— Я могу понять ваше нежелание поверить мне. Вы, наверное, вообразили, что влюблены в него.
Генри чуть было не выкрикнула, что ничего она не «воображала», что она влюблена в Данфорда, но, не желая доставить леди Уолкотт удовольствия, выдав свои чувства, просто промолчала. Сара-Джейн снисходительно посмотрела на нее. Не в силах вынести ее присутствия, Генри потянула свой рукав и холодно сказала:
— Пожалуйста, дайте мне уйти.
— Ее зовут Кристина Фаулер. Он собирается навестить ее в пятницу. Ночью.
— Я повторяю, дайте мне уйти, леди Уолкотт.
— Поступайте как знаете, мисс Баррет. Но подумайте: если я лгу, откуда мне известно точное время его следующего тайного свидания? Вы могли бы поехать туда сами, удостовериться, что я не права, и объявить меня лгуньей. — Она отпустила рукав Генри. — Но я не лгунья.
Генри, которая мгновение назад собиралась убежать, застыла как вкопанная. В словах леди Уолкотт был здравый смысл.
— Вот. — Сара-Джейн протянула клочок бумаги. — Это ее адрес. Мисс Фаулер — достаточно известная особа. Даже я знаю, где она живет.
Генри смотрела на клочок бумаги, испытывая неловкость и отвращение.
— Берите, мисс Баррет. Позже сами решите, как вам поступить с ним.
Генри никак не могла оторвать глаз от бумаги, не в силах разобраться в своих чувствах. В конце концов леди Уолкотт взяла ее руку, разжала пальцы и вложила клочок бумаги в ее ладонь.
— В том случае, если вы не решитесь прочитать адрес, я назову вам его, мисс Баррет. Она живет в доме номер четырнадцать на Рассел-сквер, в Блумсбери. Это очень милый домик. Думаю, ваш будущий муж купил его для нее.
— Пожалуйста, уйдите, — сказала Генри ровным голосом.
— Как пожелаете.
— Немедленно.
Леди Уолкотт изящно склонила голову и скрылась в толпе.
— Вот ты где, Генри! — Генри увидела, что к ней приближается Белл. — Что это ты забилась в угол?
Генри вздохнула:
— Пытаюсь ненадолго скрыться от толпы.
— Тебя можно понять. Наверное, довольно утомительно быть у всех на виду. Но не расстраивайся, скоро появится Данфорд и спасет тебя.
— Нет! — резко остановила ее Генри. — То есть я хотела сказать, что неважно себя чувствую. Не будет ли это невежливо с моей стороны, если я сейчас же уеду домой?
Белл с тревогой смотрела на нее:
— Конечно, нет. Ты и вправду немного красная. Надеюсь, что это не лихорадка.
— Нет, просто… Просто мне хочется прилечь.
— Конечно. Ты иди к выходу, а я разыщу Данфорда, и он отвезет тебя домой.
— Нет, — торопливо попросила она. — Это не обязательно. Должно быть, он с друзьями, я не хочу отвлекать его.
— Уверена, что Данфорд не будет возражать и даже может обидеться на меня за то, что я не рассказала ему о твоем недомогании. Он будет волноваться.
— Но мне хочется уехать прямо сейчас. — Генри почувствовала, что в ее голосе появились истерические нотки. — А ты будешь искать его вечность.
— Хорошо, — медленно произнесла Белл. — Ступай за мной. Я отдам распоряжение, чтобы тебя отвезли домой в моем экипаже. Нет, я сама отвезу тебя. Ты не очень твердо держишься на ногах.
Это было неудивительно. Генри казалось, что земля уходит у нее из-под ног.
— В этом нет надобности, Белл. Все пройдет, как только я лягу.
— Нет, это просто необходимо, — решительно заявила Белл. — Мне это совсем не сложно. Я помогу тебе лечь в постель, а затем вернусь на бал.
Генри кивнула, даже не заметив, в какой момент клочок бумаги выскользнул из ее руки.
Они направились к выходу, по дороге попросив приятеля сообщить Джону и Данфорду об их отъезде. Усаживаясь в экипаж, Генри поняла, что дрожит. Ее колотило всю дорогу до дома.
Белл дотронулась до лба Генри, и в глазах ее появилась тревога.
— Ты уверена, что у тебя не лихорадка? Однажды у меня была лихорадка — отвратительное ощущение. Чем скорее мы выясним причину болезни, тем легче будет ее вылечить.
— Нет, — сказала Генри, прижимая руки к груди, — я просто очень устала. Я уверена.
Белл, со своей стороны, не была в этом уверена и, когда они подъехали к особняку Блайдонов, помогла Генри быстро подняться наверх и уложила ее в постель.
— Пожалуй, я никуда не поеду, — произнесла она, присаживаясь на стул рядом с кроватью. — Ты плохо выглядишь, и я боюсь оставлять тебя одну. Вдруг тебе станет хуже.
— Пожалуйста, уезжай, — взмолилась Генри, больше всего желая остаться наедине со своим горем. — Ведь я не одна. Твои родители держат целую армию слуг. И потом, я не собираюсь ничего делать, просто попытаюсь заснуть. Кроме того, тебя будет ждать Джон, ведь ты передала ему, что вернешься.
— Но сможешь ли ты заснуть?
— Во всяком случае, постараюсь. — После разговора с Сарой-Джейн Генри вообще не была уверена, что с этого дня сможет спать спокойно.
— Ну хорошо. Но не думай, что я буду веселиться на балу. — Белл улыбнулась, пытаясь хоть немного раз веселить подругу.
Генри удалось улыбнуться в ответ:
— Пожалуйста, погаси перед уходом свечи.
Белл кивнула и, задув свечи, вышла из комнаты.
Генри пролежала с открытыми глазами несколько часов. Она смотрела в потолок, которого не видела, а мысли ее неслись по лабиринту, который всегда приводил их к одному и тому же месту. Конечно же, леди Уолкотт лгала. Какая она коварная! Кроме того, Генри была просто уверена в том, что Саре-Джейн нравился Данфорд, но, похоже, ей не удалось понравиться ему. «Без сомнения, Данфорд любит меня», — думала Генри. Он сам признался в этом, и она верила ему. Ни один мужчина не смог бы с такой нежностью смотреть в глаза, с таким самоотречением заниматься любовью, если бы не любил. Хотя… А что, если она не сумела доставить ему удовольствие? Когда они занимались любовью, Данфорд внезапно остановился. Он объяснил это тем, что не хочет, чтобы она забеременела. В ту минуту она восхитилась его самообладанием. Но может ли у влюбленного мужчины быть такое самообладание? Быть может, у него просто не было такого сильного желания, как у нее. Быть может, искушенная женщина доставила бы ему большее удовольствие. Ведь она все еще оставалась очень неопытной, деревенской девушкой. Нет, не девушкой, а сорванцом. Быть может, в ней вообще не было ничего женственного. Она была совершенно неискушенной в этих вопросах, и ей приходилось советоваться с Белл по любому поводу.
Генри свернулась калачиком и прижала руки к ушам, словно стараясь заглушить свой внутренний голос. Она не позволит себе усомниться в нем. Он любит ее. Он сам сказал это, и она ему верит. Только влюбленный мужчина мог так серьезно сказать: «Иногда я думаю, что смог бы отдать жизнь за одну твою улыбку». Если Данфорд любит ее, а в этом она не сомневалась, тогда он просто не может иметь любовницу. Он бы никогда не сделал ничего, что причинило бы ей такую боль. Но почему же тогда леди Уолкотт назвала точное время и место свидания с этой Кристиной Фаулер? Если она лжет, Генри будет совсем несложно проверить это. Нужно всего лишь прокрасться к дому Кристины Фаулер в назначенное время и посмотреть, приедет ли Данфорд. Если леди Уолкотт лжет, он не появится. Но по-видимому, была какая-то правда в словах леди Уолкотт, решила Генри. Похоже, эта леди подслушала кого-нибудь или прочла чужое письмо. Одно было ясно: в пятницу ночью что-то произойдет.
Генри вдруг почувствовала жгучую боль. Как же она может не доверять Данфорду? Лично ее просто взбесило бы, прояви он подобное недоверие по отношению к ней. Она знала, что не должна сомневаться в нем. Ей не хотелось сомневаться в нем, но подойти к нему и расспросить обо всем Генри тоже не могла. Ведь тогда он узнает, что она сомневалась в нем. И неизвестно, какой будет его реакция: злость или холодное разочарование — ей не вынести ни того, ни другого. Какой-то замкнутый круг. И прямо спросить невозможно, не вызвав его недовольства и упреков, и ничего не предпринимать тоже невозможно, иначе проведешь всю оставшуюся жизнь с подозрением в душе. Генри не верила, что у него есть любовница. Но если она не спросит его об этом, то никогда и ничего так и не узнает.
