— План одобряю и утверждаю. К минированию приступать без промедления. — И, обернувшись к Галицкому, спросил: — Ваши дальнейшие действия?
— С вашего разрешения, — ответил Иван Павлович, весьма удовлетворенный всем ходом этого совещания, — мы прямо отсюда отправимся на инструктаж дивизионных инженеров и командиров саперных батальонов, которые ожидают нас в деревне Кадыковка. Оттуда я с Кедринским поеду в третий и четвертый секторы, а полковник Леошеня с подполковником Грабарчуком — в первый и второй.
— Желаю успеха! — заключил командарм, пожимая нам руки.
Ночь окутала Севастополь. Под звуки артиллерийской канонады и треск пулеметов, распарывавших воздух то короткими, то длинными очередями, мы приближались к линии фронта. В разных местах возникали огненные всплески от разрывов мин и снарядов. Над передним краем то и дело поднимались высоко вверх ракеты, а потом устремлялись к земле и, не долетев до нее, гасли.
Вот и Кадыковка. Вызванные командиры собрались в каком‑то подземном хранилище. Оно скудно освещено коптилками, сделанными из снарядных гильз.
Галицкий объясняет значение и порядок предстоящих работ. Я зачитываю приказ, только что подписанный командармом, и план заграждений первой очереди, объявляю, как распределены по подразделениям наши инструкторы.
В полночь саперы уже вышли на ряде участков обороны за передний край. Нельзя было не отдать должного полковнику Кедринскому и его штабу: это они, проявив большую оперативность и распорядительность, обеспечили возможность начать фактическую установку мин меньше чем через сутки после того, как крейсер с боевым грузом прибыл в Севастополь. А ведь нужно было не только доставить мины на передний край, но и назначить на все участки первоочередного минирования комендантов, сформировать участковые команды, засветло показать им места работ, изучить подходы к каждому участку, организовать прикрытие…
Огромную работу проделали в течение дня и наши курсанты, проинструктировав за несколько часов множество людей. Причем инструктаж касался не только общего порядка работ, но и правил обращения с привезенными новыми минами, которые еще не были знакомы саперам–приморцам. Новинкой — весьма полезной — были и полученные нами перед самым отъездом из Москвы специальные защитные приспособления. Они исключали самопроизвольный взрыв противопехотной мины в момент, когда сапер вынимает из взрывателя предохранительную шпильку.
И все же в первую ночь не удалось сделать всего, что было намечено. Саперы еще только втягивались в работу, возникали разные неполадки и недоразумения, да и слишком мало времени было в нашем распоряжении от полуночи до рассвета. Но, как говорится, лиха беда начало!
Встретившись утром в Севастополе, мы с Иваном Павловичем Галицким обменялись первыми впечатлениями о ходе работ. У обоих сложилось убеждение, что в следующую ночь они пойдут организованнее и быстрее. Немного отдохнув, мы засели за «генеральный» план.
Наша севастопольская жизнь вошла в своеобразный, но вполне определенный ритм: ночью — выезды на передний край для проверки хода минирования, днем — выезды туда же для детального изучения особенностей местности и состояния обороны. А все остальное время, за исключением минимально необходимого для отдыха, — текущие организационные дела и работа над основным планом заграждений.
Почти ежедневно — обычно поздно ночью — мы встречались с командармом Петровым. Если он располагал временем, то нередко после доклада о ходе работ завязывался разговор на другие темы.
Иван Ефимович был собеседником приятным и интересным. А широта его инженерных познаний казалась просто удивительной для общевойскового командира. Он прекрасно знал и отечественную, и немецкую инженерную технику, был весьма эрудирован в вопросах фортификации. Сперва я просто не мог себе представить, когда и как успел он все это изучить.
Узнав, что я возглавляю кафедру военно–инженерного дела в Военной академии имени М. В. Фрунзе, Иван Ефимович рассказал, как, будучи начальником пехотного училища в Ташкенте, он по совместительству читал курс истории военного искусства в местном вечернем отделении нашей академии. В связи с этим ему приходилось усиленно заниматься самообразованием. Так и приобреталась та военная энциклопедичность, которая сначала была несколько неожиданной для нас в командующем Приморской армией.
Благодаря широкому кругозору командарма Петрова с ним легко было решать и вопросы, которые, на первый взгляд, не стояли в порядке дня, но приобретали актуальность, если осмыслить обстановку глубже и заглянуть вперед.
При одном из докладов Галицкий заговорил о том, что следовало бы ускорить укрепление Федюхиных высот, запирающих вход в южную часть Инкерманской долины, и создать там противотанковый район, прикрытый заграждениями. Другой такой район, как представлялось Ивану Павловичу, нужен был западнее Балаклавы, дабы перекрестным огнем закрыть долину, где возможен удар немцев для выхода на Севастопольское плато.
— Правильно! — согласился Петров, сразу оценив эти предложения.
Бои под Москвой показали, как важно иметь огневое прикрытие минных полей. Подорвется танк на минах — противотанковая пушка тут же его добьет… Потому И. П. Галицкий и настаивал, чтобы под Севастополем быстрее сооружались доты, способные простреливать наши минные поля.
Изготовление сборных дотов, монтируемых из бетонных блоков", бьйдо еще до нашего приезда освоено строительным батальоном. Комплекты блоков доставлялись на передний край для сборки на месте. После бесед с Галицким командарм приказал выделить в помощь стройбату по одному взводу от каждого стрелкового полка, с тем чтобы в течение двух недель обеспечить укрепленными огневыми точками основные танкоопасные направления.
Заграждения первой очереди были уже установлены, а работа над основным планом близилась к концу, когда мы понесли тяжелую потерю. 16 января Гавриил Павлович Кедринский — на этот раз один — отправился в расположение Чапаевской дивизии, и через два часа стало известно, что он смертельно ранен разрывом мины. Доставленный в госпиталь в Инкерманской долине (в оборудовании этого подземного госпиталя Гавриил Павлович принимал деятельнейшее участие), он вскоре скончался.
Полковник Кедринский был подлинным героем Севастопольской обороны. Его похоронили на Малаховой кургане, у памятника адмиралу Корнилову, под гром нашей артиллерии, бившей по врагу. Отдать последний долг своему соратнику прибыл на Малахов курган командарм Петров.
В исполнение обязанностей начинжа армии вступил заместитель Кедринского подполковник Грабарчук.
Примерно за неделю до этого временно выбыл из строя начальник штаба армии полковник Н. И. Крылов, раненный осколком мины на Мекензиевых горах. Замещал Крылова начальник оперативного отдела штаба генерал–майор В. Ф. Воробьев. С ним у нас установился тесный контакт. Человек пытливый и вдумчивый, Василий Фролович отлично разбирался в тонкостях инженерного обеспечения боя и удачно использовал средства заграждения в полосе обороны 95–й дивизии, которой командовал в первые месяцы Севастопольской обороны.
Высшим авторитетом в инженерных вопросах для В. Ф. Воробьева, как и для меня, был наш общий учитель генерал Д. М. Карбышев. Особенно любил Василий Фролович вспоминать такую его мысль: «В военноинженерном деле надо опираться не только на свои знания и опыт, но и на практический опыт бывалых солдат. У них можно научиться многому!»
Саперы армейских и дивизионных батальонов действовали под Севастополем поистине героически. Только благодаря этому мы смогли уже в ночь на 20 января завершить на наружном обводе Севастопольской обороны также и работы второй очереди. На подступах к переднему краю возникла сплошная полоса минных полей. Многое делалось под огнем противника, нередко приходилось подносить мины на большие расстояния. Словом, это был труд тяжелый и опасный.
Тем временем мы закончили разработку плана, предусматривавшего развитие заграждений в глубину обороны с системой прикрывающих их дотов. План был одобрен командармом И. Е. Петровым, а затем утвержден командующим Севастопольским оборонительным районом вице–адмиралом Ф. С. Октябрьским. Сроком завершения этих работ было определено 1 февраля.
Под Севастополем в это время не происходило таких боевых действий, на ход которых могли бы повлиять установленные уже заграждения. Но 21 января В. Ф. Воробьев порадовал нас сообщением о том, что ночью на Мекензиевых горах подорвалась на минном поле немецкая разведка, потеряв только убитыми 35 человек. Эта «первая ласточка» подтверждала, что заграждения себя оправдают.
В двадцатых числах января во всех секторах была устроена проверка состояния минных полей. Обнаруженные недостатки побудили нас составить специальные инструкции, которые применительно к местным условиям определяли порядок охраны, содержания и восстановления заграждений, а также организацию комендантской службы в проходах. В этих документах впервые были предложены «минные шлагбаумы» для быстрого закрытия проходов и дорог. Потом севастопольский опыт широко использовался при разработке Наставления Красной Армии по устройству и содержанию минных полей.
