анализ больших массивов данных.
– Не понял, а где вы работаете?
– В «Карагандауголь», в отделе автоматизации планирования и учёта, – улыбнулся он.
– Автоматизация, это же вычислительная техника? – подсел я к нему поближе.
– Конечно, – снисходительно посмотрел он на меня.
– И вы программист?
– Какие ты слова знаешь, молодец! – сказал он так поощрительно, словно я малыш, который выучил новое сложное слово. Ну да, он же меня совсем не знает, так что не буду обижаться. Сам совсем недавно смотрел на свою лопоухую фотку на удостоверении и не мог поверить, что такого молодого все же пустили на работу в такую организацию.
– Да, я программист, – все же сказал он и оба Жарикова рассмеялись.
– И на каких машинах вы работаете? – решил уточнить у него.
– «Минск-32». Может, видел?
– Не видел, – честно признался я. – Только читал про них. Блин, как интересно! Где же вы учились?
– Когда-то давно окончил Бауманку, потом жизнь и работа заставили самостоятельно специальную литературу почитать.
– Очень интересно, – сказал я. – И на каком языке вы сейчас пишете?
– Алгол, – улыбнулся он. – если тебе это о чём-то говорит.
Конечно, говорит, – чуть не ответил я, но вовремя опомнился и прикинулся восхищенным первокурсником:
– Ух ты!
Эх, надо уходить отсюда, пока меня тут не спалили со всеми потрохами. Но каков батя у Петра оказался! Почитал он самостоятельно специальную литературу… Небось, ещё и на английском языке.
Эх, богата же земля наша самородками.
А так, конечно, удачно пообщались. Я из Мишки хочу же крутого программиста сделать. Если батя Петра наезжать еще будет в столицу, то познакомлю их. Наверняка он ему что-то посоветует, что в учебе и будущей работе пригодится.
Посидели ещё немного и поехали домой. А то в Караганде на два часа больше, старшие Жариковы ещё не адаптировались. Иван Викторович уже и носом клевать начал прямо за столом. Ну и акклиматизация, наверное, сказывается.
– Какой же увлечённый человек сватья, всё-таки, – сказала вдруг мама, когда мы возвращались назад. – Даже в отпуске о работе думает.
– Сразу видно, ей очень нравится её работа, – заметила Галия.
– А чем она занимается? – полюбопытствовал я.
– Методички пишет для ясельных групп, – ответила мама. – развивающие занятия, игры. Очень умная женщина. С Санькой играется, а сама что-то придумывает.
– А где она работает? – спросил я.
– Я так поняла, в институте педагогическом каком-то, – ответила Галия.
– Ничего себе, – сказал я. – Однако. А родители-то у Петра непростые люди, и талантливые, и успешные.
Вернулись к себе уставшие, но довольные. Начали накрывать на стол, чтобы отметить мою работу в Верховном Совете, но тут начались звонки и визиты. Сначала позвонил знакомый соседа-художника насчёт картины, чтобы забрать. Я почему-то думал, тот же самый товарищ будет, что и в первый раз. Но, судя по голосу, это совсем другой человек. Договорились, что он приедет завтра в районе семи часов вечера и поднимется, сперва, за мной.
Потом зашёл Николай с седьмого этажа, сказал, что у него отпуск на земле заканчивается, через две недели в рейс. Предложил подумать, что нам привезти и спросил насчёт наших планов на лето. Его беспокоило, сможем ли мы за его пальмами приглядеть.
– Придумаем что-нибудь, – пообещал я, – не волнуйся. Я, возможно, уеду на месяц, но Гриша тут всё лето будет торчать, ему поступать на переучёбу надо. Договоримся с ним, кто будет твои фикусы поливать.
– Расписание вахт не забудьте составить, – рассмеялся капитан и напомнил, что ждёт от нас список подарков из заграницы.
А сразу, как он ушел, позвонил Вася.
– Ну, пробил я твоего Малину. Оказалось, это не фамилия. По фамилии он Малинин. Роман Романович. Тридцать восьмого года рождения. Сидел по сто сорок четвертой статье.
– Это что такое? – уточнил я.
– Это кража. Медвежатник твой соседушка.
– И нафига я дверь металлическую ставил? – рассмеялся я.
– Ты спрашивал, как могла его не очень грамотная мать кооперативную квартиру в вашем доме купить? – продолжил Вася. – Так я знаю как. Малина почти девять лет назад в сберкассе двенадцать тысяч взял. Денег так и не нашли.
– И сколько ему тогда дали?
– Десятку. По максимуму за крупный размер. Вышел по УДО полтора года назад. Отсидел больше семи лет.
– Спасибо, Вась. С меня причитается, – пообещал я. – Всегда лучше знать, с кем имеешь дело.
За столом все же посидели, отметили новую работу. Выпили с мамой бутылку красного вина на двоих. Галия не пила, хотя мама и порывалась ей немного налить. Но тут уж я встал насмерть.
В пятницу отсидел пары и поехал в Кремль. Показал корочки дежурному милиционеру на входе, он, взглянув на них лишь мельком, пропустил меня. Не удивлюсь, если у них есть списки всех сотрудников, в том числе и вновь принятых. Наверное, даже и фото каждого имеется.
Позвонил от бюро пропусков Воронцову. Он спустился за мной через несколько минут и отвёл на второй этаж.
– Запоминай дорогу, – посоветовал он. – Дальше будешь сам на работу ходить.
Он привёл меня к кабинету начальника Секретариата Пархоменко
– Василий Николаевич, добрый день, – зашёл он в кабинет не постучавшись. – Вот, прошу любить и жаловать – Ивлев Павел Тарасович.
– Приветствую, – сказал седой мужчина под пятьдесят, лощёный, холёный, свежая стрижка, дорогой костюм, золотая булавка в галстуке. Василий Николаевич поднялся и протянул руку сначала Воронцову, а потом и мне. Он оказался среднего роста, пониже меня, с подтянутой фигурой. – Ну, что же, с началом трудовой деятельности, – холодно посмотрел он на меня.
Упс! Похоже, мне тут не рады.
– Ну, я пойду, – сказал Воронцов и протянул мне руку. – Тоже поздравляю, удачи и успехов в трудовой деятельности.
Он ушёл, а я остался с Пархоменко, даже не пытавшимся скрыть своё недовольство.
– Значит, так, – сказал он. – Пойдёшь сейчас к моему первому заму. Это из моего кабинета направо по коридору. Он скажет, что тебе делать дальше.
– Хорошо, спасибо, – ответил я. – Приятно познакомиться.
– Угу.
Не стал его задерживать и вышел из кабинета, а то что-то он мне совсем не рад и не считает нужным это
