как ни досадно это сознавать, кубков у Роджерса нет! Будь он даже гениальным актёром, ему и тогда не удалось бы убедительней сыграть бессильное бешенство человека, от которого добиваются невозможного.
— Ладно. Я вам верю, — сказал Притворщик. — Ещё одно. Вы больше никогда не потревожите мальчика, договорились? На вашем месте, я бы вообще завязал с подобными «шалостями». К совести взывать бесполезно, она у вас отсутствует, но у меня есть кое-что вместо неё, — он тряхнул свободной рукой, и в ладонь из-за манжета выскользнул крошечный микрофон. — Я записал наш разговор, Роджерс.
— Кто бы сомневался, — сквозь зубы выплюнул адвокат и коротко выругался.
— Не пытайтесь отобрать у меня запись, бесполезно, она уже ушла на мой компьютер. Копию я оставлю Брайану и мистеру Гриффиту. Если у кого-то из них снова будут проблемы… или я сам узнаю, что вы взялись за старое, эту запись получат полицейские. Суд в качестве доказательства, конечно, её не примет, мы с вами оба это знаем, но повод для расследования из неё получится прекрасный. Сто раз подумайте, хотите вы ли связываться с полицией!
Роджерс молчал, не сводя глаз со своей чаши. Притворщик усмехнулся и подкинул её в воздух, делая вид, что не собирается ловить. В тот же миг коллекционер рванулся вперёд, но расстояние было слишком большим — он упал, не удержав равновесие. Джарод ловким движением поймал сосуд у самого пола, поставил его рядом с осоловевшим от ужаса хозяином и проговорил:
— Забирайте, уговор есть уговор!
Покуда Роджерс ощупывал чашу, поглаживая её, баюкая и бормоча ласковые слова, которые скорее подошли бы ребёнку или женщине, чем фарфоровой посудине, пусть даже очень красивой и очень древней, Джарод обошёл его, поднял изрядно потяжелевшую сумку и, ни секунды не мешкая, покинул особняк.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
