Вера не хотела в подвал, и она туда не попала. Не прошло и часа, как ее вернули в камеру, выдав ей в качестве награды миску густого супа с рыбой и гречкой. Варево показалось ей пресным. Несмотря на то, что в миску упало немало жгучих горьких слез.
Глава 33
Проверка на вшивость
Бондарь ненадолго выныривал из сна лишь для того, чтобы вновь провалиться в него, а в перерывах размышлял – чем еще заниматься в одиночной камере?
Мысли были невеселыми. Убеждать себя в том, что все обойдется, становилось с каждым днем труднее. Размышления в тюрьме не бывают оптимистическими.
Что с Верой? Что будет с ним, с Бондарем? Полковник Роднин, наверное, уже отказался от надежды увидеть их снова. Но Бондарь был по-прежнему жив…
Ведь каждому сотруднику спецслужб есть что рассказать, и каждого сотрудника можно заставить разговориться. Рано или поздно из пленника вытягивают правду. Пусть со скрипом, по крупицам, но постепенно показания становятся все более конкретными и подробными. Называются имена сотрудников и начальства, даются словесные портреты, адреса, раскрываются оперативные связи, осведомители, выкладываются планы секретных операций. Бондарь собирался продержаться до последнего, но знал, что конечный результат предрешен. Но какие именно сведения могут интересовать эстонских «борцов за свободу»? И почему они возятся с Бондарем так долго, не подвергая его допросам с пристрастием?
Щетина на его щеках и подбородке уже не кололась, становясь шелковистой на ощупь. Следовательно, Бондарь провел в плену не меньше четырех дней. Ему исправно давали воду, его обеспечили сносной пищей и парашей. К чему такие сложности? Бондарь собственноручно уничтожил восьмерых эстонских фашистов, так что не мог рассчитывать на снисхождение. Почему же с ним нянчатся? Может быть, рядовые исполнители дожидаются прибытия главного начальства?
На то, что его и Веру обменяют на какого-нибудь иностранного шпиона, Бондарь не рассчитывал. Их миссия была не просто секретной, а откровенно противозаконной, даже с точки зрения самого гуманного суда в мире. Особенно в свете того, что ликвидация профессора Виноградского непременно будет приписана супругам Спицыным. Выходит, как минимум два пожизненных срока каждому. Но это при официальном расследовании, которое вряд ли будет проведено. Скорее всего, Бондаря и Веру шлепнут в подвале, предварительно добившись от них письменных показаний.
«Лучше бы наоборот», – подумал он, принимаясь за гороховую кашу, поданную на ужин. Жевать эту размазню становилось все труднее и труднее. Ложка была тяжелой, словно ее отлили из свинца, а не из алюминия. Миска вываливалась из рук. Запоздало сообразив, что в пищу подмешана какая-то гадость, Бондарь погрузился во тьму, такую же вязкую, как гороховая каша, которую он так и не доел…
А очнулся совсем в другом месте, в другое время.
Он находился в светлой комнате, обставленной как лазарет. Было непривычно светло и чисто. Пошевелившись, Бондарь обнаружил, что лежит на настоящей койке, заботливо укрытый одеялом. Повернув голову, он увидел троих мужчин, терпеливо дожидавшихся его пробуждения. Вооруженные автоматами Кроманьонец и Кощей подпирали стену по обе стороны от двери, а на стуле сидел незнакомый седобородый гном, похожий на уменьшенного вдвое Карла Маркса. Полному портретному сходству мешали сверкающие круглые очки. Заметив, что Бондарь проснулся, он удовлетворенно хмыкнул, спрятал шприц в кейс, стоящий у него на коленях, и сказал:
– Пациент в норме и в моих дальнейших услугах пока не нуждается.
– Где я? – хрипло спросил Бондарь, не вполне понимая, слышит ли он собственный голос или чей-то чужой.
Гном смерил его насмешливым взглядом и молча покинул помещение, прихрамывая на левую ногу.
– Вставай, – сказал Кощей. – Одежда на стуле.
Бондарь приподнялся и с изумлением обнаружил, что он совершенно голый. Тело было чистым и пахло душистым мылом. Проведя рукой по лицу, Бондарь не наткнулся на привычную щетину. Следовательно, пока он находился в отключке, его не только искупали, но и побрили. Не хватало только чистого белья, в котором поведут на казнь.
Впрочем, оно под рукой имелось. Как и стираная одежда с чужого плеча – грубый свитер, просторные джинсы, армейские ботинки без шнурков.
– Я хочу курить, – нахально заявил Бондарь, одеваясь под бдительным присмотром стражников.
– А как насчет чашечки кофе? – глумливо поинтересовался Кроманьонец.
– Залей его себе в задницу. Через воронку.
Оскорбленный охранник замахнулся прикладом автомата, но был остановлен старшим по званию. По каким-то причинам Кощей не желал допустить, чтобы наружность пленника была подпорчена. Выходит, Бондарь был нужен здесь чистым, гладко выбритым и благопристойным с виду. Кому? Для чего? Это должно было выясниться в самое ближайшее время.
– Вперед, – приказал Кощей, поведя стволом «шмайсера» в направлении двери.
Переступив порог, Бондарь очутился в сводчатом коридоре, вымощенном каменными плитами. На стенах угадывались следы копоти от чадивших тут некогда факелов, но освещение было современным – плафоны дневного света, назойливо гудящие под потолком. Миновав несколько дверей, охранники втолкнули Бондаря в очередную комнату.
Непропорционально высокая, длинная и узкая, она заканчивалась оконцем с решеткой. Застеклили его сравнительно недавно, но Бондарь подозревал, что из этого самого окна когда-то можно было увидеть рыцарей в латах, иезуитов с тонзурами и прочий средневековый люд, шляющийся по монастырскому двору. А вот персонаж, сидящий перед Бондарем, явился прямиком из более поздней эпохи – эпохи великого Рейха.
Это был широкоплечий мужчина лет пятидесяти, с мощным подбородком, красноватым лицом и щеткой светлых волос на голове.
Он носил щеголеватую черную форму с эмблемой «мертвой головы» на правой петлице. Левая петлица была помечена эсэсовскими рунами. Знаки отличия на погонах отсутствовали, зато имелась нарукавная повязка со свастикой.
Нарядившийся подобным образом человек странно смотрелся за канцелярским столом из светлого дерева. Судя по инвентарному номеру, сей предмет мебели перекочевал в замок из какой-то государственной конторы, упраздненной после развала Советского Союза.
Не дожидаясь приглашения, Бондарь опустился на одинокий стул посреди комнаты. Охранники застыли за его спиной, как истуканы.
Смерив пленника холодным взглядом, мужчина, демонстрируя отличное владение русским языком, осведомился:
– Как дела, Евгений Николаевич?
«Ага, они до сих пор не знают моей настоящей фамилии», – решил Бондарь.
– Неплохо, – ответил он светским тоном, – только голова немного побаливает. Сказывается недостаток свежего воздуха.
Мужчина улыбнулся:
– Можем организовать вам прогулку прямо сейчас. Расстреляем под открытым небом, вот и не будет больше головной боли.
– Наконец-то, – пожал плечами Бондарь.
– Вы хотите умереть? – удивился мужчина.
– Для меня это самый простой выход из создавшейся ситуации. Почти безболезненный.
* * *
Из дальнейшего рассказа разоткровенничавшегося штурмшарфюрера Вейдеманна Бондарь узнал, что основатели «Лиги» давно планировали захват русских агентов. Достичь цели им помог один из высоких чинов службы безопасности Эстонии. Каповец негласно состоял в рядах «борцов за свободу» и держал соратников в курсе всего, что происходило в доме Виноградского. Это по его инициативе было снято наблюдение за гостями в тот роковой вечер, когда погиб профессор. Самонадеянная Ингрид полагала, будто ей оказали доверие, но в действительности руководитель операции расчистил дорогу тем, кто похитил Веру.
Заключение прозвучало неожиданно:
– Вот так-то, капитан Бондарь, – отчеканил Вейдеманн, с наслаждением выговаривая каждый слог звания и фамилии своего пленника.
Бондарь окаменел. Отпираться дальше было бессмысленно. Вера заговорила и вряд ли ограничилась тем, что выдала фамилию напарника.
– Удивлены? – спросил Вейдеманн, растягивая удовольствие, как гурман, смакующий любимое блюдо.
Бондарю не хотелось тешить его самолюбие.
– Нисколько, – ответил он.
– Нам многое известно, – похвастался Вейдеманн, внимательно наблюдая за выражением его лица. – Вплоть до способа полового сношения, который вы предпочитаете. Ваша подружка не страдает излишней скромностью.
– Я тоже, – сказал Бондарь. – Дайте закурить.
– Предпочитаю сигаретам хорошую пищу.
– И непринужденную беседу с приятным собеседником.
– У вас есть чувство юмора, – помрачнел Вейдеманн, – но отсутствует инстинкт самосохранения. Вы даже не поинтересовались, что нам от вас нужно.
– Считайте, что поинтересовался, – заверил его Бондарь. – Если вы рассчитываете получить за нас выкуп, то вас ждет разочарование. Мы не дети олигархов.
