— То есть ты просто пришла в приют и выбрала именно меня?
В улыбке Салли не было и капли веселья.
— О, если бы все было так просто! Я женщина осторожная и всегда предвижу возможные осложнения. Когда я забеременела, мне было уже за сорок, и, как ты понимаешь, в этом возрасте можно ждать любых неожиданностей. Даже если бы роды прошли успешно, велика была вероятность того, что ребенок родится с синдромом Дауна, и тогда мне пришлось бы искать ему замену.
По идее, ему следовало ужаснуться ее откровенности. Частично так оно и было. Другая же часть его «я» восприняла этот ее спокойный цинизм как само собой разумеющееся.
— И как тебе это удалось?
— Я знала, что есть одна беременная девушка, которая должна была родить примерно в одно время со мной. Она происходила из хорошей семьи. Отец будущего ребенка также. Увы, он погиб в автомобильной катастрофе, и она пыталась скрыть свою беременность от родителей. Я помогла ей это сделать.
— В обмен на ее ребенка? А что было бы, если бы твой собственный ребенок родился живым?
— Тогда бы я помогла ей найти для ее ребенка приемную семью, как эта барышня и хотела.
— Эта барышня, — негромко повторил Алекс. — Моя настоящая мать. Кто она такая?
— Какая разница? Ее больше нет в живых. Ее семья так и не узнала о твоем существовании. Ее родители давно покинули этот мир. Так что никакого воссоединения семьи не будет. Можешь даже не рассчитывать.
— И как она умерла?
Салли пристально посмотрела ему в глаза.
— В родах.
— Значит, я ее убил.
— Нет, мой дорогой, — возразила Салли тоном, начисто лишенным сожаления. — Боюсь, что ее убила я.
Каролин отодвинулась от окна и опустила занавеску. Алекс выскочил из дома, хлопнув дверью, и, к ее молчаливому удивлению, через пару минут из-под колес его ржавого джипа, стремительно удалявшегося от дома по подъездной дороге, уже летели во все стороны камешки. Что-то явно выбило его из равновесия — он был актер, великолепно владевший собой, и его трудно вывести из себя. Должно было произойти нечто из ряда вон выходящее, чтобы он так отреагировал.
Каролин прислонилась к стене и закрыла глаза. Вдруг то, что случилось с ней сегодня утром, лишь плод ее воображения? Она ведь не видела пули. Не слышала выстрела. Вот уже целую неделю, как она мучается бессонницей — с того момента, как блудный сын вернулся в лоно семьи. Неудивительно, что ее преследуют навязчивые идеи.
Возможно, он понял, что ему нет причин ее опасаться. В ее намерения не входило отравить Салли ее последние дни. А потом… потом ей было глубоко наплевать, что произойдет с состоянием Макдауэллов. Если Уоррен готов на преступление, чтобы прибрать к рукам семейные денежки, что ж, как говорится, флаг ему в руки. Ее не волновала даже та скромная сумма, которую выделила ей Салли. Хотелось одного — как можно скорее бежать из этого дома и до конца своих дней не видеть никого из Макдауэллов.
Она привыкла считать их своей семьей. Пусть не слишком дружной, не слишком любящей, но все же семьей. События последней недели со всей ясностью показали, как глубоко она заблуждалась.
Странно, но это не породило в ней чувства ненужности и одиночества. Наоборот, неожиданно перед ней замаячила свобода, пусть даже призрачная, и хотя какая-то часть ее души была напугана этой перспективой, другая принимала ее без малейших колебаний.
Каролин оставалось лишь одно — избегать встреч наедине с человеком, который выдавал себя за Алекса Макдауэлла.
Пэтси вернулась к себе в комнату. Уоррен сидел в библиотеке, изучая чековую книжку, это занятие вызывало у него одновременно и скуку, и раздражение. Тессу и Джорджа носило неизвестно где. Ей оставалась одна Салли.
В комнате умирающей было тепло и темно. Здесь царила тишина, которую нарушало только негромкое жужжание медицинских приборов. Каролин остановилась у двери, глядя на Салли и одновременно пытаясь дистанцироваться от старой женщины, что была единственной матерью, которую она знала, и единственным членом семьи, кому она была небезразлична.
И вот теперь Салли умирала. В последние несколько дней она как будто усохла и стала меньше ростом. Когда к ней вернулся сын, она на несколько дней воспрянула духом, а теперь, увы, расплачивалась за этот прилив энергии.
Салли спала. Она теперь вообще проводила большую часть суток во сне. Лицо бледное, почти восковое. Стул, который обычно стоял рядом с кроватью, был отодвинут в сторону, как будто кто-то вскочил с него в порыве гнева, не заботясь вернуть на место. Корзина для мусора валялась на боку, на ковре — раздавленные осколки стекла.
Салли открыла глаза. Еще мгновение, и взгляд ее остановился на Каролин. В глазах умирающей было разочарование.
— Я сейчас скажу, чтобы у тебя убрали, — тихо сказала Каролин и повернулась, чтобы уйти.
— Нет! — остановила ее Салли едва слышным шепотом. — Лучше посиди рядом со мной. Мне нужно с тобой поговорить.
Две бледные полоски высохших слез были почти незаметны на полупрозрачной коже старой женщины. Каролин ни разу не видела Салли Макдауэлл плачущей.
— Конечно, — сказала она и, подтянув к кровати стул, села и положила ладонь на дрожащую руку старухи. — Тебе больно? Может, мне позвать миссис Хэтэвэй?
Но Салли покачала головой:
— Вряд ли морфин мне поможет. Я расплачиваюсь за свои грехи, Каролин. Так что свои страдания я заслужила. И все же скажу честно — это малоприятная вещь.
— Не думаю, что твои грехи настолько велики, чтобы ты из-за них теперь терпела такие муки, — прошептала Каролин.
— Мне всегда казалось, что твое главное достоинство — это воображение, — Салли вымучила улыбку. — За свою жизнь я совершила столько эгоистичных поступков, сколько тебе и не снилось. Но не переживай, я не собираюсь перед тобой исповедоваться. Тебе незачем о них знать. Есть немало такого, что я унесу вместе с собой в могилу.
— Может, тебе станет легче, если ты все-таки о них расскажешь?
— Может, и станет. А может быть, я не заслуживаю, чтобы мне стало легче, — Салли вздохнула и погрузилась в подушки.
— Алекс из-за тебя расстроен. — Что ж, это был вполне обоснованный вывод.
— Еще бы ему не быть расстроенным, — Салли снова посмотрела на Каролин. — Он — единственное за всю мою жизнь, чем я могу гордиться, и боюсь, что я слишком близка к тому, чтобы и это разрушить.
— Алекса ты не разрушила.
— Я не об этом. Я не могу, не имею права гордиться тем, что есть в Алексе хорошего, потому что я здесь ни при чем. Зато все плохое — это лишь благодаря мне. За плохое я несу полную ответственность. Нет, лучшее, что я сделала в этой жизни, это то, что заменила тебе мать. Даже если я так и не смогла тебя удочерить, по крайней мере я вырастила тебя в любви и тепле. Чего у тебя никогда не было бы… — Салли не договорила. То ли потому, что устала, то ли потому, что поняла, что и без того сказала слишком многое.
