Королю внешний вид жены тоже не нравился. Одно дело видеть её такой, почти нагой, за закрытыми дверями спальни и совсем другое позволять всей столице на неё пялиться.
— Оставьте нас, — потребовал Галеано, больше не глядя на Эдару.
— Но… — заикнулась было та.
— Не заставляйте меня повторять дважды, леди Реалис. Если хотите ещё когда-нибудь увидеть свою воспитанницу.
Опустившись в быстром реверансе, чародейка покинула спальню, а Редфрит подошёл к жене и протянул ей раскрытую ладонь.
— Я хочу знать, Даниэла, что здесь только что было и какого демона у меня на руке порез?!
Снова вздрогнула, нахмурилась, губу взволнованно закусила. Нервничает. А может, даже боится. Не его, чего-то другого.
Оставалось понять, чего именно.
— Порез? Не вижу никаких порезов, — наконец взяв себя в руки и старательно пытаясь изобразить святую невинность, ответила чародейка.
Пореза действительно не было. Как и боли, которую он больше не чувствовал. Но это не значит, что он просто забудет о том, что с ним только что происходило.
Схватив жену за плечи, Галеано встряхнул её и зло прорычал:
— Ты хоть когда-нибудь научишься говорить правду?! Отвечай!
Взгляд глаза в глаза, а потом она зашипела не хуже змеи, у которой вырвали жало:
— Да чтоб вас всех… Я не твоя ведьма и понятия не имею, что там у тебя за порезы! У тебя есть Гита, её и допрашивай. А меня вы все уже достали!
Гита… Раньше Даниэла никогда её так не называла. Да и вообще в последнее время говорила как-то иначе. Не знай он её много лет, принял бы за чужестранку, впервые оказавшуюся в этих землях.
— Я спрашиваю тебя.
— Увы, я не всезнайка! — огрызнулась она и, сама того не осознавая, отвела взгляд.
Врёт ведь, причём неумело. Ещё больше побледнела, ещё сильнее занервничала. Очевидно же, что её рук дело, но всё равно не признаётся.
Как же сложно с этой девчонкой…
Взяв себя в руки, настолько, насколько был в состоянии это сделать, Редфрит решил:
— К этому разговору мы вернёмся вечером, а сейчас переоденься. Я не хочу, чтобы весь Треалес был в курсе, что моя жена — шлюха. Достаточно и того, что я об этом знаю. Я и посол Сетхэйна.
Она не ответила и даже не шелохнулась. Вот когда следовало бы опустить взгляд, от стыда, но вместо этого Даниэла смотрела ему в глаза. Её медлительность, нежелание покоряться приказу разжигали в нём ярость, готовую прорваться сквозь хрупкую преграду самообладания.
— Времени мало, поэтому быстро переодевайся. Велю прислать к тебе служанку.
Собирался уйти, от греха подальше, понимая, что если задержится ещё хотя бы на секунду, не выдержит, сорвётся, но брошенные женой слова заставили остановиться:
— Нет. Я не буду переодеваться. Ты меня не заставишь, Редфрит Галеано. Я не твоя кукла, не твоя рабыня и больше не стану играть в ваши игры!
Глава 20
Оскорбление, брошенное мимоходом, холодным, невозмутимым голосом, прозвучало как пощёчина. Или удар под дых. Сильный такой, от души. Но уходить в нокаут я не собиралась, равно как и продолжать вести себя, как его игрушка.
Шлюха?
Да иди ты к Гите!
И он пошёл. Только не к Гите, а ко мне.
Схватив за руку, Редфрит притянул меня к себе и прорычал:
— В игры здесь играешь ты, Даниэла. Каждый день примеряешь новые маски. Может, стоило податься в артистки, а не в королевы? Из тебя получилась бы отличная лицедейка.
— А тебе стоило бы стать палачом. У тебя неплохо получается мучить людей!
— Нет, любовь моя, в этом тебе тоже нет равных. Мучить и издеваться — это по твоей части.
Я смотрела ему в глаза и понимала, как жестоко всё это время ошибалась. Какой-то части меня до сих пор хотелось верить, что ко мне, к новой Даниэле, он не испытывает ненависти. К старой — возможно, та, может, и заслужила это ядовитое чувство. Но не я. Я не сделала ему ничего плохого.
Но сейчас он смотрел на меня так, будто я его заклятый враг.
— Сейчас ты переоденешься…
— Нет! — воспротивилась упрямо.
Не знаю, что тогда на меня нашло. Наверное, я просто устала. Устала терпеть, покоряться, смиряться. Хватит! Надоело слушаться всех и каждого и безропотно повиноваться. Я не Старик Хоттабыч и не презренная, на всё согласная и ко всему готовая.
Вскинув голову, повторила ровно:
— Я не стану переодеваться. Можешь сам меня раздеть — ты ведь уже давно мечтаешь применить ко мне грубую силу. Ну так давай же, Галеано, покажи, на что способен. Заставь меня быть тебе покорной. Сделай то, что умеешь и любишь.
Подушечки пальцев кололо от пробуждающейся магии, явно воспротивившейся такой программе. Я готова была дать отпор, готова была бороться, пока хватит сил. Смотрела ему в глаза, в которых была одна тьма, и ждала.
Его действий, его реакции.
Секунда, другая, и Редфрит, вместо того чтобы сорвать с меня алую тряпку, отступил. Разжал пальцы, и я прижала к груди ноющую кисть.
— Хватит, — проговорил он тихо, а потом также глухо добавил: — Больше ты не выйдешь из этой спальни. Советую подружиться с прислугой — кроме них к тебе больше никто не приблизится. Забудь о семье, забудь о хирате — сегодня ты в последний раз видела свою наставницу. Очень надеюсь, что настанет день, когда и я с тобой попрощаюсь. А пока эти стены станут единственным, что ты будешь видеть, Даниэла. Теперь ты моя пленница.
Одарив на прощание скупой усмешкой, холодной, презрительной, ядовитой, король отвернулся и вышел. В нарядных одеждах, увенчанный короной и, как всегда, совершенный — ему очень шла роль бога.
Жестокого бога.
А я из номинальной королевы, кажется, только что превратилась в пленницу. Теперь уже в полном смысле этого слова. Жалкую игрушку, которую он презирает и ненавидит.
Скользнув в кресло, прикрыла глаза, чувствуя, как слёзы бегут по щекам. Я не должна была плакать, но сдержаться не получалось. Так и сидела, заливаясь беззвучными слезами, прощаясь с зыбкой надеждой и мечтой о долгожданной свободе.
Наверное, останься на мне метка Эсфы, и я бы всё равно рискнула и призвала тёмную. Пусть бы потом погибла, пусть стала призраком. Всё лучше, чем быть рабыней того, кто тебя ненавидит.
Хлопнула ставня, и удушающее молчание нарушил робкий ласковый шёпот:
— Ваше величество…
— Ну не надо так.
— Не плачьте…
Тихие голоса, нежные прикосновения… Феи кружили надо мной, подбадривая, утешая, но едва ли их слова могли что-то исправить, воскресить во мне боевой дух. Нет, его во мне больше не осталось. Он проиграл в неравной схватке с этим тираном Галеано.
Не выпустит из спальни? Не позволит видеться с Эдарой?
А вот теперь уже я его ненавижу! Всей своей иномирской душой и всем сердцем!
Титулованный изверг!
— Ваше величество, всё образуется…
— Я не… — начала было, всхлипнув, и, как и тысячи раз до этого, онемела.
Чувствуя, что ещё немного, и зарычу от бессилия, смела с приставленного к креслу стола малахитовую шкатулку с украшениями, выругалась в сердцах, а спустя мгновение замерла, услышав тихий вздох и грустные слова:
— Мы знаем, — призналась Эмма.
— Знаем, что вы ненастоящая Даниэла, — подхватила Ринна.
Ей вторила говорливая Лиа:
— Иви уже давно знала, со дня вашей свадьбы, а нам совсем недавно рассказала.
— И то, потому что мы сами заметили, что она что-то скрывает, и устроили ей допрос с пристрастием, — воинственно произнесла Мия.
Взгляды фей, и мой в том числе, устремились к жавшейся у колонны балдахина малышке.
— Иви, откуда? — смахнув слёзы, спросила я.
— Я… — несмело начала фея, а потом также робко продолжила: — Подслушала вас с госпожой колдуньей. Не хотела, честное слово! Так вышло просто. В день вашей свадьбы мы заканчивали наводить порядок в спальне…
— Вы ещё тогда назвали нас красавицами, — мечтательно улыбнулась Ринна. — Это было так приятно.
— А потом вас выгнала Эдара, — вспомнила я.
