Но он решил, что не стоит проявлять инициативу и давать больше информации, чем требуется. Как оказалось, это было ошибкой.
— Если эта тунипаская сделка состоится, — продолжил Бердсон, — вероятно, стоимость акций “ГСП энд Л” повысится?
— Необязательно. В равной степени она может и упасть. — Сказав это, Ним подумал о том, что огромное строительство в Тунипа будет финансироваться за счет продажи ценных бумаг, включая новые акции по стоимости ниже номинальной, и тогда нынешние акции “ГСП энд Л” могут ослабеть и резко упасть в цене.
Такой ответ потребует сложных объяснений и в данных условиях прозвучит как пустая болтовня.
Ним также не был уверен, что казначей компании одобрит такое публично сделанное заявление. Поэтому он решил промолчать.
— Не обязательно, — повторил Бердсон. — Но рыночная цена этих акций может подскочить. Конечно же, вы это признаете?
Ним ответил кратко:
— На рынке акций всякое может произойти. Бердсон посмотрел на судью и театрально вздохнул.
— Я думаю, это лучший из ответов, который я мог ожидать от этого непоследовательного свидетеля, поэтому я сделаю заявление: акции, вероятно, подскочат в цене. — Он повернулся к Ниму. — Если это произойдет, будете ли вы заинтересованы в капиталовложениях в Тунипа? Вы станете спекулянтом?
Заявление было настолько абсурдным, что Ниму хотелось засмеяться. Лучшее, на что он мог надеяться, причем не скоро, так на то, что его акции будут стоить столько же, сколько и раньше.
Неожиданно Бердсон сказал:
— Поскольку вы, похоже, не горите желанием отвечать, я сформулирую вопрос по-другому. Если ценность акций “Голден стейт” возрастет из-за Тунипа, ваши акции также будут стоить дороже?
— Послушайте, — сказал Ним. — Я только… Член комиссии сердито оборвал его:
— Это простой вопрос, мистер Голдман. Просто отвечайте “да” или “нет”.
Готовый вспылить. Ним, однако, заметил, что Оскар О'Брайен подает ему сигнал легким покачиванием головы.
Ним знал, что это было напоминанием об инструкции быть спокойным и не поддаваться на провокации. Он ответил кратко:
— Да.
Бердсон объявил:
— Теперь, после этого признания, я бы хотел, господин председатель, чтобы стенограмма показала, что у этого свидетеля есть законная финансовая заинтересованность в исходе слушаемого дела и поэтому его показания должны рассматриваться соответствующим образом.
— Хорошо, вы просто запишите это сами, — сказал член комиссии с плохо скрываемым раздражением. — Почему бы нам не продолжить?
— Да, сэр! — Лидер “Энергии” затеребил рукой бороду, как бы раздумывая, затем повернулся к Ниму. — А теперь у меня есть несколько вопросов относительно того, как влияет “Тунипа” на коммунальные счета простых рабочих людей, которые…
Он все говорил и говорил. О том, что в основе проекта “Тунипа” лежит погоня компании за прибылью, и ничего более. О том, что от строительства в Тунипа потребители не получат ничего, кроме увеличения платы за электричество.
Ним сохранял внешнее спокойствие, но внутри у него все кипело от злости. В который уже раз серьезные проблемы предстоящего роста энергетических потребностей, поддержания жизненного уровня пытались утопить в пустой популистской болтовне! Но внимание к этой болтовне будет привлечено, это ясно по активности за столом для прессы.
Ним также отметил для себя, что двойная атака — клуба “Секвойя”, сосредоточившегося на вопросах окружающей среды, и движения “Энергия и свет для народа”, вцепившегося в вопрос о ценах, — получилась поверхностной, но эффективной. Ему было интересно, существовала ли связь между этими двумя группами.
Лаура Во Кармайкл и Дейви Бердсон стояли на разных интеллектуальных уровнях. Ним все еще уважал Лауру Бо, несмотря на разногласия, но он презирал Бердсона как обманщика. Во время короткого перерыва, после которого Бердсон намерен был продолжить свои вопросы, Оскар О'Брайен предупредил Нима:
— Ты еще не все прошел. После остальных свидетелей я снова приглашу тебя к свидетельскому месту, и, когда я закончу, остальные могут накинуться на тебя.
Ним поморщился, желая, чтобы его роль подошла к концу, радовался при мысли о том, что это произойдет уже скоро.
Лаура Бо Кармайкл была следующей на свидетельском месте. Несмотря на маленький рост и хрупкую фигурку, председатель клуба “Секвойя” заняла свидетельское кресло с видом почтенной дамы. На ней был строгий костюм из бежевого габардина, и, как обычно, ее седеющие волосы были коротко подстрижены. На ней не было ни украшений, ни драгоценностей. Ее голос при ответах на вопросы, заданные ей Родериком Притчеттом, звучал жестко.
— Мы слышали, как заявлялось в предыдущих свидетельских показаниях, миссис Кармайкл, — начал Притчетт, — что потребность в электроэнергии оправдывает строительство углеобрабатывающего завода в районе Тунипа. И вы так считаете?
— Нет.
— Не объясните ли вы членам комиссии ваши причины сопротивления этому строительству?
— Тунипа — одна из немногих, из очень немногих оставшихся нетронутыми природных сокровищниц в Калифорнии. Она изобилует богатствами природы — деревьями, растениями, цветами, ручьями, уникальными геологическими образованьями, животными, птицами и насекомыми, представляющими виды, которые уже везде вымерли.
Помимо всего прочего, эта местность необычайно красива. И разрушить эту красоту огромной уродливой, все загрязняющей электростанцией, к которой будет проложена новая железная дорога, сама по себе источник загрязнения, — кощунство с экологической точки зрения, гигантский шаг в прошлое столетие, богохульство против Бога и природы.
Лаура Бо говорила мягко, не повышая голоса, отчего ее заявление звучало еще более впечатляюще. Притчетт остановился перед следующим вопросом, давая ослабнуть магии ее голоса.
— Представитель “Голден стейт пауэр энд лайт” мистер Голдман, — сказал Притчетт, — уверил комиссию в том, что разрушение природы Тунипа будет минимальным. Не прокомментируете ли вы это?
— Я знаю мистера Голдмана несколько лет, — ответила Лаура Бо. — Он может даже искренне верить в то, что говорит. Но истина в другом: никто не может построить электростанцию в Тунипа без нанесения огромного, непоправимого вреда окружающей среде.
Секретарь клуба улыбнулся:
— Правильно ли я вас понял, миссис Кармайкл, что вы не доверяете компании “ГСП энд Л” и их обещаниям о “минимальных разрушениях”?
— Да, правильно, это обещание невыполнимо. — Лаура Бо сделала паузу. — В прошлом “Голден стейт пауэр энд лайт” и многие другие промышленные компании уже показали себя не заслуживающими доверия в области защиты окружающей среды. Когда им не мешали, они отравляли наши воздух и воду, расхищали наши леса, расточали полезные ископаемые, портили пейзаж. Теперь мы живем в другую эпоху и знаем об этих грехах, но они снова говорят: “Доверьтесь нам. Наше прошлое не повторится”. И я, и многие другие им не доверяем — ни в Тунипа, ни где бы то ни было.
Слушая Лауру, Ним подумал о том, что все сказанное ею можно оспорить с точки зрения логики фактов. Он верил, что “ГСП энд Л” и другие организации, подобные ей, учились на старых ошибках. В конце концов, бережное отношение к экологии — это сейчас хороший бизнес. Однако никакой здравомыслящий человек не сможет оспорить оценку, данную Лаурой прошлому.
Ним подумал, что Лаура во время своего краткого пребывания на свидетельском месте сделала еще что-то неуловимое, что подняло уровень дискуссии намного выше планки, установленной ограниченным Дейви Бердсоном с его рассчитанной на дешевый эффект игрой.
— Несколько минут назад, — сказал Притчетт Лауре, — вы заявили, что некоторые виды животного и растительного мира Тунипа вымерли во всех остальных местах. Не могли бы вы назвать их нам?
Председатель “Секвойи” кивнула.
— Я знаю о двух: о диком цветке — мытнике, и микроди-подопсе, известном как мышь-кенгуру.
“Вот где наши пути расходятся”, — подумал Ним. Он вспомнил свое возражение ей два месяца назад, за завтраком:
“Вы дадите мыши или мышам закрыть проект, который необходим миллионам людей?”
Очевидно, то же самое пришло в голову и Родерику Притчетту, потому что следующий его вопрос был:
— Не боитесь ли вы критики за два этих пункта — цветок и мышь? Не думаете ли вы, что люди скажут, что человек и его желания важнее?
— Я понимаю, что мне не избежать критики и даже, возможно, оскорблений, — ответила Лаура Бо. — Но ничего не изменит простой истины: уничтожение любого из видов животного или растительного мира безрассудно и безнравственно.
— Не объясните ли вы сказанное?
— Да. Здесь замешан принцип жизни и смерти, который постоянно и бездушно нарушается.
Современное в своем развитии — я имею в виду урбанизацию, промышленность, магистрали, нефтетрубопроводы и все остальное — уже нарушило равновесие природы, разрушило жизнь растений, водоразделы и плодородие почвы, вытеснило живых существ из их мест обитания или же привело их на массовую бойню, повлияло на процесс их роста, при этом забывалось, что малейшая частичка природы зависит от других таких частичек для продолжения жизни.