владельцев активов как на национальном, так и на международном уровне[258]. С 2008 года, когда в мире разразился очередной финансовый кризис, ведутся дискуссии о том, как добиться финансовой прозрачности и автоматической передачи банковской информации в масштабах всего мира, но перспективы этого процесса сегодня остаются весьма туманными[259]. Будущий прогресс в этом вопросе, как и во многих других, также будет зависеть от односторонних действий, на которые уже сегодня могут решиться различные страны, не дожидаясь широкого консенсуса на региональном или общемировом уровне. В частности, каждое государство может обязать владельцев недвижимости, профессиональных активов и производственных объектов на их территории (либо тем или иным образом подразумевающих использование этой территории) сообщать личность подлинных собственников, размер получаемых прибылей и т. д., чтобы применить к ним прогрессивные шкалы налогообложения, одобренные на демократической основе[260]. Двигаться вперед можно, только объединяя односторонние действия с социально-федеральными механизмами, продвигаемыми на уровне коалиций разных стран, а не противопоставляя эти разные подходы друг другу.
В международном масштабе, например на уровне европейско-африканского сотрудничества, идея создания совместных ассамблей может показаться неожиданной и наивной. Но в действительности на фоне важнейших вызовов, которые стоят перед нами с точки зрения экономического развития, миграционных потоков и деградации окружающей среды, подобные форумы становятся все более необходимы. К тому же общественная мобилизация на борьбу, активно набирающая силу, что можно увидеть на примере таких движений, как Black Lives Matter («Жизни черных имеют значение», #MeToo («ЯТоже») и Fridays for Future («Пятницы ради будущего» или «Школьная забастовка за климат»), наглядно показывает, что молодые поколения решительно видят будущее в общемировой, международной перспективе. Когда речь заходит об оценке деятельности транснациональных корпораций, например нефтегазовой компании Total в Уганде или Конго, о задачах в сфере улучшения условий труда или достижения необходимого уровня биоразнообразия, то подобные международные парламентские структуры, позволяющие широкие дискуссии о наиболее подходящих в каждой конкретной ситуации механизмах регулирования, выглядят совсем не как роскошь. Аналогичным образом на такого рода площадках можно было бы обсуждать миграционные вопросы и финансирование высшего образования. В качестве примера можно привести решение, принятое французским правительством в 2019 году, в соответствии с которым студенты из европейских стран вносят ту же плату, что и французские (в пределах 200–300 евро), в то время как студенты из государств за пределами Европы должны платить от 3 000 до 4 000 евро. В то же время объективно ничто не говорит, что студенты из Судана или Мали должны автоматически платить в десять-двадцать раз больше их сверстников из Люксембурга или Норвегии. Можно предположить, что широкое общественное парламентское обсуждение на международном уровне способствовало бы принятию более взвешенных решений, например, облагая налогами родителей или налогоплательщиков из Мали и Люксембурга в зависимости от уровня их доходов. Здесь очень важно, чтобы фундаментальные права, такие как свобода перемещения, в принципе не рассматривались в отрыве от системы государственных услуг и соответствующего бюджетного финансирования.
В заключение отметим, что отказ от подходов, базирующихся на социальном, демократическом федерализме, может способствовать реализации реакционных проектов, ставящих своей целью сгладить ограничения, налагаемые национальным государством, опираясь при этом на авторитаризм. Уже в 1951 году в своей работе «Истоки тоталитаризма» Ханна Арендт писала, что главный минус европейских социал-демократов в период между Первой и Второй мировыми войнами заключался как раз в том, что они так и не создали систему мировой политики, необходимую для адекватного ответа на вызовы мировой экономики[261]. В определенном смысле в этом отношении они остались одни: колониальные империи, в точности как большевистский и нацистский политические режимы, опирались на постнациональные государственные модели, прекрасно приспособленные к различным аспектам мировой экономики и учитывавшие выход промышленно-финансового капитализма на международный уровень. Природа не терпит пустоты: если в постнациональный период не предложить демократический проект, то его место в обязательном порядке займут авторитарные структуры, которые навяжут убедительные в той или иной степени решения в ответ на ощущение несправедливости, порожденное действием экономических и государственных сил, бушующих в мировом масштабе.
Самым драматичным примером аналогичной ситуации, касающимся нашего совсем недавнего прошлого, является возникновение в 2014 году Исламского государства[262] (с многочисленными его всплесками в полупустынях Сахеля и других регионах). По имеющимся данным, регион Ближнего Востока отличается самым большим неравенством в мире в огромной степени из-за того, что полезные ископаемые (которые ко всему прочему лучше всего было бы вообще не извлекать из земли) там сосредоточены на территориях с мизерным населением и контролируются олигархами, которые накапливают на международных рынках колоссальные финансовые ресурсы, да еще и при активной поддержке западных государств, с величайшей радостью продающих им оружие и вовсю пользующихся фондами, оседающими в их банковской системе и спортивных клубах. А всего в паре сотен километров от них Египет с его 100-миллионным населением не располагает средствами, достаточными для образования молодежи или инвестиций в инфраструктуру[263]. В теории можно было бы создать демократические структуры федерального уровня, позволяющие лучше диверсифицировать и распределять не только богатства, но и инвестиции, как это планировалось в прошлом – форму наподобие этой в будущем могли бы принять обновленная Арабская лига или Арабский союз. Но если сегодня закрыть все дискуссии и сохранить существующий экономический и территориальный статус-кво, это развяжет руки авторам реакционных проектов, стремящихся к пересмотру колониальных границ, таких как Исламское государство[264], которое, опираясь на могущественную власть, тоталитарную религиозную идеологию и строго замкнутую на себе идентичность, мечтает ответить на унижение своих сторонников, по большому счету мнимое, на манер нацистских стран в период между Первой и Второй мировыми войнами (хотя, на наше счастье, для этого у него недостаточно сил, да и особыми военно-политическими успехами оно на сегодняшний день похвастаться не может). Сегодня, как и вчера, всевозможные девиации идентичности, равно как и скатывание в тоталитаризм, можно победить только реализацией проектов равноправного развития для достижения заслуживающих доверия целей, базирующихся на принципах универсализма.
Глава 10. К демократическому, экологическому и смешанному социализму
Борьба за равенство продолжится и в XXI веке, в первую очередь опираясь на память о сражениях прошлого. Историческое движение за выход на новый уровень социального, экономического и политического равенства в мире в последние два столетия существовало в первую очередь благодаря целой череде восстаний, революций и масштабной мобилизации общества на борьбу. То же самое ждет нас и в будущем. В последней главе этой книги я хотел бы остановиться на некоторых факторах, способных стимулировать перемены, ожидающие нас в течение нескольких последующих десятилетий, начиная с экологических катастроф и заканчивая конкуренцией мировых держав в сфере идеологии и государственного строительства. Особое внимание мне хочется уделить вызовам, обусловленным
