– Так… – хотел было снова отрапортовать Олег, но наткнулся взглядом на насупленные брови полковника и пробормотал: – Да, на шестом.
– Вот! А если предположить, что в последний подъезд входит убийца, быстро поднимается на шестой этаж, пробегает по балкону, находит нужную дверь в тот подъезд, где проживал теперь уже покойный начальник нашей фигурантки… Убивает его и возвращается тем же путем, то… То картина преступления, можно сказать, сложилась, Рыков! Понимаешь, о чем я?
Он ни хрена не понимал. Пусть доступ имелся в каждый подъезд с третьего, шестого и девятого этажей. Это же не может означать, что любой, кто подъехал к дому в момент убийства, должен непременно стать подозреваемым!
– Вижу, не понимаешь, – снисходительно хмыкнул Игорь Витальевич. – Потому что, Рыков… Потому что ты сейчас думаешь, что я пытаюсь подтасовать факты и хочу случайных, просто подъехавших к крайнему подъезду людей сделать подозреваемыми. Так ведь?
– Приблизительно, – нехотя признался Олег, по ходу думая, чем ему может грозить подобная откровенность.
– А я потому этих самых людишек заподозрил, Рыков, что в момент убийства Иванцовых по дачному поселку тоже моталась желтая спортивная машинка, «Хонда» называется. И чуть с ног не сбила Дину Игнатову. Еле-еле бедолага успела увернуться. И потому я подозреваю этих людишек, Рыков, что сегодня утром в такой же вот – не побоюсь, к слову, предположить, что в той же самой! – желтой машинке был обнаружен труп женщины. Поначалу всем показалось, что это ДТП. Улетела на повороте машинка в кусты, женщина и разбилась. Но при тщательном осмотре обнаружился след от инъекции.
– Убийство?! – ахнул Рыков. – И кто эта женщина, товарищ полковник?
– Труп пока не опознан, ждем муженька на опознание. Но по документам в ее сумочке это Ковригина. Алена Ковригина, дочь застреленных супругов Иванцовых! И машинка по документам – ее. Так-то, Рыков!
Полковник замолчал, вновь поиграл очками, потом со вздохом водрузил их на нос, не забыв, к слову, покоситься на злосчастный вентилятор.
– Ничего себе! – присвистнул Олег и даже локти на стол взгромоздил, чего раньше не позволял себе никто и никогда в этом кабинете. – Выходит, что в момент убийства ее родителей Лена была на даче?! Она что…
– Да вряд ли, Рыков, – махнул в его сторону рукой полковник. – Сама она не убивала, это вряд ли. Сообщник! У нее, это точно, был сообщник. Его она и к дому начальника Игнатовой привезла. Его и ждала, его и увезла восвояси. И он же, думаю, от нее и избавился.
– Муж?!
Рыков вспомнил Ковригина: симпатичный, нарядный, от него за версту так и несло благополучием. И самое главное вспомнилось: на момент убийства Иванцовых у этого хлыща не было алиби! С другой стороны, представить себе этого лощеного молодого дяденьку скачущим по этажам девятиэтажного дома с пистолетом наперевес было очень сложно. Чистоплюйством от него не просто несло – разило. Он стены кабинета Рыкова рассматривал с такой брезгливой миной, будто в отхожее место попал. Нет, такой не запятнает своих рук убийством.
– Вот это вряд ли, – неожиданно поддержал его мыслительную активность полковник. – Ему, может, выгода и есть от жены избавиться. Но на момент убийства его жены у него алиби. Любовь у Ковригина! Любовь всей его жизни! Один наш товарищ знаком с его избранницей. Говорит, она чрезвычайно порядочная особа. Так что…
– Получается, что у Ковригиной был сообщник и этот сообщник – не ее муж? – высказал предположение Рыков и застонал про себя.
Вот где теперь искать этого сообщника, где?! Он ведь мог быть любовником Ковригиной? Мог. Но Лена Ковригина мертва. Мужу наверняка ничего не известно о нем. Кто же знакомит мужей с любовниками? Только дуры. Лена дурой отнюдь не выглядела. Она выглядела несчастной, замотанной горем женщиной. Загнанной, можно даже сказать. Загнанной обстоятельствами в угол!
– Она убила родителей… – задумчиво произнес Рыков вполголоса. – Не сама, конечно…
– Она могла и не знать, что их убили. Могла просто сидеть в машине, пока ее сообщник с ними говорил, или что там он делал, не знаю, – полковник недовольно сморщился, кивнул куда-то на окно. – Кузя-то Козырь теперь козырем ходит! Предъявить ему нечего. Ни единого его отпечатка на месте преступления не обнаружено. И Кузьмина этого, к слову, тоже. Гуляют на свободе, голубчики.
– А Игнатова?
– А Игнатова молчит. Лежит на койке и молчит. Брякнула про машинку – мне – и снова рот на замок. Дуреха! Ее уж и выпускать пора, а она головой трясет и вставать отказывается. Но мне все равно ее завтра отпустить придется. Пусть этот Кузьмин ее хоть на носилках отсюда выносит, мне-то что! – фыркнул полковник, достал из стола скомканный носовой платок, вытер багровые щеки, шею, плюнул в сердцах в сторону вентилятора: – Чтоб ты провалился, гад!!!
– А она не сказала вам, Игорь Витальевич, зачем она искала дом Иванцовых? – вдруг снова вспомнил рассказ мальчишки Рыков.
– Не-а. Онемела просто, дура, и все!
– А она ведь туда ездила по поручению своего босса. Он ее послал туда с какой-то коробкой.
– Коробкой?! – Полковник аж с места привстал, забыв про духоту.
– Да! Она должна была передать Иванцовым какую-то коробку. Нашла их мертвыми. Или не нашла, а как-то узнала об их смерти, не знаю. Об этом лучше у нее спросить.
– А она молчит! – поддел его полковник. – И про коробку молчит! И не было обнаружено при ней никаких коробок. И при этих двоих – тоже ничего. И ни про какую коробку они не обмолвились, ни разу!
Встал и пошел к чайнику, тот стоял на подоконнике, чаепитие намечалось, стало быть, этому занятию он отводил полчаса, не меньше. И попробуйте его прервать!
Рыков почесал в затылке. Пригладил волосы, не к месту вспомнил, что с сюрпризом жене он сильно задерживается. Машинка ее стоит на стоянке возле дома, ключи у него в кармане, а Женечка об этом еще ничего не знает. Рабочий день закончен, а он все в кабинете начальника сидит. Теперь вот еще и чаепитие наметилось.
Домой… Очень хочется домой…
– Потом она бросилась к начальнику, отправившему ее с поручением. Долго уговаривала его впустить ее. Даже угрожала открыть коробку прямо перед подъездом, – забубнил Рыков, с тоской наблюдая за неторопливыми движениями полковника. Чайная церемония грозила затянуться. – Тогда-то он ее и впустил.
– И в тот момент, пока она поднималась, его пристрелили, – полковник накрыл заварочный чайник теплой овечьей рукавицей, расшитой бисером. – Или в тот самый момент, когда этот парень говорил со своей подчиненной, убийца уже был у него?
– Могло быть и такое, – послушно кивнул Рыков и принял из рук полковника чашку с блюдцем. – Неспроста он не хотел ее впускать. Неспроста!
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
